Ознакомительная версия.
Как и комната, Терри была когда-то красивой, и, как комната, больше она красивой не была. За ночь под тяжестью тела шея удлинилась и стала как у представительниц какого-то африканского племени, которые специально надевают на шею металлические обручи. Кроме того, от врезавшегося поводка, перетянувшего шею, лицо раздулось и почернело. Из раскрытого рта высовывался распухший язык, как будто Терри, даже умирая, пыталась нас уязвить. Глаза, испещренные багровыми прожилками, вылезли из орбит и смотрели на нас.
Нев ахнул:
— Господи! Она повесилась!
Тогда у меня не было никаких оснований полагать, что он не прав. Рядом с трупом валялся опрокинутый полуразвалившийся стул. Я представила, как она забирается на него, надевает на голову петлю и спрыгивает с сиденья…
Видимо, ее постигла мучительная смерть. В старые времена палачи умели так завязывать петлю, чтобы у повешенных сразу ломались шейные позвонки. Ну а Терри умерла от удушья — причем задохнулась она не сразу. А стул оттолкнула случайно, когда болтала ногами. Наверное, поняла, что ее ждет на самом деле, раздумала кончать с собой и захотела снова ощутить опору под ногами. Может быть, она пыталась ослабить петлю и слезть. Она бы наверняка поумнела, если бы выжила, пусть даже и со шрамами на шее.
Наверное, в подобном положении многие самоубийцы решают все вернуть. Не Терри первой пришла в голову такая мысль. Видимо, оказалось, что вернуть все назад не так просто. Со смертью не шутят. Ее следует принимать всерьез. Так что, независимо от того, передумала она в конце концов или нет, все вышло как вышло.
Вот так мы получили труп — и вместе с ним кучу неприятностей.
Невозможно было заранее предугадать, сколько всего ожидает нас после нашего жуткого открытия. Но я сознавала, что власти обратят на нас самое пристальное внимание. Моим товарищам было не до предвидения будущего; они никак не могли отделаться от ужасной картины висящего под потолком тела. Нев выбежал вон; вскоре мы услышали, как его тошнит в уборной. Оказалось, что раньше он никогда не видел покойников. Я-то видела, и все равно смотреть на мертвую Терри мне было нелегко.
Фитиль наконец оставил в покое пса и вошел в комнату. Он не упал в обморок, но побледнел больше обыкновенного. Выражение лица у него всегда было измученное; теперь он, должно быть, напоминал ту белую крысу, которую он когда-то держал в качестве домашнего любимца.
— Давайте уйдем отсюда! — сразу взмолился он, вытирая обильно вспотевший лоб. Он буквально источал запах страха — словно затравленный зверь. — Давайте не будем тратить времени даром. Соберем наши пожитки — и ходу!
— Не будь идиотом! — посоветовала я. — Властям все о нас известно: и имена, и все остальное. Нас быстро найдут.
— Ну зачем она так? — спросил Фитиль. — Неужели из-за выселения? А знаете что? — Глаза у него заблестели. — Так мы и скажем тому козлу из муниципалитета! Мы скажем, что он ее довел!
— Фитиль, заткнись! — приказала я.
Мне нужно было подумать. Похоже, никто, кроме меня, не был сейчас способен мыслить здраво. Как обычно, самое трудное взвалили на меня. Фитиль, поддавшись слепому страху, собрался бежать неизвестно куда, а Нева все время тошнит. Вот и все, на что они способны! Иногда Нев и Фитиль кажутся мне парочкой младенцев; о них точно так же нужно было все время заботиться. Каждые пять минут думать за них и волноваться, где они и чем заняты.
Вернулся Нев; вид у него по-прежнему был болезненный, но он старался взять себя в руки.
— Разве не нужно… снять ее? — едва слышно спросил он. Голос его сорвался на предпоследнем слове. — Нельзя же оставлять ее вот так… висеть. Это неприлично!
С одной стороны, он, конечно, был прав. Висящая Терри в самом деле выглядела неприлично. Но мы не имели права трогать ее. Мы не должны были ни к чему прикасаться. Я постаралась как можно популярнее растолковать это им обоим.
Услышав мои слова, Фитиль явно испытал облегчение. Уж он-то совершенно не желал прикасаться к Терри. Зато Нев неожиданно разволновался.
— Нельзя оставлять ее там болтаться! — Голос у него стал громким и каким-то механическим, как будто шел из компьютера. Да, он произносил звуки, которые складывались в слова, и все равно казалось, будто их говорит не человек.
Неожиданно он метнулся к Терри; я не успела его остановить, как он схватил ее за ноги. Не знаю, что ему померещилось. Может быть, вообразил, будто сумеет стянуть ее без посторонней помощи. Но почти в тот же миг, как он коснулся ее, попятился назад с придушенным криком:
— Она совсем твердая…
Труп, пришедший в движение после его неуклюжего рывка, начал медленно вращаться на поводке, словно жутковатая скульптура-мобайл, свисающая с потолка. Я осторожно осмотрела крепление для люстры, на котором повесилась Терри. Мне показалось, что долго оно не продержится. Поразительно, что выдерживало до сих пор. Теперь в любой миг, особенно после того, как тело пришло в движение, оно с грохотом рухнет на пол и без нашей помощи. И если тело рухнет, нас ждут еще более серьезные неприятности.
А если Нев прав? Его слова навели меня на некоторые мысли. Я точно не знала всех признаков трупного окоченения, зато помнила, что до его наступления должно пройти двенадцать часов, и продолжается оно еще двенадцать, а потом постепенно проходит, в зависимости от разных факторов. Раз Терри сейчас, как сказал Нев, «совсем твердая», значит, смерть наступила вчера во второй половине дня. Надо сейчас же звать полицию, иначе придется объяснять причину отсрочки.
Нев был не в том состоянии, чтобы спорить, и покорно кивнул.
— А я говорю, надо делать ноги! — возразил Фитиль, которого мои доводы не убедили.
Представителей закона он не любил. Да и они его не очень-то жаловали. Пес задрал морду к потолку и завыл, словно соглашаясь со своим хозяином.
— Вот, слышите? — Фитиль ткнул пальцем в собаку. — Она… Терри его не любила… Прямо терпеть не могла. Вечно жаловалась, что у него блохи. А у него никаких блох нет. И все равно он оплакивает ее, видите? Звери лучше людей, я так считаю. Они порядочнее.
— Порядочность, — желчно возразила я, — требует, чтобы мы вызвали полицию!
Мы могли бы спорить до скончания века, но все решилось за нас. Снизу послышались голоса.
Вдруг испугавшись, мы переглянулись. Я проворно сбежала вниз, и… можете мне поверить? Вернулся тот кудрявый тип из муниципалитета. Он привел с собой подкрепление в виде своего сослуживца — обильно потеющего толстяка со злорадной ухмылкой на физиономии.
— Мы пришли проверить, готовитесь ли вы к выселению, — сказал первый, — и напомнить вам о сегодняшнем судебном заседании.
О суде-то я совсем позабыла! Впрочем, теперь все разбирательства утратили смысл. Сейчас представители местных властей были нужны нам меньше всего. Я лихорадочно соображала, как бы от них избавиться.
— Сюда нельзя! — выпалила я. — То есть… ну да, конечно, в суд мы непременно придем. Просто сейчас мы как раз готовимся съехать, так что вы не можете войти… сейчас нельзя.
Чиновник поднялся на площадку, где стояла я, и мрачно воззрился на меня.
— Вас, кажется, зовут Фран? И вы здесь за главную? Просто вы всегда говорите от имени остальных.
Я вздохнула, вспомнив, что в том же самом меня обвиняла Терри.
Ну да, я всегда говорю от имени остальных, потому что, если позволить остальным болтать, что им в голову взбредет, они все портят… Мысли у меня в голове скакали галопом; я придумывала, что бы такого сказать правильного, как бы получше объясниться.
— У нас тут кое-что случилось. Наша приятельница… с ней произошел несчастный случай. Мы должны вызвать помощь.
— Что за несчастный случай? — подал голос толстяк и начал подниматься по лестнице, отвратительно морща физиономию.
— Фран! — Кудрявый посмотрел на меня с озабоченным видом. — Вам нужна скорая помощь?
А он, наверное, не такой уж плохой, мельком подумалось мне. Но времени на психоанализ у меня не было.
Второй отрезал:
— Наркотики, можешь не сомневаться! Кто-то из них обкурился! И не нашел ничего лучшего, как сделать это сегодня! Долго он… она… без сознания?
— Мы не наркоманы! — закричала я. — Никто из нас не употребляет никакой дури!
Я говорила истинную правду. Вот еще одно правило нашего дома. Никаких наркотиков. Терри иногда курила травку, но тем дело и ограничивалось.
Толстяк принюхался и буркнул:
— Очень сомневаюсь!
— Здесь воняет плесенью! — ответила я.
Лестница надо мной заскрипела, и я услышала собачье рычание. Фитиль успокаивал своего любимца. Потом он подал голос:
— Вам нельзя наверх… Наша приятельница…
После его слов начался настоящий переполох. Первый чиновник взлетел наверх, как гончая, промчался мимо меня и Фитиля, отпихнул в сторону Нева, стоявшего рядом с дверью в комнату Терри. Пес гавкнул и хотел броситься на него, но Фитиль удержал его за ошейник.
Ознакомительная версия.
