подошли к мужичку, мирно сидевшему в уголке, о чем-то с ним поговорили, и все вместе вышли из здания.
Самое удивительное, по наблюдениям Игната, состояло в том, что Кашин был совершенно спокоен.
Наверное, потому что ни кокошника, ни камней при нем не оказалось.
Сидя в машине рядом с Серовым, Игнат размышлял о том, куда Юрка мог деть кокошник. Ну а в том, что именно Кашин сорвал его с Котиной головы, он не сомневался. Достаточно было просто посмотреть ему в лицо. И как он раньше не замечал, что у добродушного румяного паренька волчьи глаза?
Ком событий, не поддающихся анализу
Остаток ночи Черный провел в отделении, куда привезли Кашина. Присутствовать на допросе ему не разрешили, и Игнат порядком устал, изнывая от неизвестности, в маленьком и насквозь провонявшем сигаретами кабинетике Дениса. Ни пить, ни есть ему не хотелось, хотя, уходя, Денис предложил пользоваться всем свои богатством: пакетиками с чаем, сахаром, двумя засохшими плюшками с маком и сухарями с истекшим сроком годности. Предложение было заманчивым, но у Игната кусок не лез в горло.
Зато появилось время для звонков. Вот только звонить кому надо или кому хочется?
Игнат уже было набрал Котин номер, но, подумав, сбросил.
Не надо нервировать человека, ведь кокошника так и не нашли.
Наконец вернулся Серов, но принесенные им новости были неутешительными.
Кашин оказался крепким орешком и ни в чем сознаваться не собирался. Денис был удивлен. Он ожидал, что проблем с чистосердечным признанием не будет, а тут на́ тебе.
– А как он объяснил, почему внезапно уехал? Не предупредил начальство, заявление за свой счет не написал.
– Утверждает, что предупредил сменщика и просил его заменить, а тот, дурак, запамятовал.
– А сменщик тот, наверное, Генка Гусь?
– Так точно. Про больницу говорит: да, мол, навещал родственницу, и что? Одежда на нем другая. Остается надеяться, что его Котя опознает.
– А если не опознает? Отпустишь?
– Сам не хочу, а что делать? Предъявить ему пока нечего. Нужно понять, где он мог кокошник оставить. Не в камере же хранения.
– А вдруг?
– Да проверили мы. И в Бологом, и в Питере.
– У него времени не было организовать такое хранение, чтобы найти не могли, понимаешь? Всего несколько часов прошло. К тому же он не готовился специально, значит, кокошник где-то рядом.
– Где? Кашин сам не скажет, даже если его прессовать начнут. Есть у нас и по этому делу мастера, да только повода пока нет. Доказать ничего нельзя.
– Поэтому и бить не за что? – криво усмехнулся Черный.
– А ты как думал? У нас тут не беспредел! Выбивают признание на то, что уже известно. А у него и выбивать пока не знаем что.
– Это он.
– Сам знаю, – с досадой произнес Серов, – но зацепки ни одной.
У Дениса на груди что-то запульсировало и забилось.
– Черт! Телефон дурацкий! Колотится как припадочный, когда на беззвучку ставишь, – пробурчал тот, доставая из внутреннего кармана смартфон. – Слушаю. Добрый вечер, Леня. А мы вас вспоминаем как раз. Чего это, думаем, не звонит. Так. Так. Понял. Леня, сочтемся.
Он вскинул глаза на замершего в ожидании Черного.
– Поехали.
– Куда?
– За кокошником.
Игнат даже рот от удивления открыть не успел, а Серов уже выскочил из кабинета.
До дома, который назвал им Леня, где проживал нужный им человек, они доехали за полтора часа. Несмотря на неприлично ранний час, в окнах на втором этаже горел свет.
– Не спит, старый хрыч. И правильно делает, – пробормотал Денис, поднимаясь в квартиру ушедшего на покой вора, известного в миру под именем Соломона Зильберминча, а в более узких кругах под кличкой Носатый.
Нос у Соломона в самом деле был примечательный, но сейчас никто не собирался его рассматривать. Им нужен был только кокошник и имя того, кто оставил раритет у Носатого.
Соломон вынес кокошник, закутанный в целлофановый пакет, и сунул Серову в руки.
– Говорил я ему, паскуднику паршивому, что не надо было с такой вещью связываться, так нет! Жадность заела! А с меня спроса нет. Я взял, я отдал. Так ведь? Он ведь что сказал? Подержи, мол, у себя с недельку. Вернусь, заберу.
– Так ты вещицу на хранение взял?
– А то зачем же? – искренне удивился Носатый. – Мне она без надобности.
– А зачем ты тогда Саньке Бурому звонил? Просил покупателя найти на старинные камешки, – задушевно поинтересовался Серов.
Соломон почесал в затылке и вздохнул.
– Привычка сработала.
– Привычка – вещь опасная, Соломон. От плохих привычек надо отвыкать. Работать над собой.
– Так ведь… паскудник этот…
– А как паскудника-то зовут, Соломон?
– Так Юркой Кашиным! Как еще! Жил тут мальчонкой с теткой. Вот и пришел по старой памяти.
Денис с Игнатом переглянулись. Есть все же Бог на небе.
Обратно в отдел машина летела как на крыльях.
После того как Кашину предъявили кокошник, доверительное общение с ним стало налаживаться, и Игнат наконец был к нему допущен.
На правах немого наблюдателя.
Деня же был в роли хозяина положения и исполнял ее с огоньком.
– Да это не Генка, а я. Я сигнализацию отключил, а Гусем прикрылся на всякий случай.
– Кто-нибудь помогал Голубович с кокошником?
– Старикан один пафосный. Фамилия у него такая чудная.
Игнат напрягся. Обуховский? Вроде не старый. Или он кого-то другого имеет в виду?
– Брюс! Точно! – щелкнул пальцами Юра. – Я все хотел его Брюс Ли назвать. Для хохмы.
Все-таки Брюс. Да, он, пожалуй, в камешках лучше Обуховского разбирается. Наверное, и маржу свою получить собирался. Не успел только.
– Так это его идея была?
– Почем я знаю, чья идея. Но мне известно, что Голубович попросила его оценить вещицу. Мол, настоящая или сувенир.
– Откуда узнал?
– Слышал разговорчик в ее кабинете. Случайно, так сказать.
– В помощники сам себя предложил?
– Почти. Она как бы между прочим разговор завела. Я сразу сообразил, о чем речь, ну и…
– Сообразительный ты, Юра.
– А что такого, гражданин капитан? В этом деле я ни при чем.
– Ты пособник и соучастник, а это тоже на срок тянет, и немалый.
– Знал я, что эта Раиса дура! Ничего толком сделать не может!
– Не повезло тебе, Юра. Ни с Раисой, ни с кокошником.
– И не говорите! Даже Соломон, старый пердун, и тот стукачом оказался! А ведь обещал прикрыть в случае чего.
– Что ты собирался с кокошником делать?
Кашин пожал плечами. Он был совершенно спокоен, и Игнат только диву давался. А каким валенком казался! Даже глуповатым. Он на этого Юру вообще внимания
