боюсь, допрашивать ее можно после осмотра врача, у Мишиной нервный срыв.
Я вкратце рассказала, как добыла Ольгу сначала из контейнера, а потом из реки. Людочка сдержанно угукала, но не удержалась от едкого замечания:
– А вы, так понимаю, Татьяна, там ночной рыбалкой промышляли? Или расскажете, зачем вы ночью по складам лазили?
– Были дела… – лгать Рядкиной желания не было, уж слишком надутая сидела Людочка за своим огромным столом.
– Понятно, как всегда, – холодным тоном отчеканила следователь. С недовольным лицом она практически швырнула мне лист бумаги. – А я вот думаю, что вы сейчас сядете и подробно напишете, чем ночью занимались. Подозрительно у вас все выходит, как обычно. Кого не тронешь, так попытка убийства почти готовая. Жогин-старший у меня уже под следствием, за решеткой, обвинение выдвинуто, ответит по полной за попытку. Клиентку вашу тоже прижучу, и адвокат ее не спасет! И вы тоже мне все расскажете!
– Я и так рассказала! – злость меня так и захлестнула. Чего прицепилась ко мне Рядкина, будто она за меня делает мою работу. Я ей и свидетелей добыла, разузнала все об афере с благотворительным фондом, и все равно Людочка точит на меня зуб. – Что я там делала, это мое дело. У нас в стране свобода слова и свобода действий. А если вам заняться нечем, то лучше бы свидетельницу отправили в больницу и с ней поговорили после успокоительного. А то вы так все медленно делаете, пока разрешения получили, ордер выписали, вся документация в фонде сгорела, а важная свидетельница чуть не утонула. Если бы не я, то Мишина бы сейчас в реке плавала. И без нее доказать аферу невозможно. С помощью фонда Жогин оформлял разрешения на работу для тысяч якобы волонтеров, а на самом деле это были нелегальные мигранты из ближнего зарубежья! Откуда бы вы это узнали, а?
– Я! Я все равно бы это узнала! – кипятилась Людочка.
– Как? Жогин мертв, документы сгорели, а свидетельница практически утонула! Я помогаю, а вы ни слова благодарности! И не верите мне! И подозреваете!
Пока Рядкина задумалась, что бы такое выдать в ответ, я хлопнула дверью от злости. Заторопилась в машину, чтобы прийти в себя. Я всегда держу себя в руках, но если потеряла привычное хладнокровие, то держитесь все вокруг.
В автомобиле я дала волю эмоциям, взорвавшись криком:
– Идиотка! Дурацкая Рядкина-Грядкина!
Но после пары выкриков расхохоталась, почувствовав себя словно глупая школьница, что обиделась на подружку. Людочку тоже можно понять, уже несколько суток она возится то с бомжами, то на пепелище, а пойманного убийцы нет. Могу себе представить, как распекает ее какой-нибудь генерал на планерках. А я тут рядом раздражаю ее свободным графиком без окриков начальников и высокой оплатой. И, как ребенок, обижаюсь на вполне законное требование письменно подтвердить свои показания.
Дверь машины со стороны пассажирского сиденья дернулась, показалась Людочкина круглая мордашка. Она молча уселась в кресло. Я покосилась на нее в зеркало заднего вида. Так и есть – ревела. Глаза красные, нос распух. Черт меня дернул за язык наговорить Рядкиной гадостей. Хотя она тоже много чем делилась, а могла бы не помогать информацией, которую не имеет право рассказывать. Вон и совета спрашивает, и на пирог в гости зазывает. Мне стало ужасно стыдно. Как только я открыла рот, чтобы извиниться, Людочка выпалила:
– Извините, что вела так себя резко. Нервы сдают, – она шмыгнула носом. – Вы мне очень помогли с этим расследованием и все важные улики нашли, свидетельницу…
– И я прошу прощения, что гадостей наговорила. Вы очень хороший следователь, – произнести эти слова оказалось сложно.
Но от моего комплимента Рядкина просияла, потом со смущением предложила:
– Может, все-таки сегодня зайдете на чай? По-соседски…
– Зайду, – закивала я с готовностью. Чего мы, в самом деле, все соревнуемся с Рядкиной, кто из нас круче. Ведь можно объединить усилия, вдруг со стороны Людочки будет виднее, куда направить силы по поиску убийцы Жогина.
Мы тепло распрощались, и я начала обзванивать своих информаторов, чтобы немного разобраться в работе фонда. Хотя, кажется, и благотворительная деятельность Андрея тоже не является причиной для его убийства. Беспризорным он помогал, с бандитами у него взаимная выгода, некому желать ему смерти. Но все же моя дотошность не давала покоя, что за таинственный коротышка, этот мой четвертый клиент. И я набрала номер Кирьянова. Тот выслушал мое описание, буркнул: «Щас» – и бросил трубку.
В ожидании его звонка я узнала, не раскопал ли там что-то Мельников. Но мой помощник принялся ворчать:
– Я устал уже, меня домой жена вчера не пустила, заставила всю одежду на коврике снимать. Там брюки такие хорошие, я их на свадьбу покупал.
– А рубашку на школьный выпускной? – пошутила я.
– Ну нет, та рубашка мне узкая, эту мне бабушка дарила на юбилей, – забубнил Мельников.
– Я все тебе компенсирую в тройном размере, если ты мне скажешь, что узнал, кто нашего клиента на тот свет отправил.
– Да бомжи эти имена свои не помнят, уж тем более твоего Жогина. Его раздачу бесплатной еды они называют закусочной на колесах. И никто ни разу в фонде не был, кроме блинов да бутербродов бездомные ничего от «Благо» не видели.
– Ты уверен, что ни один из них не был в самом фонде? Вдруг от алкогольных возлияний у них память улетучилась?
– Может быть, не удивлюсь, – недовольно пробурчал Мельников. – Мне вообще это задание кажется уже бессмысленным. Я с ними начинаю разговаривать, а уже через пару минут они не помнят, кто я и что хочу узнать. Начинают мне какие-то фантазии плести.
– А что именно?
– Да россказни, что в благотворительный фонд лучше не соваться, потому что там заберут документы, заставят подписать бумаги и на органы сдадут. Не хотят, как нормальные люди жить, придумали дурацкую причину.
– Ты сейчас как человек рассуждаешь, которого жена на коврике заставила из-за бомжей раздеваться. А если как мент? Если повторяется информация несколько раз, пускай даже в разных вариантах, то у нее может быть реальная основа. Давай ищи, кто все-таки остатки памяти из наших бродяг сохранил.
Мельников застонал и бросил трубку в сердцах. На
