Ознакомительная версия.
Обсуждение продлилось недолго, время поджимало. Мы сошлись на том, что, если Лаура не сможет объяснить назначение нагревателя, это будет лучшим доказательством Татьяниного приоритета. Только как добиться ее согласия давать объяснения? Ясно же, что желания поспособствовать торжеству справедливости мы в «ПЛ» не встретим. Значит, нужно вынудить согласиться, как-то заставить.
В конце концов, мы выработали план дальнейших действий. Решили, что беседовать с Петром Викентьевичем будем мы с Иваном Макаровичем. Шеф хотел было сам, но согласился с логикой профессора. Как я уже говорил, он мужик крупный и с виду грубый, можно даже сказать, устрашающий, а это в нашей ситуации не годится. Напугать интеллигентного Петра Викентьевича, конечно, сможет, но тут требовалось не напугать, а убедить. А если уж пугать, то не мускулами, а той же логикой, без крика.
Еще немного времени мы потратили на то, чтобы просмотреть материалы, имеющиеся в Интернете: всегда полезно составить объективное впечатление о том, с кем собираешься контактировать. Татьяна не преувеличила, бюро «ПЛ» действительно оказалось известным, среди его клиентов числилось немало крупных компаний, глядя на список которых, профессор удовлетворенно похмыкал. Отыскали мы и портрет Лауры Гессен. Она и в самом деле считалась крупной фигурой в дизайнерском деле. В целом мне она не понравилась. Черты лица довольно правильные, но взгляд надменный, да и лицо несколько длинновато на мой вкус. Такое называют лошадиным.
Наконец Иван Макарович объявил, что можно ехать. Сказано — сделано. Не откладывая в долгий ящик, мы вчетвером загрузились в машину шефа и отправились в «ПЛ». Предварительно Татьяна позвонила своей приятельнице, секретарше Петра Викентьевича, дабы убедиться, что он на месте и никуда не собирается. Доехав, мы оставили шефа с племянницей в машине, а сами прошли внутрь, гадая, согласится ли Петр Викентьевич нас принять, и насколько быстро. Сошлись на том, что согласится из чистого любопытства, чтобы понять, что нам известно и можем ли мы как-то им с Лаурой повредить.
Так и получилось, мы и пяти минут не ждали. Директор оказался приятным мужчиной интеллигентного вида с кротким взором, по которому, однако, никаких скоропалительных выводов делать не стоило. Встречались мне по жизни деятели, за мягким обхождением и миролюбивым видом которых таилась просто-таки акулья хватка. А Петр Викентьевич, судя по тому, что уже не первый год с успехом занимался довольно сложным бизнесом, мальчиком для битья не был. С уверенностью можно было сказать только одно: подобные типажи все же скорее предпочтут договориться (не забывая, конечно, о собственных интересах), нежели воевать.
Войдя, мы представились, хозяин кабинета предложил присесть и поинтересовался, чем может быть полезен. Иван Макарович пояснил, что мы представляем интересы его сотрудницы Татьяны (или лучше сказать, бывшей сотрудницы?). На лице Петра Викентьевича отразилась сложная гамма чувств: досада, сожаление, участие. Превалировала все же досада, видимо, он надеялся завершить конфликт тихо, без огласки, что немедленно и подтвердил.
— Увы, молодые люди нетерпеливы, а оттого часто совершают поступки, о которых впоследствии жалеют. Уж казалось бы, я и навстречу ей пошел, и огласки не допустил, что далеко не каждый руководитель сделал бы в подобной ситуации. А она? Черной неблагодарностью отплатила, в детективное агентство побежала. Нет, нет, не подумайте, вас я не осуждаю, вы делаете свою работу, но, учтите, огласка в первую очередь самой Танечке повредит.
— А вы, значит, за ее репутацию беспокоитесь?
— Конечно, я же ее на работу взял, значит, ответственность на мне, да и девочка она хорошая и не без способностей, со временем могла бы вырасти в толкового дизайнера. Ну, оступилась по молодости, не она первая, так можно было все замять, а она…
— …в детективное агентство кинулась. Ну, а к кому же ей обращаться за помощью, как не к родному дяде?
— Татьяна ваша племянница? — Петр Викентьевич заметно смутился, даже не обратив внимания на то, что Иван Макарович перебил его довольно невежливо.
— Нет, она племянница нашего шефа, и он порывался навестить вас самолично. Но шеф — мужик простой и грубый, я счел, что его визит вам удовольствия не доставит. А я все же доктор наук, профессор, то есть по социальному статусу к вам ближе.
— И чего же вы хотите? Или, скажем так, чего ждете от нашей встречи?
— Истины.
— Сказано громко, но бесполезно, ибо абсолютная истина недостижима в принципе. А в данном случае как вы ее установите, эту истину, если ситуация абсолютно симметрична? Слово Лауры против слова Татьяны, а доказательств нет. Получается вопрос веры, не более того. Вы верите одной, я — другой.
— Насчет симметричности вы не совсем правы, уважаемый Петр Викентьевич.
— Простите, что вы имеете в виду? Я же с обеими дамами беседовал, так поверьте, их показания совпадают, как под копирку написанные. А не верите, могу протоколы показать, хотя и не обязан.
— Не нужно, я вам верю, и все же полной симметрии нет и быть не может. Дело в том, что одна дама автор, а другая — воровка. Значит, только одна из них знает проект досконально, во всех, даже самых мелких деталях. Опросив их подробно, мы неизбежно выявим расхождения.
— Я понял, чего вы добиваетесь, — заметно помрачнел Петр Викентьевич. — Ничего у вас нет, вы блефуете, чтобы получить мое разрешение на расследование. Будете тут ходить, совать носы во все щели, будоражить сотрудников. А это огласка, которой я не хочу и допускать не намерен. Вы верите своей протеже, это ваше право, но для меня лично вопрос закрыт. Ни я, ни мои сотрудники не обязаны с вами беседовать, поэтому прошу вас обоих удалиться.
— Уверены?
— Уверен. Сами дорогу найдете или охрану вызвать?
— Ну, зачем? Мы удаляемся с чистой совестью, поскольку добились того, чего хотели.
— А разве вы чего-то добились?
— Конечно. Всегда надо попытаться договориться, прежде чем начинать войну. Да, да, войну, а что вас так удивляет? В данной ситуации, очень непростой, надо откровенно признать, возможны только два варианта: либо вы искренне хотите найти виновную, либо вам удобнее сохранить хорошие отношения с партнершей, независимо от того, виновна она или нет. В первом случае лучше договориться, но ваша реакция показывает, что вы выбрали второй. Тут, конечно, уговоры бесполезны, мы уходим, как я уже сказал, с чистой совестью, ибо честно пытались решить проблему тихо, мирно. Не хотите, как хотите. Как говаривал князь Святослав Игоревич, «иду на вы».
Я внимательно наблюдал за Петром Викентьевичем и ясно видел, что он не испугался. Досадовал, конечно, что Татьяна не смирилась, но не испугался. Возможно, потому, что мы не выглядели устрашающе, не казались ему опасными. Два полноватых, не слишком молодых мужичка, явные интеллигенты, чего плохого от них ждать? Ничего.
— Вы что же, штурмовать бюро станете, — криво усмехнулся директор «ПЛ», — или, может, маски-шоу устроите?
— Зачем же так примитивно, хотя и это могу. Я ведь не только профессор, но и полковник в отставке. Полжизни преподаю, представляете, сколько у меня учеников? Среди них кого только нет, многие довольно высокие посты занимают, причем не только в полиции. Маски-шоу, безусловно, прием эффектный, но грубый, можно тоньше. Вот, например, знаком вам этот господин?
И с видом игрока, открывающего флеш-ройял[3], профессор положил на стол визитную карточку. Петр Викентьевич осторожно наклонился вперед и проговорил:
— Да, мне эта фамилия знакома. И что?
— Этот человек — начальник службы безопасности крупного холдинга. А знаете вы его потому, что холдинг этот — ваш основной клиент. Так вот, позвоните ему прямо сейчас и спросите, послушает ли он меня, если я посоветую ему не иметь с вашим бюро никаких дел? Просто потому, что вы ненадежны.
— Клевета, мы надежны, у вас нет никаких доказательств, что это не так.
— А мой друг — не судья и не прокурор, ему доказательства не нужны, достаточно моего слова. Да вы не спорьте, а позвоните, проверьте. Не хотите? Значит, верите и правильно делаете! Этот холдинг — основной ваш клиент, но и среди других, помельче, по крайней мере, половина моих учеников трудятся, а я никого из них не забываю, со всеми отношения поддерживаю. Перспективу улавливаете?
Вот теперь Петю проняло, теперь он забеспокоился всерьез. Шмонов он отчего-то не боялся, может, действительно был чист перед законом, а вот перспективы остаться без клиентов испугался, сильно испугался.
— Но это же грязные методы! — завопил он, разом теряя налет интеллигентности.
— Уж чья бы корова, как говорится, мычала. Вы назначаете воровкой чистую, наивную девочку только для того, чтобы ваша кобылица могла получить еще одну толику славы, будто ей уже имеющейся не хватает, и еще смеете осуждать кого-то за грязные методы? Это отвратительно, следовательно, мы избавлены от каких бы то ни было моральных ограничений. С игроками будем играть по их же правилам!
Ознакомительная версия.
