— Вроде того, чтобы собрать вещи и переехать в Бостон?
Она посмотрела на него.
— Ты когда-нибудь об этом жалел? О том, что уехал из Вашингтона, чтобы быть со мной?
— Дай-ка подумать.
— Габриэль.
Он засмеялся.
— Я должен жалеть о том, что женился и получил самого чудесного ребенка в мире? Сама-то как думаешь?
— Думаю, множество мужчин не принесли бы такой жертвы.
— Продолжай почаще это повторять. Благодарная жена никогда не повредит.
Она снова взглянула на пролетающие мимо виноградники.
— К слову о благодарности, мы крупно задолжали маме за то, что она сидит с Реджиной. Думаю, стоит отправить ей коробку южноафриканского вина. Ты же знаешь, как сильно мама и Винс любят… — Она замолчала. Теперь, когда вернулся папа, в жизни Анджелы больше не было Винса Корсака. Она вздохнула. — Никогда не думала, что скажу это, но я скучаю по Корсаку.
— Очевидно, твоя мама тоже.
— Я плохая дочь, раз хочу, чтобы папа вернулся к своей потаскушке и оставил нас в покое?
— Ты хорошая дочь. Для своей матери.
— Которая меня не слушает. Она пытается осчастливить всех, кроме самой себя.
— Это ее выбор, Джейн. Ты должна уважать его, даже если и не понимаешь.
Так же, как она не понимала выбора Милли Джейкобсон затаиться в этом отдаленном уголке страны, так далеко от всего и всех, что она когда-либо знала. По телефону Милли ясно дала понять, что не приедет в Бостон, чтобы помочь следствию. У нее были четырехлетняя дочь и муж, которым она нужна, стандартные приемлемые отговорки, которыми женщина оправдывает свое нежелание признать реальные причины: она ужасно боится мира. Хэнк Андриссен назвал Милли призраком и предупредил их о том, что им ни за что не удастся вытащить ее из Тоувс-Ривер. Да и муж Милли никогда бы этого не допустил.
Именно муж первым встретил их на крыльце, когда они с Габриэлем подъехали к ферме, и взгляд на его красное лицо сказал Джейн о том, что впереди их ждет испытание. Кристофер ДеБрюн был крупным мужчиной устрашающего вида, как и описывал его Хэнк. Он был старше Милли на десять лет, его светлые волосы уже наполовину поседели, он стоял, скрестив руки, словно глухая стена мышц, удерживающая захватчиков. Когда Джейн и Габриэль вышли из своего арендованного автомобиля, он не спустился по ступенькам, чтобы поприветствовать их, ожидая, пока непрошеные гости подойдут к нему сами.
— Мистер ДеБрюн? — уточнил Габриэль.
В ответ последовал лишь кивок.
— Я специальный агент Габриэль Дин из ФБР. Это детектив Джейн Риццоли из департамента полиции Бостона.
— Они отправили вас двоих в такую даль?
— Это расследование затрагивает государственные и международные интересы. Поэтому задействованы разные ведомства.
— И вы считаете, все сводится к моей жене.
— Мы считаем ее ключом ко всему делу.
— И как это касается меня?
«Двое мужчин и слишком много проклятого тестостерона», — подумала Джейн. Она шагнула вперед, и ДеБрюн сердито посмотрел на нее, словно решая, как дать отпор женщине.
— Мы проделали долгий путь, мистер ДеБрюн, — спокойно проговорила она. — Прошу, можно нам поговорить с Милли?
С минуту он разглядывал ее.
— Она поехала за нашей дочерью.
— А когда она вернется?
— Через некоторое время. — Он неохотно раскрыл входную дверь. — Можете войти. Сначала мне нужно кое о чем предупредить.
Они проследовали за ним в фермерский дом, и Джейн увидела широкие дощатые полы и массивные потолочные балки. У этого дома была история в самом его каркасе: от перил, обтесанных вручную до старинных голландских плиток на камине. ДеБрюн не предложил им ни кофе, ни чая, бесцеремонно показав рукой на диван. Сам он устроился в кресле перед ними.
— Здесь Милли чувствует себя в безопасности, — сказал он. — Вместе мы построили хорошую жизнь на этой ферме. У нас есть дочь. Ей всего четыре года. А теперь вы хотите все изменить.
— Она могла бы все изменить в нашем расследовании, — сказала Джейн.
— Вы не знаете, о чем просите. После вашего первого звонка она почти не спит. Просыпается от крика. Она даже не выезжала из этой долины, а теперь вы ждете, что она поедет в Бостон?
— Департамент полиции Бостона присмотрит за ней, обещаю. Она будет в абсолютной безопасности.
— В безопасности? Вы хоть представляете, как ей сложно чувствовать себя в безопасности даже здесь? — Он фыркнул. — Разумеется, нет. Вы не знаете, через что она прошла в буше.
— Мы читали ее показания.
— Показания? Разве несколько напечатанных страниц способны рассказать всю историю? Я был там, в день, когда она вышла из буша. Я остановился в сафари-отеле в Дельте, проводил отпуск, наблюдая за слонами. Каждый день нам подавали чай на веранде, откуда мы могли смотреть на животных, пьющих из реки. В тот день я увидел существо, вышедшее из буша, которого никогда прежде не встречал. Такое тощее, что походило на пучок прутьев, обмазанных грязью. Пока мы наблюдали за ним, не веря своим глазам, оно пересекло газон и подошло ближе. Мы сидели с нашими прекрасными чашками и блюдцами из китайского фарфора, ели свои вычурные маленькие пирожные и сэндвичи. И вдруг это существо подошло ко мне, посмотрело прямо в глаза и спросило: «Вы настоящие? Или я уже в раю?» Я ответил ей, что если это рай, то меня отправили не в то место. И вот тогда она упала на колени и начала плакать. Потому что поняла, что ее кошмар закончился. Поняла, что она в безопасности. — ДеБрюн бросил на Джейн жесткий пронзительный взгляд. — Я поклялся, что сохраню ее безопасность. Во что бы то ни стало.
— Так же, как и департамент полиции Бостона, сэр, — уверила Джейн. — Если бы мы могли убедить Вас позволить ей…
— Вам нужно убеждать не меня. А мою жену. — Он выглянул в окно, когда на подъездную дорожку въехал автомобиль. — Она здесь.
Они молча ждали, пока в замке повернулся ключ, затем в доме застучали шаги, и маленькая девочка вбежала в гостиную. Она была крепкой блондинкой, как и ее отец, со здоровыми розовыми щеками ребенка, который всю жизнь проводит на солнце. Она едва взглянула на посетителей и бросилась прямо в объятья отца.
— Вот и ты, Вайолет! — воскликнул ДеБрюн, сажая дочь на колено. — Как сегодня покаталась?
— Он меня укусил.
— Пони?
— Я дала ему яблоко, а он укусил меня за палец.
— Уверен, он этого не хотел. Вот почему я говорил тебе держать ладошку раскрытой.
— Я больше не дам ему яблок.
— Вот как, ты решила преподать пони урок?
Он поднял глаза, усмехаясь, и внезапно осознал, что его жена все еще стоит у порога. В отличие от мужа и дочери, у Милли были темные волосы, стянутые в конский хвост, делающий ее лицо поразительно худощавым и заострившимся, со впалыми щеками и темными кругами под голубыми глазами. Она улыбнулась своим посетителям, но не смогла утаить тревоги во взгляде.
— Милли, это те люди из Бостона, — сказал ДеБрюн.
Джейн и Габриэль поднялись, чтобы представиться. Рукопожатие Милли было все равно что рукопожатие сосульки, настолько жесткими и холодными были ее пальцы.
— Благодарю, что встретились с нами, — произнесла Джейн, когда все снова расселись.
— Вы прежде бывали в Африке? — спросила Милли.
— Это первый раз для нас обоих. Здесь красиво. И ваш дом тоже красивый.
— Эта ферма принадлежит семье Криса уже несколько поколений. Ему стоит показать вам ее позже. — Милли замолчала, словно даже попытка поддержать банальный разговор истощила ее. Ее взгляд упал на пустой кофейный столик, и она нахмурилась. — Ты не предложил им чая, Крис?
ДеБрюн сразу же вскочил на ноги.
— Ой, точно, извините. Совсем об этом забыл. — Он взял дочь за руку. — Вайолет, пойдем, поможешь своему глупому отцу.
Милли молча наблюдала, как ее муж и дочь выходят из комнаты. Только после того, как раздалось негромкое лязганье чайника и звук текущей воды на кухне, она произнесла:
— Я не изменила своего мнения насчет поездки в Бостон. Полагаю, Крис уже сказал вам об этом.
— Он много чего сказал, — произнесла Джейн.
— Боюсь, это пустая трата вашего времени. Проделать такой путь, только чтобы услышать, как я повторю то, что уже сказала по телефону.
— Нам нужно было встретиться с Вами.
— Зачем? Для того чтобы убедиться в том, что я не умалишенная? Что все, о чем я рассказала полиции шесть лет назад, произошло на самом деле?
Милли переводила глаза с Габриэля на Джейн и обратно. Телефонные звонки уже установили связь между женщинами, и Габриэль молчал, позволяя Джейн взять инициативу на себя.
— Мы ничуть не сомневаемся в произошедшем с Вами, — сказала Джейн.
Милли посмотрела на свои руки, сложенные на коленях и тихо проговорила:
— Шесть лет назад полиция мне не поверила. Не сразу. Когда, лежа на больничной койке, я рассказала им свою историю, то видела сомнение в их глазах. Беспомощная городская девица пережила две недели в буше в одиночку? Они думали, что я отбилась от какого-то другого сафари-отеля, заблудилась и бредила в горячке. Они сказали, что таблетки от малярии, которые я брала с собой, вероятно, сделали меня психопатичной или дезориентированной. С туристами такое постоянно происходит. Они сказали, что моя история не похожа правду, потому что любой умер бы от голода. Или был бы разорван львами либо гиенами. Или затоптан слонами. И откуда я знала, что можно выжить, питаясь стеблями тростника, как делают туземцы? Они не могли поверить, что я выжила по чистой слепой случайности. Но именно так все и произошло. Удачей было то, что я решила двигаться вниз по реке и в итоге пришла к сафари-отелю. Удачей стало, что я не отравилась какими-нибудь дикими ягодами или корой, а ела наиболее питательное растение из всех. Удачей было, что проведя две недели в буше, я вышла оттуда живой. Полиция заявила, что это невозможно. — Она глубоко вздохнула. — Тем не менее, я это сделала.