Ознакомительная версия.
— Как ты можешь придавать такое значение тому, что говорят люди? — добивалась Керстин во время вчерашней ссоры.
Марит плакала, как и всегда во время стычек. И гнев Керстин, как обычно, только нарастал — слезы действовали как своего рода горючее для злости, примостившейся за стеной, которую возвела тайна. Керстин ненавидела то, что ей приходится заставлять Марит плакать, что окружающий мир и обстоятельства вынуждают ее ранить самого любимого человека на свете.
— Представь, каково придется Софи, если все выйдет наружу!
— Софи куда сильнее, чем ты думаешь! Нечего прикрывать ею собственную трусость!
— Какая же, по-твоему, требуется сила, когда тебе пятнадцать лет, а тебя дразнят тем, что твоя мать лесбиянка? Ты хоть понимаешь, какой ад у нее начнется в школе? Я не могу ее так подставить! — Лицо Марит скривилось, превратившись от слез в уродливую маску.
— Неужели ты и вправду думаешь, что Софи до сих пор ничего не поняла? Неужели ты действительно считаешь, что нам удается провести ее тем, что ты переезжаешь в гостиную на те недели, когда она живет у нас и мы разыгрываем перед ней какой-то спектакль? Послушай, Софи давным-давно в курсе! И будь я на ее месте, я бы больше стыдилась мамаши, которая готова жить в этом проклятом вранье только ради того, чтобы «люди» не стали говорить! Вот чего я бы стыдилась!
К этому времени Керстин кричала уже так громко, что сама слышала, как у нее срывается голос. Марит смотрела на нее с обиженным выражением лица, которое Керстин с годами научилась ненавидеть, по опыту зная, что последует дальше. И действительно, Марит вскочила из-за стола и, всхлипывая, надела куртку.
— Ну и отправляйся к черту! Ты же всякий раз сбегаешь! Вали! И на этот раз можешь не возвращаться!
Когда дверь за Марит захлопнулась, Керстин опустилась за кухонный стол. Она глубоко и тяжело дышала, словно после бега. В каком-то смысле так оно и было — после погони за жизнью, о которой она для них мечтала, но которая из-за трусости Марит оказывалась недостижимой. И впервые Керстин произнесла последние слова на полном серьезе. Что-то изнутри подсказывало, что ее терпение на исходе.
Однако утром следующего дня это чувство сменилось глубокой и мучительной тревогой. Она не спала всю ночь. Ждала, что дверь откроется, надеялась услышать звук знакомых шагов, мечтала обнять, утешить и попросить прощения. Но Марит домой не вернулась. Ключей от машины на месте не было — это Керстин проверила еще ночью. Куда она, черт возьми, подевалась? Что-то случилось? Может, поехала домой, к бывшему мужу — отцу Софи? Или взяла и рванула к матери в Осло?
Дрожащей рукой Керстин подняла трубку, чтобы начать всех обзванивать.
— Какое, вы полагаете, значение это будет иметь для развития туристической отрасли в регионе Танума? — Репортер из местной газеты стоял с ручкой и блокнотом наготове, собираясь записывать ответы.
— Колоссальное. Просто-напросто колоссальное. В течение пяти недель по телевидению отсюда, из Танумсхеде, будут ежедневно передаваться получасовые серии — такого маркетинга наш край еще не видывал! — Эрлинг довольно улыбался.
В ожидании автобуса с участниками перед зданием старого краевого клуба собралось много народа — в основном тинейджеры, которые едва могли стоять спокойно, сгорая от нетерпения наконец увидеть своих идолов живьем.
— А не может ли получиться обратный эффект? Я хочу сказать, что в прошлые сезоны все это вылилось скорее в драки, секс и пьянство, а такое ведь едва ли может служить рекламой и приманкой для туристов?
Эрлинг взглянул на репортера с некоторым раздражением. Почему людям вечно надо выискивать всякую грязь? Он уже получил свою порцию от чиновников, а теперь еще местная пресса начинает гундосить на ту же тему.
— Да, но вы, вероятно, слышали выражение «черный пиар — тоже пиар». По правде говоря, ведь Танумсхеде влачит довольно жалкое существование — в масштабах страны. Теперь же благодаря шоу «Покажи мне Танум» все изменится.
— Разумеется, — начал репортер, но Эрлинг, уже теряющий терпение, не дал ему договорить.
— Для дальнейших комментариев у меня сейчас, к сожалению, нет времени, я должен приветствовать гостей. — Он развернулся и направился в сторону как раз подъехавшего автобуса.
Молодежь в нетерпении столпилась перед дверью, с горящими взорами ожидая, пока она откроется. Эрлингу было достаточно взглянуть на них, чтобы утвердиться во мнении, что его краю именно этого и недоставало. Теперь Танумсхеде наверняка получит широкую известность.
Когда дверь автобуса с шипением отъехала в сторону, первым из нее вышел мужчина лет сорока. Разочарованные взгляды тинейджеров свидетельствовали о том, что он не из числа участников. Эрлинг не смотрел ни одного реалити-шоу, а потому не имел ни малейшего представления, кого или чего ему следовало ждать.
— Эрлинг В. Ларсон, — представился он и протянул руку, одновременно включая самую обаятельную улыбку. Фотоаппараты защелкали.
— Фредрик Рен, — ответил мужчина, хватаясь за протянутую ладонь. — Мы общались по телефону. Я продюсер этого цирка. — Теперь они улыбались уже оба.
— Добро пожаловать в Танумсхеде! Я хочу от имени края сказать, что мы очень счастливы и горды тем, что принимаем вас у себя, и надеемся на очень увлекательный сезон.
— Большое спасибо. Да, у нас немалые надежды. После двух успешных сезонов мы чувствуем себя очень уверенно, мы знаем, что это перспективный формат, и надеемся на плодотворное сотрудничество. Однако думаю, нам не следует дольше томить молодежь, — сказал Фредрик, улыбаясь разгоряченной публике широкой и белоснежной улыбкой. — Вот они. Действующие лица шоу «Покажи мне Танум»: Барби из «Большого Брата», Йонна — «Большой Брат», Калле — «Робинзон», Тина — «Бар», Уффе — «Робинзон» и последний по очереди, но не по значению Мехмет из «Фермы».
Участники стали один за другим выскакивать из автобуса, и началась истерия. Люди кричали, показывали пальцами и пробивались вперед, чтобы прикоснуться к ним или попросить автограф. Операторы уже полностью включились в работу и усердно снимали. Эрлинг с удовлетворением, но несколько озадаченно наблюдал за восторженной реакцией, которую вызвало прибытие участников, невольно задумавшись над тем, что же представляет собой нынешняя молодежь. Почему это сборище сопляков и оборванцев вызывает такой ажиотаж? Впрочем, ему незачем в этом разбираться, главное — максимально использовать внимание, которое программа привлечет к Танумсхеде. Если потом, когда успех станет фактом, он предстанет великим благодетелем края, то это, разумеется, будет приятным побочным эффектом.
— Ну-ну, пора заканчивать. Вам еще представится много возможностей пообщаться с участниками — они ведь проведут здесь пять недель. — Фредрик принялся разгонять по-прежнему толпившуюся вокруг автобуса молодежь. — Участникам надо дать время устроиться и немного отдохнуть. Но вы ведь включите телевизор на следующей неделе? Понедельник, девятнадцать ноль-ноль, тогда все и начнется! — Он поднял вверх оба больших пальца и выдал еще одну неестественную улыбку.
Молодежь стала неохотно расходиться: большинство — по направлению к школе, а небольшая компания явно посчитала это прекрасным поводом наплевать на занятия и двинулась в сторону местного супермаркета.
— Ну, начало явно предвещает успех, — сказал Фредрик, приобняв за плечи Барби и Йонну. — Что скажете, детки, вы готовы к старту?
— Абсолютно, — отозвалась Барби, сверкнув глазами. Шумиха всегда подбрасывала ей адреналина, и она даже немного подпрыгивала.
— А ты, Йонна, как себя ощущаешь?
— Нормально, — пробормотала та. — Хорошо бы все-таки распаковать вещи.
— Это мы сейчас устроим, деточка, — пообещал Фредрик, еще сильнее сжав ее плечо. — Главное, знаешь ли, чтобы вы себя хорошо чувствовали. — Он обратился к Эрлингу: — Жилье готово?
— Ну разумеется. — Эрлинг указал на довольно старое красное здание всего в пятидесяти метрах от того места, где они находились. — Они будут жить в краевом клубе. Мы установили там кровати и все такое, и думаю, вам там понравится.
— Наплевать, главное, чтоб выпивка имелась, а спать, блин, можно где угодно, — высказался Мехмет, и за его комментарием последовали фырканье и согласные кивки остальных. Бесплатное спиртное ставилось условием их участия в программе. Помимо этого, все возможности для секса, к которому располагала их популярность.
— Успокойся, Мехмет, — с улыбкой сказал Фредрик. — У нас имеется основательный бар на все вкусы. Кроме того, пара ящиков пива, а если закончится, подвезут еще. Ты же знаешь, что мы о вас заботимся.
Он уже намеревался на этот раз обнять за плечи Мехмета и Уффе, но те увернулись. Они почти сразу наделили продюсера определением «отъявленный гомосек» и не имели ни малейшего желания нежничать с гомиком, пусть зарубит себе на носу. Правда, им следовало проявлять осторожность — с продюсером, как советовали участники предыдущих сезонов, надо быть в хороших отношениях. От него зависело, кто получит больше эфирного времени, а кто меньше, а засчитывалось только время, проведенное на экране. Будешь ты там блевать, или писать на пол, или оскандалишься каким-нибудь другим способом — никакого значения не имело.
Ознакомительная версия.
