воздухе пахло сыростью. Вдруг сверху на меня капнула вода, потом еще и еще… Я поморгала, пытаясь понять, что со мной. И увидела небо так близко, что, казалось, его можно коснуться рукой. В нем едва заметно, словно золотистые капли, блестели звезды.
«Бред, нет, это невозможно… Я что, на крыше какого-то здания?»
Попробовала ущипнуть себя за руку в надежде, что сплю, и нащупала разорванный рукав пальто. И тут же перед глазами всплыли последние события. Скорее всего, это тот самый недострой возле моего дома…
Стало очевидно, что я лежу на крыше высотки, и любая попытка пошевелиться могла привести к тому, что я полечу куда-то в темный провал здания. Нужно было ощупать все вокруг, не делать резких движений. Непонятно, как работает сейчас мое тело. И не качнет ли меня в сторону, попытайся я встать.
Насколько я помнила, здание не достроено, значит, это не совсем крыша. Скорее, пролет последнего достроенного этажа. Надо найти лестницу и попытаться спуститься. А там разберусь…
Пока я размышляла об этом, где-то подо мной раздался тоненький свист, а вслед за ним тяжелые шаркающие шаги.
Не знаю, почему, но я испытала панический страх. Какой-то животный ужас. Словно я знала того, кто тихо движется где-то рядом.
Шаги все приближались, я облизала пересохшие губы и прижалась спиной к полу еще сильнее. Словно хотела впечататься в бетон.
Невольно поежилась, и тут же почувствовала, что кто-то стоит почти прямо передо мной. По спине пробежал холодок, дыхание сбилось. Я лежала, закрыв глаза, чувствуя рядом присутствие врага, волну ненависти, исходящую от него. И вдруг в нос мне ударил запах денег. Напрасно люди твердят, что деньги не пахнут. Они обладают очень специфическим ароматом из ряда самых тонких и неуловимых: химическая реакция металла, бумаги и человеческого пота.
– Покажись мне, – прошептала я беззвучно.
Тень, мелькнувшая в проеме двери, приобрела очертания крупного человека. И тут же я заметила, что за ним стоит кто-то еще. Я различила шепот того, второго:
– А если не оклемается? Ведь может упасть… Может, спустим вниз? Или вообще…
Продолжение фразы я не услышала, но инстинктивно поняла: сейчас решается моя судьба. Второй молча сделал неопределенный жест рукой, и они, развернувшись, стали спускаться. Не помню, сколько я еще так лежала, боясь пошевелиться и поверить в свою удачу. Если меня оставили тут – значит, уже не вернутся. Понемногу работая пальцами ног и рук, я стала разгонять кровь, и через какое-то время попробовала осторожно присесть. Где-то здесь должна быть шахта лифта…
Недавно в новостях передавали, что в этом недостроенном здании в открытую шахту лифта с высоты четвертого этажа провалился парень. К счастью, отделался переломами.
Попробовав встать на ноги, поняла, что ощутимых увечий мне не нанесли. Даже странно. Спускалась я медленно и осторожно, все время уговаривая себя не смотреть вниз, а концентрироваться на ступеньках. Одна, вторая, третья…
Когда ступени закончились, я осмотрелась: это был какой-то подвал. Сбоку дул свежий ветер. Из подвала был выход во двор. Но в этот момент силы меня окончательно покинули, в глазах потемнело…
Я то ли спала, то ли бредила. Мне казалось, что меня раскачивает в лодке, на секунду я открыла глаза и увидела лицо Макса. Он нес меня на руках, покачивая, как ребенка. И я услышала его запах, такой родной и чужой одновременно. Уткнулась носом в его пальто и снова отключилась.
Окончательно осознавать реальность я начала только спустя какое-то время. Когда обнаружила, что сижу возле своей двери на ступеньках, привалившись к перилам. Вцепившись в них, я поднялась и попробовала оглядеться. Голова нещадно болела, но соображала я уже лучше. И на ногах стояла вполне уверенно. Значит, Макс все-таки появился и дотащил меня до дома? И не придумал ничего лучше, как оставить на крыльце?! Или это все мне померещилось, и я сама добрела до дома?
Неизвестно, какую дрянь мне вкололи. Возможно, я была еще под действием препарата. Я пощупала руку. Место укола побаливало. Боже… Если я обращусь в полицию, скорее всего, мне скажут, что нечего шляться по недостроям. Всем известно, что там обретаются маргинальные личности. Какой-нибудь наркоман или бомж… Но я-то знала, что это не так.
Я замерзла и решила переместиться в свою квартиру. Раз уж здесь никаких открытий не светило. В моем пальто все так же лежали ключи, а вот телефона не было. И я понадеялась, что забыла его дома. Когда ввалилась в родной коридор, то сил хватило только на то, чтобы сесть прямо на пол у дверей. Как была, в сапогах и пальто, я сидела, привалившись к косяку, и размазывала по лицу слезы. А потом зазвонил телефон. Он пиликал совсем близко, и я поначалу не могла разобрать, откуда идет звук. К счастью, я выронила его прямо в шкафу, когда выбегала, хватая пальто. И буквально подползла к нему, уверенная в том, что это Макс. Однако номер был скрыт.
– Как добралась?
– Что? – я подумала, что не расслышала вопрос.
– Думаю, тебе не стоит объяснять, кто я, – голос звонившего был мне незнаком. Хриплый, уверенный. И я сразу поняла, кто это.
– Вы…Что еще вам от меня нужно?
– А ты дерзкая!
– Ваши люди мне что-то вкололи? Вы псих! Если хотите знать… Я уже позвонила в полицию!
– Никому ты не звонила. Ты же умная девочка. Понимаешь, что доказать ничего не сможешь. К тому же ты только что зашла в дом, так ведь?
– Вы следите за мной? Запугать решили? Я бы на вашем месте подумала о…
– Мне бояться нечего, еще раз повторю: доказательств у тебя нет. И никогда не будет.
Он произнес это таким тоном, что я сразу поняла: Мокридин имеет в виду не только историю с крышей. Но и смерть Жанны.
– Значит, это правда… Из-за паршивых денег лишить девушку жизни. Вы точно псих! Вы больной…
– Плохо ты обо мне думаешь. Дело не в деньгах, – усмехнулся он. – Точнее, не только в них.
– Один мой знакомый утверждал, что убивают только из-за денег или из-за любви. У вас какая-то другая теория? Или у вас комбо: любовь к деньгам?
– Твой знакомый парень с мозгами, – едва ли не хихикнул Мокридин. – Из-за любви.
– Что вы несете?..
– Дочка… – вздохнул он и повторил: – Дочка у меня одна, росла без матери. Я ради нее на все готов.
– Я знаю, что случилось с Илоной. Конечно, это ужасно. Хоть вы и подлец, но ваша дочь ни в чем не виновата. Но при чем здесь это?
– Да
