class="p1">«Хорошая женщина, – подумал Наполеонов. – Другая бы ни за что не ушла и совала свой любопытный нос под каждое слово, как дятел длинный клюв под кору».
Наполеонов подождал, пока Муравецкий напьётся чаю, потом спросил:
– Это ведь вы, Силантий Фёдорович, вызвали полицию?
– Я, – ответил старик.
– А обнаружили труп тоже вы?
– Нет. Обнаружили убитую Гаврюша и Марьяна. Местные бездомные. Они оба смирные, а ваш предшественник, – Муравецкий поморщился, как от зубной боли, – забрал их с собой.
– Так положено, – ответил Наполеонов и добавил успокаивающим тоном: – Не переживайте вы так, Силантий Фёдорович, не съедим мы ваших смирных ребят. Разберёмся и отпустим.
– Вы уж только с ними поскорее разберитесь, а то как-то не по-человечески получается. Они и так, бедняги, насмерть перепугались.
– Я всё понимаю. Но свидетели-то они ненадёжные.
– В смысле? – удивился Муравецкий.
– В том смысле, что в любую минуту могут перебраться на другое место, а то и вовсе из города сбежать. И ищи тогда ветра в поле.
– Если только так, – более спокойным тоном проговорил старик, – а то я уж подумал, что вы их в убийстве подозреваете.
– А вы, Силантий Фёдорович, думаете, что Гаврюша и Марьяна не могли порешить гражданочку?
– Не могли, – покачал головой Муравецкий. – Если бы вы их тогда видели, то не сомневались бы в моих словах.
– А что там было видеть? – заинтересовался следователь.
– То, что у обоих зуб на зуб не попадал от пережитого ужаса.
– Может, убили и испугались?
– Нет и ещё раз нет, – уверенно повторил старик.
– Хорошо, убедили. – Про себя Наполеонов уже решил, что, если эксперт подтвердит, что на топорище нет отпечатков пальцев Гаврюши и Марьяны, а на их одежде нет следов крови убитой, он их отпустит. Но пока пусть ещё немного посидят.
Марьяну из числа подозреваемых он не исключал, потому что знал, что иной раз и женщина способна нанести мощный удар. Особенно если она в состоянии аффекта. Мало ли что могло прийти Марьяне в голову при виде прилично одетой женщины. Хотя не могла же она приревновать к ней своего Гаврюшу. Впрочем, кто знает, что происходит в голове людей, по воле случая или ещё по какой-то причине оказавшихся на самом дне.
Оставив разбирательство с бомжами на потом, следователь вернулся к разговору с Муравецким.
– Силантий Фёдорович, – спросил он, – а вы отчего так рано вышли на улицу? Любите свежим, не загазованным воздухом подышать? В такую рань это самое то.
– Какое там свежим воздухом! – отмахнулся Муравецкий. – Я бы лучше ещё поспал. Да у Игнатия живот прихватило. Игнатий наш пёс, – пояснил он на всякий случай.
– Это я уже понял, – улыбнулся Наполеонов.
– И ведь я сам в этом виноват, – сокрушённо проговорил Силантий Фёдорович.
– В чём в этом вы виноваты? – не сразу понял следователь.
– Перекормил я собаку. Жена меня предупреждала, а я не послушался, пошёл у него на поводу, – кивнул Муравецкий на пса, сидящего рядом и смотрящего на хозяина преданными глазами.
– Ничего, бывает, – отозвался Наполеонов. – А теперь к происшествию. Вы вышли на улицу и увидели бегущих к вам бомжей.
– Не сразу. Прошло несколько минут. Игнатий убежал в кусты. И тут я увидел бегущих Гаврюшу и Марьяну. Но бежали они не ко мне, – уточнил старик.
– Куда же они бежали? – спросил следователь.
– Да куда глаза глядят! – отозвался Муравецкий. – Я уверен, что они сами не соображали, куда бегут. Лишь бы оказаться подальше от своей ужасной находки.
– А вы их притормозили?
– Так и было. Я захотел выяснить, что случилось.
– И они вам рассказали?
– Сначала путано. Я мало что понял. И решил убедиться сам.
– Убедились?
– Убедился, – вспомнив то, что увидел в тот момент, старик снова изменился в лице.
– Силантий Фёдорович, этот дом давно пустой стоит?
– Месяца четыре с тех пор, как расселили жильцов, уж точно прошло. А может, и больше.
– Раньше вы в этом доме не бывали?
– Не приходилось.
– И у вас не было знакомых среди тех, кто жил там раньше?
– Не было.
– Может, с кем-то из бывших жильцов встречались в аптеке, в магазине?
– Может, и встречались, скорее всего, наверняка встречались, – ответил Муравецкий, – но так как я никого из них не знал, то и внимания не обращал. Сейчас в своём-то доме и то не всех знаешь. Это раньше весь двор жил одной большой семьёй, собирались на улице, играли в домино, шахматы, шашки, в гости друг к другу ходили. А сейчас переняли от запада «мой дом – моя крепость» и сидим каждый за своей железной дверью, да что говорить! – махнул в отчаянии рукой Муравецкий. – Сами, поди, всё знаете.
– Знаю, – вздохнул следователь.
Наполеонов и впрямь знал на собственном опыте, что из-за того, что люди утратили интерес друг к другу, стали мало общаться, поддерживать не то что дворовые, хотя бы соседские отношения на уровне своей площадки, работать правоохранительным органам стало сложно.
– Силантий Фёдорович, – спросил следователь, – вы не помните, бездомные сразу облюбовали расселённый дом?
– Сразу, не сразу, точно опять-таки сказать вам не могу, но живут в нём уже достаточно долго. К Гаврюше и Марьяне обитатели окрестных домов уже привыкли. Особо сердобольные и еду им выносили, и вещички, не новые, конечно, поношенные, но и вполне приличные выносили.
– И они брали?
– Конечно, брали! Зима скоро. Нина Васильевна из дома напротив им даже зимние вещи вынесла. Марьяне пальто своё, а Гаврюше мужнину дублёнку.
– Так тепло же ещё! – фыркнул Наполеонов.
Старик покачал головой.
«Молодо-зелено», – прочитал следователь в его глазах, но вслух Муравецкий сказал:
– Сани с лета готовят. – И добавил: – Не зря же магазины шубы меховые летом рекламируют.
– Этим магазинам когда-никогда, лишь бы впарить народу то, что ему совсем не нужно, – сердито проворчал Наполеонов.
– Я что-то вас не понял, – посмотрел на него Муравецкий.
– Да тут и понимать нечего! Вот, например, вашей жене нужна шуба соболья или там норковая?
– Моей – нет, – рассмеялся Муравецкий, – а молодым всего хочется.
– Ага. На трамвае в норковой шубе.
– Не обязательно на трамвае, – усмехнулся старик.
– А мужья с «Роллс-Ройсами» далеко не у всех имеются.
– То есть вы против шуб? – Старик с любопытством посмотрел на молодого следователя.
– Категорически против! – сказал, как отрубил, Наполеонов.
– Почему?
– Зверюшек жалко.
– А, – протянул Муравецкий, – а я уж подумал, что у вас классовая неприязнь к богатым.
– И это тоже, – не стал разочаровывать его Наполеонов. И спросил: – А убитую женщину вы, Силантий Фёдорович, видели здесь когда-нибудь, я имею в виду, живой?
– Нет, не видел, – уверенно ответил Муравецкий.
– У меня с собой её фотография, – начал было следователь.
– Не надо! – резко прервал
