лиц). Пробежав рецепт глазами, Клавдия возликовала – вот же, вот же оно, то, что нужно!
Быстро сев за стол, она прикинула, какое оборудование понадобится для небольшого производства – делать масло Клавдия собиралась в точности по рецептуре, используя только тот инвентарь, что описывала баба Аграфена. Затраты выходили совсем небольшие, главное – рабочие руки, а их снова было достаточно.
Флакон нарисовала тоже Клавдия – долго сидела по ночам, оттачивая каждую грань, каждую линию. Ей смутно казалось, что прежде она уже видела нечто подобное – темно-зеленый прямоугольник с горлышком в самом верху длинной стороны, и стекло не гладкое, а с матовыми вкраплениями более темного оттенка. Она никак не могла вспомнить, где могла видеть подобный флакон, но однажды вдруг ей было видение – стол директрисы училища, а на нем такая бутылка темно-зеленого стекла. Про директрису ходили осторожные слухи, что она потомственная княгиня, хотя и нигде об этом не говорит – в те годы такое признание было чревато, а еще что ее родственники до сих пор живут где-то во Франции – не то тетка, не то двоюродная сестра. В общем, сейчас для Клавдии это не имело значения, главным был флакон, которому она изменила пробку, сделав ее в виде пихтовой шишки.
Когда матушка Евдокия увидела результат, кинулась к ней с объятиями – настолько это было красиво. Оставалось только найти завод, готовый выпускать такие, и наладить перевозку до Гнилой Топи.
Появление в общине Майи Клавдию насторожило. Именно из-за этой девушки начались проблемы в «Согласии», именно по ее следу на них вышли те люди, что убили Гостя и, по сути, разорили все «Согласие», заставив матушку Евдокию бежать без оглядки.
Клавдия пыталась поговорить об этом с матушкой, но та отмахнулась – мол, какая разница, не гнать же, пусть живет. Однако Клавдия видела, что и ей неприятно присутствие этой девушки в общине. А потом она увидела, как Майю в пятницу вечером увозит в город на машине один из «братьев» – так матушка называла нескольких особо приближенных мужчин, выполнявших функции водителей и охранников для батюшки Ивана, когда тот выезжал с проповедями.
В пятницу Майя исчезала, в понедельник утром возвращалась, долго спала в своей комнате, потом появлялась во дворе – с потусторонним взглядом и все время блаженно улыбающаяся. У нее появилась привычка носить одежду с длинными рукавами, а когда волновалась, Майя начинала расчесывать руки сквозь рукава – как будто там у нее все зудело.
Однажды Клавдия силой прижала ее в кухне, задрала рукав и обомлела – все вены девушки были испещрены следами от уколов. Клавдия отвесила Майе оплеуху и велела идти к себе, а сама направилась прямиком к матушке.
Евдокия встретила ее холодно, молча выслушала, а потом, глядя в глаза, произнесла:
– Не вашего ума это дело, сестра Клавдия. Если что-то происходит с кем-то, значит, на все есть чужая воля. Больше вы мне вопросов о Майе не зададите. Понятно?
Клавдия почувствовала, как в мозг словно впилась раскаленная игла – стало так больно, что едва не потемнело в глазах.
– Понятно, матушка Евдокия… – выдохнула она и схватилась рукой за дверной косяк.
Глаза матушки тут же стали прежними, а голос ласковым:
– Вы устали, сестра Клавдия…
– Да… – пролепетала она, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью, а спина делается деревянной.
– Вам полежать нужно, отдохнуть… Идите к себе, поспите. Девушки справятся без вас.
Три молодые девчонки были у Клавдии помощницами во всех домашних делах, но она всегда и все контролировала сама. Однако сейчас она почувствовала, что смертельно устала, и если не приляжет немедленно, то попросту заболеет. Потому отправилась к себе в комнату и забылась там долгим сном.
На нее навалилось все, как и прежде, а теперь нужно было еще и оформить патент на масло – Евдокия требовала, чтобы с этой стороны к ним невозможно было придраться, и Клавдия сама ездила по учреждениям и получала нужные бумаги. Завод по производству флаконов, правда, нашла Евдокия – владельцем оказался родной брат начальника местной полиции, это было даже хорошо.
Клавдия по-прежнему два раза в месяц ездила в ближайший районный центр, делала там заказы необходимых продуктов, потом забирала их на машине вместе с Игнатьичем. Также в ее ведении находились все вновь прибывшие в общину – расселить их, найти занятие, присмотреться…
В последнее время стали появляться довольно молодые женщины – какие-то словно бы потухшие, отчаявшиеся, разочаровавшиеся в жизни. Они выслушивали все, что говорила Клавдия, исполняли работу, которую она им давала, но единственное, что делали действительно с энтузиазмом, – изучали постулаты учения матушки Евдокии. Создавалось впечатление, что в головах у них больше ничего не было.
Однажды Клавдия услышала, как одна из только что приехавших в общину женщин рассказывает другой о том, что раньше, в прошлой, как она выразилась, жизни, у нее была роскошная квартира в центре Москвы, которую она продала, чтобы оказаться здесь.
Клавдия насторожилась – никаких денег на счета не поступало – во всяком случае, таких, что могли быть равны стоимости московской квартиры.
Проведя своеобразную ревизию в бухгалтерских документах, Клавдия поняла, что ее водят за нос. Она нашла счет, который ей был неизвестен, а на нем довольно крупную сумму, происхождения которой объяснить она никак не могла.
Не очень внимательная в делах Яна просто забыла убрать эти документы в собственный тайник, небрежно сунула к общинным, и Клавдия абсолютно случайно стала обладательницей информации, которую Яна старалась от нее утаивать.
С Волокушиным Яна познакомилась давно, еще будучи Прозревшей – это был какой-то должник Игоря. Яна все пыталась понять, что же такое Зобов, ненавидевший всех людей в принципе, сделал для этого прожженного уголовника, что тот теперь так стелется перед бывшим замначальника режима.
Оказалось, что Игорь, едва начав работать в колонии, где отбывал срок Волокушин, сумел предотвратить нападение на него и тем самым крепко поймал на крючок.
Когда Игоря не стало, Волокушин продолжил сотрудничать с Яной, но уже в другом качестве – теперь она помогала ему и его жене Лолите избавляться от облапошенных женщин, начисто выметая из их голов все воспоминания о курсах Лолиты и проданных квартирах. За это чета Волокушиных регулярно отчисляла ей тридцать процентов от сумм, за которые сбывала потом квартиры этих женщин. Именно этот счет и обнаружила в результате своих поисков Клавдия.
Яна, поняв, что прокололась, пришла в ярость – эта любопытная клуша могла разрушить все, что она так старательно выстраивала с нуля. В этот момент Яна даже забыла,
