— Боже мой, — проговорил Хэнк. — Чистейшее вымогательство!
— Вы так считаете? — спросил Джино.
— Двадцати тысяч долларов у меня не было, поэтому я позвала на помощь Джино, — продолжила Дотти. — Он — чудесный человек. Мы скоро поженимся.
По-моему, в этом месте Лейк весело фыркнул.
— Он сказал мне, чтобы я ехала прямо в Италию. Вот и все. Джино обещал все уладить. Жаль, что я впутала в это дело тебя, милый, — добавила она, поворачиваясь к нему. — Но ведь мы с тобой ничего плохого не сделали и поэтому вправе рассказывать о случившемся кому угодно.
— А что еще можно рассказывать? Я устроил, чтобы парню заплатили, как он хотел, после чего и не слышал о нем, — проговорил Мауро.
— Джино! — сказала Дотти.
— Ладно, ладно. Сделка заключалась в том, чтобы Леклерк получил двадцать тысяч баксов только в том случае, если он привезет гидрию в Италию. Я подумал, что мы можем кое-что извлечь из его неудачи. Ему заплатили десять тысяч во Франции, а остальные десять он должен был получить после того как гидрия благополучно окажется в Италии, в руках одного из нас.
— И у вас получилось? — спросил Лукка.
— Да, — ответил Джино. — Леклерк сообщил мне, что сосуд находится у Лары.
— В самом деле? — поинтересовался Лукка.
— Да, — ответила я. — Какое-то время гидрия была у меня. Леклерк подбросил ее в мою машину на стоянке в Ницце.
— Он отдал ее вам? Зачем ему это понадобилось? — спросил Хэнк.
— Чтобы Лара переправила ее через границу, — пояснил Лейк. — Похоже, Леклерк являлся человеком отнюдь не брезгливым, но дураком его назвать было нельзя. Он не намеревался рисковать на границе. Если бы Лару поймали, он все равно остался бы при своих десяти тысячах.
— Наверно, это так, — согласилась я. — Мне удалось провезти сосуд в Италию, после чего он позвонил Джино, сообщил ему, что гидрия находится у меня, и, когда это было подтверждено, Леклерк получил свои двадцать тысяч. Неплохой заработок для одного дня.
— Этот человек позорит нашу профессию, — проговорил Мондрагон. — Полнейший мошенник.
— Теперь понятно, что приключилось потом, — сказал Хэнк. — Мы попытались забрать ее, не сумели этого сделать, и тогда гидрия закончила свой путь в полицейском участке у карабинеров.
— Я бы сказала, что на ее пути туда произошло еще несколько так называемых инцидентов, — проговорила я.
— Я не могу понять одного, — перебил меня Палладини, — кто все время звонил карабинерам? Неужели Леклерк пытался вести двойную игру?
— На мой взгляд, если судить по тем отчетам, которые я читал, и если найденное возле Танеллы тело действительно принадлежало Леклерку, он был уже мертв, когда звонки еще продолжали поступать, — заметил Лукка.
— Итак, по-моему, пора обратиться к моему второму списку, — предложила я. — Или ко льву, как я назвала анти-Лейковскую группировку.
— Жду не дождусь, — прокомментировал Лейк и добавил:
— Простите за то, что прервал.
— Львиная голова Химеры не настолько интересовалась тем, чтобы гидрия была возвращена в итальянский музей, как все остальные.
— И чего же хотела эта группа? — спросил Палладини.
— Дискредитации Кроуфорда Лейка.
— Не подать ли в суд, — задумчиво вопросил Лейк.
— Прошу присутствующих быть поосторожнее со словами, — предупредил Палладини. — Не забывайте, что я адвокат.
— Я не боюсь собственных слов, — проговорил Мариани. — И меня нелегко запугать. Вы погубили мое дело, Лейк, и притом совсем неэтичным способом. Ваша манера вести дела омерзительна.
— Более чем согласен, — присоединился к его словам Джино Мауро.
— Вы говорите ерунду, — возразил Лейк. — Причем оба. Если развивать далее нашу метафору о Химере, ваш рык страдает отсутствием зубов. Вы, Мариани, хвастун, и знаете всему цену, но только не стоимость. Вы слишком переплатили за этрусского Аплу, как переплачивали вы и за все остальное. Если бы я не прибрал к рукам вашу компанию, это сделал бы кто-нибудь другой.
Что касается вас, мистер Мауро, вы слишком поторопились насладиться привилегиями богатства — в том виде, какими вы их представляли себе. Пока вы тратили свое время на бесчисленных девиц, давая им обещания, которые и не думали выполнять, клиенты пачками оставляли вас.
— Я не ослышалась, он сказал, на бесчисленных девиц? — спросила Дотти, глядя на Джино.
— Мне очень жаль разочаровывать вас, мадам, — обратился Лейк к Дотти, — Но ваш приятель до сих пор не расстался с женой. Ну, а как вы, Розати? Не желаете ли присоединиться?
— Я не питаю к вам зла, Лейк, — ответил Розати. — Но если говорить откровенно, мне все равно. Кроме того, я не имел абсолютно никакого представления о том, что вы называете заговором льва.
— Мне кажется, все мы забываем о том, что речь здесь идет о более важных вопросах, — заговорил Джианни Вери. — Таких, как свобода слова. Я не боюсь выступать против цензуры. Я потерял работу потому, что посмел написать о вас, Лейк, отрицательную статью. Вы добились моего увольнения. Я уже должен был стать редактором, и вы погубили мою карьеру. Насколько мне известно, ваши продолжающиеся успехи являются пощечиной свободе слова как таковой.
— Вы потеряли свою работу в газете, — возразил Лейк, — не потому, что написали обо мне. Какая-нибудь статья обо мне выходит почти ежедневно, и уверяю вас, я обращаю на них очень мало внимания, если вообще замечаю. Нет, вы потеряли свое место потому, как вы только что неопровержимо продемонстрировали, сделавшись частью этой группы, что обнаружили полное пренебрежение к истине. Я не имел никакого отношения к вашему увольнению, однако, узнав о нем, порадовался от души.
— А что вы скажете мне, Кроуфорд? — спросила Анна.
— Осторожнее, Анна, — предостерегла ее Евгения.
— Я не хочу быть осторожной, — ответила та. — Я обвиняю Кроуфорда Лейка в смерти — в убийстве — моего племянника Анастасиоса Карагианниса. Тасо собирался жениться на сестре Кроуфорда, однако погиб незадолго до свадьбы в страшной автокатастрофе. Некоторые люди считают, что Лейк испортил тормоза на автомобиле Тасо. Я принадлежу к их числу. Поэтому подавайте на меня в суд. Я охотно воспользуюсь возможностью высказаться публично.
Лейк глубоко вздохнул.
— Из всех присутствующих, Анна, только у вас есть законный повод ненавидеть меня. Но я должен сказать вам, не знаю, поверите вы мне или нет, что не убивал вашего племянника Тасо, во всяком случае, тем способом, в котором вы меня обвиняете. Молодой человек был приятен мне. Однако я был вынужден рассказать ему кое-что о женщине, на которой он собирался жениться и о ее семье… я не имел права умолчать об этом. И если в результате нашего разговора он смертельно напился, а потом вольно или невольно бросил свою автомашину с обрыва, тогда мне придется принять этот поступок на собственную совесть.
— Я не верю вам, — произнесла Анна.
Лейк повернулся ко мне:
— Думаю, вы понимаете, что я должен был рассказать Тасо. Правильно ли, на ваш взгляд, я поступил, если моя сестра наотрез отказалась сделать это?
Я попыталась представить себе жизнь над склепом, солнце, искрящееся над Орвьето, спешащие по небу облака, прикосновение теплого воздуха к моему лицу, а потом подумала о Бренди Лейк, словно в ловушке запертой на втором этаже просторного старого дома на островах Аран, о тех предрассудках, с которыми по опасениям Майры столкнулась бы Бренди, если бы люди узнали о ее болезни, и о Кроуфорде Лейке, не имеющем возможности воспользоваться плодами своего острого ума и деловой сообразительности.
— Да, вы были правы, — согласилась я.
— И что же он сказал моему племяннику? — возмутилась Анна.
— Увы, при последнем нашем разговоре я, кажется, угрожал ему, — проговорил Лейк, прежде чем я успела ей ответить. — И я очень сожалею об этом. Должно быть, пребывая вдали от общения с другими людьми, я сделался эксцентричным и подозрительным. Такая черта в собственном характере не нравится мне. Надеюсь, что все ставшее вам известным обо мне и о моей семье останется между нами, но если вы не сохраните тайну, если у вас появится какая-то причина, скажем, желание помочь подруге и вам придется открыть ее, с вами ничего не случится, я обещаю.
— До сих пор никому еще не удавалось сделать нечто такое, что заставило бы меня захотеть поделиться с ним каким-либо секретом, — сказала я.
Он чуть улыбнулся.
— Возможно, что так. Но вы должны быть готовы к искушению. И чем же мне угрожал беззубый лев?
— Предполагалось, что меня схватят с гидрией в руках. Как только стало известно, что гидрия у меня, кому-то пришла в голову блестящая идея. Если Сосьета получит гидрию, это будет здорово. Но если неприятности возникнут у вас, мистер Лейк, это будет еще лучше. Гидрия должна была смутить меня, и в этот момент мне следовало обратиться в полицию, сообщив ей, что Кроуфорд Лейк просил меня приобрести для него этот сосуд. Ничего другого можно было не делать.
