за действительное: Марат отравлен, и есть несколько вариантов как. После чего представил подручного Леонида Борисовича — Петра, вора: «Вот этот человек на стоп-кадре исполняет разные грязные поручения, и он — большой ловкач! Незаметно подсыпать яд в стоящий без присмотра стакан Марата для него — сущий пустяк! И у меня имеется запись момента, когда он вполне мог это сделать. Повторяю — МОГ! Пока я не утверждаю, что он это сделал!»
Повторял я в основном для Леонида Борисовича, который решил сразу же начать защищаться и собирался гневно отвергнуть этот факт. Но «факта» я не привёл, а опровергать «возможность» незачем, на что я ему и указал: «Леонид Борисович! Я обещаю позже дать вам слово, если будете настаивать. Но пока, заметьте, я в смерти Марата вас лично не обвинил ни разу — только предположения о потенциальной возможности, в силу имеющегося бесспорного мотива. Так что давайте я продолжу, тем более далеко не вы один на подозрении…»
После столь сильной фразы, да сказанной соответствующим тоном, положено обводить пронзительным взглядом всех остальных подозреваемых, что я и сделал, — все молчали и отводили глаза. Но это всё дань театральной условности — я не выбирал спонтанно следующую «жертву», у меня имелся чёткий план: «На самом деле каждый из вас мог это сделать, да и все имели поводы хотеть Марату смерти. Имелись основания её желать, например, у тебя… Марго!»
Маргарита выпучила на меня глаза: почему я?!! Даже промямлила что-то на эту тему, но опомниться я ей не дал: «Отношения ваши остыли уже давно, и ты была для Марата устаревший актив, который дорого обходится в содержании, но толку от него всё меньше и меньше. Ты прекрасно понимаешь, откуда я всё это знаю, а остальным поясню: мало того, что я с Маргаритой, уже вдовой, спал не один раз, так и это под мою диктовку она написала заявление в полицию с обвинением сестры в убийстве Марата».
Теперь похожие глаза сделала Диана, ну, насколько это возможно в силу её узкого разреза глаз. Марго же даже смутилась, чуть ли не покраснела слегонца, как «порядочная девушка», но быстро пришла в себя и мне высказала в своём стиле: «Ах ты, козлище конченый! То есть ты меня трахал, чтобы нужное тебе выведать! Это я-то думала, что круто тебя на себя ишачить заставила, а ты, оказывается, мною просто пользовался! Да чтобы у тебя член отсох!!!»
Маргарита не удивила реакцией и даже не рыпнулась уйти — понимала, что сама крайне заинтересована в исходе своего липового дела, а я и ещё ей добавил: «Этого не дождёшься, но и тебя больше не хочется, даже „по работе“ если. И во многом от того, что многое на тебя указывает. А главное то, что экспертизой был обнаружен самый популярный на все времена и народы яд жён — стрихнин. Который подложить в приготовленное тобой харчо можно легко — ты же сама рассказывала, что он ел перед походом в театр. Идеальный супчик для этого!»
Стрихнин там и вправду присутствовал, опять же вроде как, но в дозе минимальной, и, как Догонин пояснил, скорее всего, содержался в каких-то принимаемых препаратах. Аргумент слабенький, но эффектный, и на Марго он произвёл впечатление. Впрочем, ненадолго она замолчала, а доказывать свою невиновность стала уже с истеричными нотками в голосе: «Что за бред!!! Какой, в жопу, стрихнин!!! Чуть ли не через раз я харчо готовила — любил он его просто! И жила я с ним и жила, и ещё сто лет прожила бы — обо всём мы уже договорились, так на какой хрен мне его убивать!!! Явно же первым делом подозрение на меня падёт, я что, дура, что ли, не понимаю этого!!!»
Вдова запаниковала, я же решил свой главный козырь пока припасти, а пройтись по косвенным доказательствам: «Ну, дура не дура, я тебе оставлю решать, а вот остальным расскажу, что Диану мочить ты мне на полном серьё-зе предлагала. Когда выяснилось, что тебе от наследства лишь кукиш без масла обламывается. То есть заведомо становиться главной подозреваемой — не дура ли? Ну да ладно, это ты наверняка скажешь, что в состоянии аффекта такое на тебя нашло, но вот зачем ты после того, как мужа подозрительным супом накормила, поехала за ним следить и его фотографировать многократно — это уже вопрос для умных. Логичен ответ — чтобы убедиться в действии подсыпанного яда. Наверняка так же и судья решит, да и у присяжных сомнений не будет, если дело дойдёт…»
На этом Маргарите поплохело — от судьи и присяжных. Спала она прилично с лица, но удар выдержала, хотя внятного ничего ответить не смогла, а опять стала апеллировать к былой стабильности их союза, базирующегося на каких-то там договорённостях. И тут пришло время особо весомого обстоятельства: «Я понимаю, о чём это ты — ничего не предвещало никаких изменений, чего это я вдруг решила свой кошелёк отравить? Так вот, есть, оказывается, „чего вдруг“ — на развод Марат за несколько дней до смерти подал. Вот заявление из суда…»
Я вывел на экран скан рукописного заявления её мужа и внимательно за Марго следил, пока она его глазами торопливо пробегала: либо хорошо играет, в чём я сомневался, либо правда — первый раз видит. Ну а прочтя, запечалилась вдова, остальные же подозреваемые своим видом, очевидно, не проявляли сочувствия. А Яков даже не смог сдержаться и оскалился — подал, значит, Маратик на развод, как и обещал! Зацепившись же взглядом за эту улыбочку, я оставил раздавленную вновь возникшими отягчающими обстоятельствами Маргариту и переключился на следующего подозреваемого.
«Яша, а вот ты-то зря так радуешься, и я хочу как раз тебя всем и представить, кто не знает: Яков Маркевич, первый сексуальный партнёр-мужчина нашего покойного! Единственный ли — непонятно… Он же его стилист, визажист, косметолог и… драгдилер!» Яшина гаденькая ухмылочка в начале представления публике в конце скукожилась до отвратительной гримасы, а взоры присутствующих обратились к нему, сквозя презрением разной степени. Яков попытался сползти под стол, и это я ещё не сказал главного! Но убили Марата не ЛГБТ-пристрастия и наркотики, о чём я всем собравшимся поведал, додержав паузу: «Впрочем, все эти ипостаси Якова к делу имеют лишь опосредованное отношение, так как не упомянул я ещё одну его „профессию“. Даже не знаю, как её назвать
