Сидя в своем кресле, он внимательно следил за каждой реакцией Томмазо.
– Нет, она смеялась вместе с нами.
– А что было потом?
– Джулио продолжал рисовать: тигр – Лука, горилла – Мануэль, зебра – Вирджиния… – Томмазо вроде бы вполне спокойно перечислял одноклассников.
Детский психолог продолжал делать записи: чернильные закорючки мгновенно возникали на шершавом листке, элегантные, как выпады рапирой.
– А когда настала твоя очередь?
Мальчик на мгновение замешкался.
– Джулио нарисовал птичку и сказал, что это я.
– Почему птичку?
– Не знаю, – признался малыш с недовольной гримасой.
Джербер прервал писанину и рукой, в которой держал авторучку, вздернул очки на лоб.
– Совсем не плохо, когда тебя сравнивают с птичкой, – убежденно проговорил он. – Птички летают, – наверное, здорово увидеть мир с высоты, разве нет?
– Птички гадят на людей и на все подряд, – рассердился мальчик. – И вообще, я хотел, чтобы Джулио нарисовал льва, – заключил он, явно раздосадованный.
Для семилетнего такое поведение было вполне естественным, и Джербер не придавал бы такого значения реакциям ребенка, если бы не подозревал, что за ними таится нечто другое. Ибо последние слова Томмазо произнес совсем иным тоном: детское простодушие явно уступало место злобе и зависти.
Дети так не говорят.
Уже несколько сеансов назад психолог начал замечать признаки того, что в глубинах психики юного пациента вызревает какая-то сила.
Гнев, неестественный для ребенка его возраста.
Такой случай встречался ему не впервые. В прошлом он уже видел нечто подобное. И это ему совсем не нравилось.
Кабинет в мансарде старинного дворца в двух шагах от площади Синьории был как теплое, безопасное материнское лоно для детишек, что сменяли друг друга на кресле-качалке, где сейчас полулежал Томмазо. Зажженный камин, деревянные балки потолка, масса книг, красный ковер, усыпанный игрушками, листками бумаги и цветными карандашами: место, отлично подходящее для того, чтобы рассказать красивую сказку. Вот только в этой комнате звучали рассказы самих детей, и их истории зачастую были полны потаенных чудовищ и не всегда заканчивались хорошо.
Кроме Пьетро Джербера, там присутствовали и другие немые свидетели. За мягкими игрушками, куклами и action figures [2] скрывались зрачки видеокамер, записывавших сеансы.
Погрузив маленьких пациентов в их внутренний мир при помощи метронома или других расслабляющих техник, гипнотизер направляет их собственным голосом, тщательно выбирая слова, чтобы дети все время чувствовали себя под защитой, в безопасности.
– Ты бы хотел быть львом, – озвучил Джербер желание Томмазо.
– Да, хотел бы.
– И что ты почувствовал, когда тебя назвали птичкой?
– Разозлился, – выпалил пациент, нимало не задумываясь. Лицо его перекосилось от ярости, кулаки сжались.
– Разозлился на Джулио, на своего одноклассника? – продолжал допытываться Джербер.
– Да.
– Ты хотел бы, чтобы его наказали, чтобы учительница накричала на него?
– Джулио должен умереть, – без колебаний заявил ребенок.
Гипнотизер помедлил несколько секунд, прежде чем снова вступить в беседу.
– Тебе не кажется, что это чересчур? В конце концов, твой приятель не сделал ничего плохого.
На этот раз мальчик ничего не ответил.
Месяц назад его родители обратились к Пьетро Джерберу, потому что сын до сих пор мочился в постель. Обычно такая проблема устранялась за несколько сеансов. Но уже после первой встречи психолог понял, что дело не только в этом. Под гипнозом в мальчике неожиданно обнаружилась подавленная агрессия, все чаще проявлявшаяся во враждебных выпадах вроде того, который только что прозвучал в отношении одноклассника. Подоплекой служили пустяковые, чисто ребяческие обиды. Джербер спросил у его родных, не случались ли в окрестностях акты вандализма, непонятно кем совершенные, и не происходило ли у них дома каких-либо инцидентов. Отец Томмазо подтвердил, что вокруг домика в одном из пригородов Флоренции, где они жили, он находил следы маленьких костров: кто-то поджигал мусор или сухую траву. Потом добавил, что и в их гараже тоже вспыхнул пожар, который, к счастью, сразу же потушили. Мужчина не мог понять, как эти происшествия связаны с тем, что его семилетний сын до сих пор мочится в постель. Да и как он мог себе это объяснить?
Только специалист в силах истолковать такие сигналы. Ночное недержание и пиромания представляли собой симптомы.
Потом Джербер осведомился, есть ли у них домашние животные, и получил ответ, что у сестренки Томми был маленький аквариум с золотыми рыбками, но поскольку те, как правило, не выживали дольше недели, их перестали покупать.
Терапевт собрал эти данные и начал составлять клиническую картину, но еще не был уверен в диагнозе, поэтому спросил:
– Томми, это ты убиваешь рыбок твоей сестры?
– Да, – сразу же признался мальчик, находясь под гипнозом.
– И зачем ты это делаешь?
– Не знаю, – простодушно заявил тот.
Однако Джербер был уверен, что Томмазо лжет: ребенок прекрасно знал, зачем это делает, но даже в состоянии транса, когда тормозящие механизмы, как правило, ослабевают, его психика не выдавала истинных побуждений. Похоже, Томми все еще владел собой и был способен обманывать и притворяться.
– Расскажи, как ты убиваешь рыбок?
– Сую руку в воду и вытаскиваю их, – заявил мальчик самодовольно. – Они скользкие, но сжимать слишком крепко нельзя.
– Почему?
– Потому что иначе они заметят…
– Кто – они? Твои родители?
– Да, мама с папой не должны догадаться, что это я. Так что я держу рыбку в руке и смотрю, пока она не перестанет трепыхаться.
Джербер записал в блокноте: «Предумышленное действие: он тщательно просчитывает риски и находит способ скрыть улики и избежать возможных последствий».
– Что ты чувствуешь, когда рыбка умирает у тебя в руке?
Хотя мальчик и оставался неподвижным, его дыхание участилось, и глаза под опущенными веками бешено задвигались. Джербер знал, что означают такие реакции, язык тела недвусмыслен. Возбуждение.
– Тебе не было жалко бедных рыбок? – тотчас же задал Джербер еще один вопрос.
– Нет, – сказал Томмазо, сглотнув слюну, которой наполнился его рот. – Мне нравилось смотреть.
Психолог записал: «Отсутствие эмпатии, садизм».
Джербер закрыл блокнот в черной обложке и положил к себе на колени; скоро он займет свое место в особом архиве, рядом с другими, посвященными прочим пациентам. Психолог хранил даже самые старые блокноты, так же как раньше делал его отец.
Он огорченно взирал на маленького Томми. Порой в самом невинном создании потенциально таится зло. Никто из практикующих врачей пока не объяснил, как такое возможно, однако в этом ребенке ощущалось присутствие тьмы.
Иной Томми ждал лишь удобного случая, чтобы проявить себя.
– Ты не причинишь вреда своей сестренке, правда, Томмазо? – спросил доктор Джербер, прекрасно зная, что, какой бы ответ ни прозвучал, доверяться ему не следует.
– Я никогда не причиню вреда моей сестренке, – заверил мальчик. Но снисходительный тон указывал, что
