Ознакомительная версия.
— Я никого никем не назначал. Просто невозможно четко определить, кто прав.
— Ерунда! Я же вам сказал, выяснить, кто на самом деле автор проекта, можно, проверив, как дамы ориентируются в мелких деталях. Но я не успел доложить, что, по крайней мере, одну такую деталь мы определили, и теперь я с большой степенью вероятности могу утверждать, что истину установим обязательно. Мы затеем большой скандал. Проект с конкурса, скорее всего, снимут, в Администрации президента скандалов не любят, но шум будет большой. Конкурентов у вас немало, они непременно ухватятся за возможность вам навредить. А Татьяна будет во всех интервью утверждать, что в любой момент готова доказать свое авторство в открытом диспуте с Лаурой.
— Хорошо. Чего вы хотите?
— Я предлагаю разобраться и дело закрыть. Здесь и сейчас. Насколько знаю, пока всего четыре человека в курсе происшедшего, этим кругом и ограничимся. Я на стороне Татьяны, но стараюсь сохранять объективность. Существует вероятность, пусть и мизерная, что она нас обманула, вот и проверим. Мы вызовем обеих дам и по очереди опросим. Мягко, деликатно опросим. Много времени это не займет, я задам каждой всего по паре вопросов, и нам все станет ясно.
Если и после этого вы, глядя мне в глаза, будете утверждать, что автор проекта Лаура, мы тихо уйдем. Зато, если вы сами убедитесь, что она воровка, ее репутация не пострадает. Знаете, признаюсь вам честно, я Лауру не одобряю, но понимаю. Она человек заслуженный, знаменитый дизайнер, имя, репутация гуру от дизайна, но талант — штука тонкая. Пропало вдохновение, ничего толкового не придумывается, а тут девчонка сопливая создает такой проект, что пальчики оближешь, вот и не удержалась, выдала чужую работу за свою. Выйди вся эта история наружу, Лауре конец, на былые заслуги не посмотрят, затопчут, тем более она совсем не любимица сообщества дизайнеров, характер у нее сложный, вам ли не знать? Так что мы с коллегой фактически спасаем репутацию вашей подруги.
— Будь по-вашему, — сдался Петр Викентьевич, — зовите ваше молодое дарование.
— Нет, нет, начнем лучше с Лауры.
Петя вздохнул, поднялся и вышел из кабинета. Отсутствовал он не долго и вернулся не один, пропустив вперед крупную женщину с надменным выражением на длинном лице. Это и была та самая Лаура Гессен. Как ее Петр Викентьевич уговорил, чем убедил, не знаю, но, думаю, приняв угрозы Ивана Макаровича всерьез, он сумел и компаньоншу обеспокоить.
Лаура огласки допускать не желала, с другой стороны, очень ей хотелось выйти в победительницы или хотя бы в финалисты предстоящего конкурса. А потому и повелась на «морковку» хитрого профессора. Иван Макарович лукаво намекнул, что теоретически допускает возможность обмана со стороны Татьяны. Вот Лаура и решила, что сможет переиграть старика. Она, поди, и мысли не допускала, что не сумеет разобраться в работе молодой девушки, была убеждена на все сто, что сможет представить чужую работу без сучка и задоринки, будто сама все рисовала. А потому вошла в кабинет, излучая непоколебимую уверенность.
Дама действительно выглядела внушительно и держалась словно титулованная особа. Но только на первый взгляд. А при более внимательном рассмотрении сразу замечались и крупные кисти рук, с крепкими, мужицкими запястьями, и широкие ступни, и мясистые щиколотки, на которых сухожилия не выделялись. Да и манера держаться подводила: Лаура вела себя не как природная аристократка, а как пейзанка, живого аристократа никогда не видевшая и изучавшая манеры аристократии по примитивным лубкам.
— Ну, — решила она сразу взять быка за рога, — что вы хотели у меня узнать? Или думаете, я в собственной работе не ориентируюсь?
— В собственной должны, несомненно. О том и речь. А потому, скажите, уважаемая, что тут у вас за стеклянные камешки?
— Гос-споди! — вздохнула мадам Гессен. — Как же унизительно отвечать на глупые вопросы дилетанта!
— Ну, ну, мадам, не будьте так суровы. Мы не дизайнеры, это правда, но у нас с Сергеем Юрьевичем по три высших за плечами, я — профессор, он — писатель, и оба известны в своих кругах не меньше, чем вы в своем. Может, мы и дилетанты, но уж глупостей точно не говорим. Так что там с камешками-то?
— Это что-то вроде бисера, стилизованного под гальку.
— А зачем? Насколько я знаю, обычно в таких горках используют настоящие камни, ту же гальку, щебень. Зачем стекло понадобилось?
— Я художник, я так вижу, — надменно изрекла Лаура.
— Извините, мадам, это не ответ.
— Какой ответ вам еще нужен, если вы сами ответили на свой вопрос? Вот именно, что обычно все используют камни. Но я не все, я Лаура Гессен, мне ширпотреб проектировать не к лицу. Поэтому стекло, так еще никто не делал.
— Отлично! Вот это нормальный, логичный ответ, это я понимаю. Но вот зачем тут нагреватель, никак не пойму.
— Это для того, чтобы вода, по желанию хозяина, становилась теплой.
— Спасибо. Это все.
— Все???
— Ну да. Я узнал то, что хотел узнать. Послушаем теперь, что скажет Татьяна.
Иван Макарович позвонил шефу, попросил привести племянницу. Я боялся, что в ожидании звонка она перенервничала и не сможет точно и уверенно отвечать на вопросы. Да и присутствие Лауры могло ее сбить. Но профессор, видно, подумал о том же, поэтому вежливо, но твердо попросил Лауру подождать в приемной, а то «несимметрично получится». Лаура, уловив кивок Петра Викентьевича, спорить не стала, нехотя поднялась и выплыла из кабинета, а вскоре и Танюша появилась в сопровождении дяди.
Иван Макарович задал ей те же вопросы, что и Лауре, но как же разительно отличались ответы! Танюшка раскраснелась, говорила горячо, убежденно, красиво. И любому, даже не знающему предыстории, сразу же становилось ясно, кто тут истинный творец. Ну, а Петр Викентьевич далеко не любой. Он сразу понял всю красоту замысла, отчего пришел в состояние, которого я раньше никогда не видел: сияющие от восторга глаза на мрачном лице человека, убитого горем. Как посредственный дизайнер Петр восхищался талантливым проектом, а как директор «ПЛ» скорбел, что его компаньонша оказалась примитивным плагиатором.
Впрочем, я был уверен, что в глубине души «честный» Петя давно подозревал Лауру, иначе с чего бы он так противился нашим мирным инициативам? Отсюда следует, что скорбел он исключительно оттого, что правду скрыть не удалось, а это симпатий к Петру Викентьевичу отнюдь не добавляло. Татьяна доклад закончила, Иван Макарович попросил ее вернуться в машину и немного подождать, а сам повернулся к хозяину кабинета и пристально уставился ему в глаза:
— Ну, что скажете?
Петр Викентьевич заерзал, как уж на сковородке. Подтверждать очевидное ему очень не хотелось, но и нагло врать, глядя Ивану Макаровичу в глаза, он не осмеливался. Попытался вильнуть взглядом в сторону, не смог.
— Глаз не отводить, — прошипел профессор, гипнотизируя несчастного директора (я его даже пожалел на секундочку), как удав кролика. — Говорите!
— Ну, гм, действительно, Танечка, как бы сказать, докладывала четче… Она как бы да, того, но и Лаура вроде бы изложила… Она того, но и Таня этого…
— Фу-у, батенька, что это вы? Образованный человек, интеллигент, а заговорили, как грузчик с неполным начальным образованием. Но я вас понял: Татьяна, безусловно, этого, ну, а Лаура, увы, того. Осталась сущая мелочь — восстановить статус-кво.
— Это, хм, как?
— Как всегда бывает в таких случаях. Воровка повинится, потерпевшая ее простит. Что вы дергаетесь? Не волнуйтесь, обязательно простит, обещаю.
— Чтобы Лаура?.. Да вы ее не знаете… Она никогда…
— А куда ей деваться? Это видели? — Профессор извлек из кармана мобильник. — Век технического прогресса, куда деваться? Мог ли я в начале службы представить, что такие устройства вообще появятся, а сейчас они общедоступны. Раньше, помнится, когда требовалось кого подслушать либо беседу записать, так, не поверите, тонну бумаги исписать нужно было, чтобы чудо-технику из спецфонда получить, а теперь? Теперь любой студент может свободно купить телефон со встроенным диктофоном.
— Так вы все записали?
— А как же! Или вы меня за недоумка держали? И не только дам записал, но и наш с вами разговор. Короче, мне недосуг, потому даю вам пятнадцать минут. Или я получаю письменное признание Лауры, или сегодня же эти интервью будут выложены в Сети с соответствующими пояснениями.
Не стану подробно описывать последующие события, муторно. Лаура вопила в своем кабинете так, что стены тряслись, но в конце концов позволила компаньону себя уговорить. Что бы там о ней ни думали, но дурой Лаура никогда не была. Когда на одной чаше весов недолгое унижение всего перед двумя незнакомцами, а на другой — унижение публичное, за которым неизбежно последует крах карьеры и полное забвение, о чем думать? Из двух зол выбирают меньшее.
Ознакомительная версия.
