— Вы объясните нам причину, леди Чарнли? — спросил мистер Квин.
Аликс взглянула на него. Потом, будто загипнотизированная, заговорила спокойно и естественно, как ребёнок:
— Объясню, если хотите. Теперь уже всё равно. Среди бумаг моего мужа я нашла письмо. Потом я уничтожила его.
— Какое письмо? — поинтересовался мистер Квин.
— Письмо от девушки, от одной бедной девушки. Она была воспитательницей у Мериамов. Мой супруг… Он был с ней в близких отношениях… Это случилось перед самой нашей свадьбой, мы были уже помолвлены. Та девушка… Она забеременела. Написала ему письмо, грозила, что всё расскажет мне. Поэтому он и застрелился.
Аликс устало и рассеянно посмотрела на собравшихся. Она напоминала ребёнка, который только что ответил хорошо заученный урок. Полковник Монктон высморкался.
— Боже мой, — произнёс он. — Значит, вот в чём дело. Ну что ж, этот факт прекрасно объясняет его поступок.
— Да? — спросил мистер Саттервейт. — Но он не объясняет одну вещь. Он не объясняет, почему мистер Бристоу нарисовал эту картину.
— Что вы хотите этим сказать?
Старый джентльмен взглянул на мистера Квина, как бы ожидая его поддержки. Очевидно, он её получал, поскольку решил продолжить:
— Да, я знаю, что это покажется всем вам сущей бессмыслицей, но разгадка этой тайны заключена в картине. Мы все собрались здесь из-за этой картины. Эта акварель должна была быть нарисована — вот что я хочу сказать.
— Вы имеете в виду, что Дубовая Комната оказывает на людей какое-то сверхъестественное влияние? — спросил полковник.
— Нет, — возразил мистер Саттервейт. — Не Дубовая Комната. Терраса. Именно она! Душа мёртвого человека видит через окно свою собственную оболочку на полу.
— Чего быть не может, — добавил Монктон, — поскольку тело лежало в Дубовой Комнате.
— А если нет? — продолжал старый джентльмен. — А если оно действительно лежало там, где увидел его в своём воображении мистер Бристоу? Я имею в виду на чёрно-белых клетках террасы, напротив окна.
— Вы говорите чепуху, — заметил полковник. — Если бы труп лежал на террасе, мы бы не нашли его в Дубовой Комнате.
— Его могли туда перенести, — возразил Саттервейт.
— В таком случае, как мы могли видеть, что лорд Чарнли входил в Дубовую Комнату? — спросил полковник.
— Но вы же не видели лица этого человека, правда? — ответил старый джентльмен. — Вы только видели, что какой-то человек в маскарадном наряде прошёл в Дубовую Комнату.
— Да, в парике и парчовом костюме, — согласился Монктон.
— Вот именно. И вы подумали, что это был лорд Чарнли, поскольку та девушка обратилась к нему, как к лорду Чарнли.
— Но когда несколько минут спустя мы вбежали в комнату, там находился только мёртвый Регги Чарнли. Уж это вам объяснить не удастся.
— Да, — обескураженно произнес Саттервейт. — Да… Вот если бы там было какое-то потайное убежище.
— Вы вроде бы говорили о каком-то «тайнике монаха»[3] в этой комнате? — обратился к полковнику Френк Бристоу.
— О! — воскликнул мистер Саттервейт. — А если… — он махнул рукой, требуя тишины, затем, прикрыв лоб ладонью, заговорил медленно и нерешительно. — У меня появилась одна идея. Это только предположение, но оно кажется мне вполне логичным. Допустим, что лорда Чарнли застрелили. Убийство произошло на террасе. Затем преступник и его сообщник перенесли тело в Дубовую Комнату и положили рядом с правой рукой пистолет. Далее. «Самоубийство» лорда Чарнли ни у кого не должно вызывать сомнений, мне кажется, это очень легко сделать. Преступник в парчовом наряде и парике пересекает холл и направляется к Дубовой Комнате, а его сообщник, стоя на лестнице, обращается к нему, как к лорду Чарнли для того, чтобы у присутствующих создалось впечатление, что это и есть Регги Чарнли. Затем мнимый хозяин поместья входит в Дубовую Комнату, закрывает изнутри обе двери и стреляет в стену. Не забывайте, что в панели комнаты уже есть следы пуль от дуэлей, так что никто не обратит внимания на ещё одну дырку. Затем убийца прячется в «тайнике монаха». Когда двери взломали и в комнату вбежали люди, все они были уверены, что лорд Чарнли совершил самоубийство. Других предположений ни у кого не возникло.
— Мне кажется, всё это ерунда, — заявил полковник. — Не забывайте, что у Чарнли был повод лишить себя жизни.
— Да, письмо, которое нашли после его смерти, — продолжал старый джентльмен. — Лживое, жестокое письмо, которое сочинила очень умная, но бессовестная женщина, желавшая сама стать леди Чарнли.
— Кого вы имеете в виду?
— Я имею в виду сообщницу Хьюго Чарнли, — заявил мистер Саттервейт. — Знаете, Монктон, всем было известно, что этот человек мерзавец. Он был уверен, что унаследует титул, — резко повернувшись к леди Чарнли, старый джентльмен спросил: — Как звали девушку, написавшую это письмо?
— Моника Форд, — ответила та.
— Скажите, Монктон, это Моника Форд обратилась к лорду Чарнли, когда он направлялся в Дубовую Комнату?
— Да, теперь, когда вы спросили об этом, я припоминаю, что это была она.
— О, это невозможно, — заявила Аликс. — Я… Я ходила к ней потом по поводу этого письма. Она сказала, что всё это правда. После этого я ходила к Монике Форд только один раз, но она же не могла притворяться всё это время.
Мистер Саттервейт посмотрел на Аспасию Глен.
— Могла, — спокойно заявил он. — Вероятно, у неё были задатки талантливой актрисы.
— Но вы не объяснили ещё одного, — заметил Френк Бристоу. — На террасе должны были остаться следы крови. Обязательно. Преступники не успели бы вытереть их в спешке.
— Не успели бы, — согласился старый джентльмен. — Зато они могли сделать другое, и это заняло бы у них пару секунд: они могли бросить на окровавленный пол бухарский ковёр. До этого вечера никто не видел ковра на террасе.
— Думаю, что вы правы, — заявил Монктон. — Но всё равно, рано или поздно, кровь надо было вытереть?
— Да, — ответил Саттервейт. — Глубокой ночью. Женщина с кувшином или тазиком могла легко сделать это.
— А если бы её кто-нибудь заметил?
— Это не имело бы значения, — заявил старый джентльмен. — Я же говорю о том, что произошло на самом деле. Я сказал: женщина с кувшином или тазиком. Если бы я сказал «Плачущая Леди с Серебряным Кувшином», вы бы сразу поняли, за кого её могли принять в ту ночь. — Саттервейт встал и подошёл к Аспасии Глен. — Вы же так и сделали, правда? Теперь вас называют Женщиной с Шарфом, но тогда вы сыграли свою первую роль — роль Плачущей Леди о Серебряным Кувшином. Вот почему вы нечаянно опрокинули сейчас кофейную чашку. Когда вы увидели эту картину, вы испугались. Вы думали, что кто-то обо всём знает.
Леди Чарнли вытянула вперёд бледную руку.
— Моника Форд, — прошептала она. — Теперь я узнала тебя.
Аспасия Глен с криком вскочила с кресла. Она оттолкнула тщедушного Саттервейта и приблизилась к мистеру Квину. Сотрясаясь всем телом, актриса начала:
— Значит, я была права: кто-то действительно знал! Вы здесь ломаете комедию, притворяясь, что только сейчас додумались до всего этого. Но меня не обмануть, — она показала на мистера Квина. — Это вы были там. Вы стояли за окном и смотрели в комнату. Вы видели, что мы сделали, Хыого и я. Я знала, что кто-то смотрит на нас, чувствовала это всё время. Но когда я поднимала голову, за окном никого не было. И всё же я понимала, что за нами кто-то наблюдает. Один раз мне показалось, что в окне мелькнуло чьё-то лицо. Все эти годы я жила в страхе. А потом увидела эту картину и узнала вас. Вы с самого начала знали, что произошло в поместье Чарнли на самом деле. Но почему вы решили заговорить именно сейчас — вот что я хочу знать!
— Наверное, для того, чтобы мёртвые спали спокойно, — произнёс мистер Квин.
Неожиданно Аспасия Глен метнулась к двери и, остановившись на пороге, с вызовом бросила:
— Делайте, что хотите. Что из того, что вы все слышали моё признание? Мне наплевать. Наплевать! Я любила Хыого и помогла ему совершить это ужасное преступление, а он потом бросил меня. В прошлом году он умер. Можете сообщать в полицию, если вам угодно. Но, как сказал этот маленький сморщенный джентльмен, я замечательная актриса, так что меня будет не так-то просто найти! — и мисс Глен с силой хлопнула дверью.
Несколько минут спустя все услышали, как стукнула дверь парадного входа.
— Регги, — заплакала леди Чарнли, — Регги! — слёзы ручьями катились по её щекам. — О, мой дорогой, мой дорогой! Теперь я могу вернуться в своё поместье и жить там с Дики. Я могу рассказать ему правду об отце — о самом замечательном, самом прекрасном человеке в мире.
— Надо серьёзно подумать о том, что мы можем предпринять в данной ситуации, — заявил полковник Монктон. — Аликс, моя дорогая, если вы разрешите мне проводить вас домой, я буду рад поговорить с вами на эту тему.
