– Как он узнал, что Герберт был его братом?
Ханнелоре, не спрашивая, взяла сигарету.
– В восьмидесятых годах Дани подлатал свою челюсть. Эта операция стоила ему целое состояние. Когда Барт прочитал отчет о вскрытии, у него закрались подозрения. Более того, когда Дани был ребенком, он сломал берцовую кость, и, кроме того, Барт знал, что он работал на людей в Love.
– То есть он решил убрать Провоста, – произнесла она с недоверием.
– Не сразу. Барт знал, что Провост сходит с ума по его брату, но он хотел быть уверен.
У церкви Осткамп Ханнелоре не остановилась на светофоре. Фургоны обеспечивали отличное прикрытие.
– Поэтому он поставил ловушку. Он послал Мелиссу.
– Мелиссу?
– Свою подругу, – пояснил Ван-Ин. – Барт познакомился с ней в «Клеопатре». Прежде чем Барт поселился у нее, она была одной из любимиц Провоста. В вечер убийства Мелисса позвонила Провосту. Он был не прочь поразвлечься и…
– Теперь я все поняла. Мелисса звонит в дверь, Провост открывает, и Барт надевает на него наручники.
– Так выглядит версия Барта, – кивнул Ван-Ин.
Когда спидометр показал скорость выше ста тридцати, он снова пристегнулся. Из-за разговора они прилично отстали от фургонов.
– То есть Дани Барта убили в 1985 году.
Ван-Ин помотал головой.
– Барт говорит, что последний раз видел своего брата в апреле 1986 года. Дани вернулся из Нидерландов, где ему сделали коррекцию груди. Она ему не понравилась. Ему снова нужны были деньги.
Через пять минут вся округа вышла на улицу. Комиссар Деклудт из полиции Вардаме следил за тем, как его коллеги из Брюгге выломали входную дверь офиса «ВерВорт». Эта процедура была незаконна, но прокурор его заверил, что всю ответственность за операцию он берет на себя. После случая с пропавшими девочками суд может снова кое-что себе позволить.
Агенты делали свою работу основательно. Через пятнадцать минут офис «ВерВорт» выглядел так, словно там прошел торнадо.
Приглашенные занимали места на складных стульях, которые были расставлены вне света прожекторов. Карине слышала гул. Она скорчилась. Свет проникал через повязку.
Йохан Брэйс толкнул перед собой сервировочный столик на колесиках. Министр был голый, за исключением кожаной балаклавы. На столике лежали ножи, щипцы и шило, которыми он собирался воспользоваться. Когда в комнату вошел палач, публику пробрала дрожь похоти.
Гвидо Версавел вошел в офис. Он выглядел усталым и бледным. Ханнелоре вяло ему подмигнула и указала назад. Из офиса Верворта доносился звон стекла и треск раскалывающейся мебели.
– Питер взбесился, когда обыск ничего не дал, – сказала она озабоченно. – Он рушит весь дом.
За прошедшие дни Версавел испытал на себе, что значит бессилие. Он пошире распахнул приоткрытую дверь и просунул голову внутрь. В комнате был кавардак. Ван-Ин, как дикарь, пинал ногой все вокруг себя.
– Окна оставишь напоследок? – спросил Версавел с сарказмом.
Ван-Ин поднял глаза. Его свирепый взгляд мог заставить отпрянуть взвод морских пехотинцев. Он взял в руки сломанное рабочее кресло и швырнул его в окно.
– Доволен?
Версавел зашел в офис.
– Мне позвонила Ханнелоре, – сказал он. – Она боится, что ты что-нибудь с собой сделаешь.
– И тогда?
Версавел подошел поближе. Он ловко лавировал между обломками.
– Если будешь так беситься, Карине Неелс ты не поможешь.
– Да ну?
Ван-Ин колотил каблуком своего ботинка по клавиатуре компьютера. Половина алфавита разлетелась в разные стороны.
– В приемной висит большое зеркало, – сухо доложил Версавел.
Ван-Ин убрал свою ногу от разбитой клавиатуры. Он пристально посмотрел на Версавела и нервно провел рукой по взмокшему лбу.
– Ты можешь наколдовать в своей шляпе белого кролика? – спросил он презрительно.
– Возможно, – спокойно ответил Версавел.
– Что значит «возможно»?
Версавел вынул из своего внутреннего кармана пачку бумаг.
– Помнишь, ты меня просил проверить то, что рассказал Катрэйсе?
Ван-Ин перешагнул через обломки.
– Катрэйсе живет в заброшенном загородном доме, который является собственностью Вандале.
Когда Ханнелоре услышала, что Ван-Ин прекратил все крушить, она тоже вошла внутрь.
– И ты говоришь это сейчас, – услышала она слова Ван-Ина.
Версавел извинился.
– Я сидел на успокоительных, Питер. Только когда Ханнелоре мне позвонила, я понял…
– Хорошо, хорошо, – раздражительно отреагировал Ван-Ин. – Катрэйсе живет в доме, принадлежащем Вандале, и работает садовником в НКО. Что у тебя еще есть?
– У Катрэйсе есть судимость, – сказал Версавел. – В 1982 году его приговорили к двум годам тюрьмы за изнасилование соседки.
– Ой, – вздохнула Ханнелоре.
– Барт, должно быть, об этом тоже узнал, – продолжал Версавел.
– Но молчал, потому что его заставил Вандале.
Ван-Ину не пришлось долго думать. Если Вандале взял Катрэйсе под защиту, то у него на это имелась чертовски хорошая причина. После убийства Дани он закрыл Love. Казалось логичным, что они перебрались в другое место.
– Сообщи Бекману, – рявкнул он Ханнелоре. – Мне любопытно, чем занят наш садовник.
От Джона Катрэйсе требовалось следить за аллеей, ведущей к загородному дому. Но теперь, когда все гости прибыли, он не смог удержаться и спустился в подвал, чтобы тайно тоже полюбоваться зрелищем.
Карине Неелс чувствовала, как над ней двигалось худое мужское тело. Когда кто-то развязал повязку, она несколько мгновений моргала. Она оцепенела, когда увидела кожаную балаклаву, которая парила меньше чем в тридцати сантиметрах над ее лицом. У нее замерло сердце.
Она хотела закричать, но это ей не удалось, и она снова закрыла глаза. Мужчина начал похотливо ее «долбить». О проникновении не было и речи. Казалось, что кто-то запихнул ей между бедер спущенный воздушный шарик.
Верворт оставил камеру включенной. Пройдет еще некоторое время, прежде чем Брэйс достигнет высшей точки.
Ханнелоре гнала «рено-твинго» на максимальной скорости. Руль дрожал в ее руках, неконтролируемый, как и стрелка на спидометре. Ван-Ин достал из плечевой кобуры пистолет и положил его себе на колени. Фургоны следовали за ними на расстоянии меньше пятисот метров с включенными мигалками, но без сирен.
Катрэйсе не обратил внимания на шорох шин, едущих по гравию аллеи. Он был полностью увлечен зрелищем. Через десять минут палач наконец-то кончил. Худому типу всегда требовалось много времени. Катрэйсе спрашивал себя, кто скрывался за маской.
Брэйс выпрямился. Карине осторожно подняла веки. Только сейчас она заметила столик с орудиями пытки. Ее крик леденил душу. Публика одобрительно перешептывалась.
Брэйс вооружился щипчиками для маникюра. Верворт взял крупным планом левую грудь Карине, покачал головой и жестом попросил Брэйса немного подождать. Он подхватил кубик льда и потер им ее грудь так, что сосок красиво встал. Брэйс одобрительно кивнул. Он предварительно проработал сценарий с Вервортом. Они верно следовали методам инквизиции. Сначала он показал орудия пытки. Крик Карине больше не имел ничего общего с человеческим. Верворт заснял ее искаженное страхом лицо. Брэйс поместил щипчики на возбужденный сосок и ждал, пока Верворт подберет идеальный план.
Ван-Ин распахнул дверь подвала. Плавным движением он направил свой пистолет на мужчину в маске и сделал три выстрела. Первая пуля попала Брэйсу в правый глаз, вторая раздробила ему плечо, а третья проделала аккуратную дырочку в затылке Верворта, который случайно оказался на линии огня.
Через десять секунд первая волна полицейских захлестнула загородный дом Катрэйсе. Несколько зрителей воспользовались переполохом и бросились в разные стороны. Однако после короткого преследования их задержали.
Ханнелоре сняла плащ и подошла к Карине. Девушка находилась в состоянии шока и едва ли реагировала на суматоху.
– По статистике у тебя был один шанс из ста тысяч, – сделал вывод Версавел.
– Человек живет не только по статистической закономерности, – философски ответил Ван-Ин. – Я бы никогда себе не простил, если бы мы приехали сюда на пять минут позже.
Пока агенты надевали наручники на зрителей, Ван-Ин пошел наверх. Ему нужен был свежий воздух. «В каком мире мы живем?» – задал он себе вопрос, когда стало известно, что установлена личность палача и половины зрителей. Среди них оказались некомпетентный судмедэксперт доктор Де-Ягер и подкупленный главный контролер налогового ведомства Мелхиор Мёус. Ван-Ин посмотрел на звезды. Он надеялся, что там возможна совсем другая жизнь.