— Нет, — сказал Адамберг, тряхнув головой. — Ты никогда не делала мне больно.
Камилла заколебалась, не в силах сделать выбор между покоем и хаосом.
— Ведь я тебя больше не любила, — тихо сказала она.
— Это временно.
На следующее утро тот же жандарм, что накануне привез Адамберга, заехал за ним и доставил в жандармерию Белькура; Адамберг пробыл два часа в камере, где провела ночь Сабрина Монж. Одиннадцатичасовым поездом прибыли Данглар и лейтенант Гюльвен, Адамберг передал им с рук на руки молодую женщину, надавав им множество никому не нужных инструкций. Впрочем, комиссар слепо доверял Данглару, считал его человеком в высшей степени деликатным и гораздо лучше умеющим обращаться с людьми, нежели он сам.
В полдень его отвезли в жандармерию Шаторужа: туда должно было прийти досье на Падуэлла. Тамошний аджюдан Фромантен, краснолицый и коренастый, полная противоположность Эмону, не желал помогать штатским, то есть криминальной полиции. Он полагал — и небезосновательно, — что комиссар Адамберг, находясь вне зоны своей компетенции и не представив никаких документов, подтверждающих его полномочия, не имеет права ему приказывать; впрочем, Адамберг делать этого и так не собирался. Просто он, как в Белькуре и в Буре, запросил определенную информацию и дал несколько советов.
Аджюдан Фромантен был трусоват, он кое-что слышал об Адамберге, и не только хорошее. Однако он оказался падок на лесть, чем немедленно воспользовался комиссар, пустив в ход свои способности и совершенно очаровав его. Так что в конце концов в распоряжении Адамберга оказался и сам толстяк аджюдан, и все его подчиненные.
Фромантен тоже ждал факса из Интерпола, гадая, что может интересовать комиссара в этом старом деле, не имеющем ничего общего с кровавыми нападениями Меркантурского зверя. По крайней мере, как они узнали из рассказа сестры Элуэна, горло Симону никто не перегрызал, американец просто застрелил его, всадив пулю в сердце. Правда, перед этим Падуэлл, в отместку за свое унижение, некоторое время прижигал ему спичками половые органы. Фромантена передернуло от ужаса и отвращения. По его мнению, одна половина американцев давно уже превратилась в дикарей, а другая половина — в пластмассовых заводных кукол.
Результаты исследований, проведенных в ИКУНЖ, поступили в три тридцать к аджюдану Эмону, который в считанные минуты передал их в Шаторуж Фромантену. Волокна шерсти, изъятые на месте убийства Поля Элуэна, принадлежат волку (Canis lupus), животному из семейства псовых. Адамберг сразу передал эту информацию Эрмелю, Монвайяну, а еще старшему аджюдану Бревану из Пюижирона. Он считал, что пора напомнить о себе этому медлительному типу, до сих пор не соизволившему прислать обещанное досье на Огюста Массара.
Этим утром в прессе появилось фото Массара, и напряжение в средствах массовой информации достигло предела. Журналисты и полицейские сбились с ног, стараясь раздобыть новую информацию об убийстве Поля Элуэна и последовавшем за ним происшествии на пастбище близ Шаторужа. Все ежедневные издания опубликовали карту кровавого маршрута оборотня. Те места, где он уже побывал, были отмечены красным, а те, куда, как предполагалось, он собирался наведаться по пути в Париж, — синим. Этот был тот самый, первоначальный маршрут, и преступник почти нигде с него не сворачивал, за исключением Вокулера и Пуасси-ле-Руа. Жителям городов и деревень, находящихся в непосредственной близости от пути следования человека с волком, обозначенного на карте, настоятельно советовали соблюдать осторожность и не выходить из дому по ночам. Обращения граждан, разоблачения, разнообразные письменные и устные свидетельства потоком хлынули в комиссариаты и управления жандармерии по всей Франции. Никто уже не обращал внимания на то, что происходит в населенных пунктах, удаленных от кровавой дороги Массара. Дело приобретало колоссальный размах, и все решили, что пора переходить к согласованным действиям. Вмешалось управление криминальной полиции, и Жан-Батиста Адамберга официально назначили руководителем следствия. Эта новость достигла Шаторужа в пять часов вечера, и с этого момента аджюдан Фромантен готов был разбиться в лепешку, лишь бы предугадать малейшие желания комиссара. Но Адамберг мало в чем нуждался. Он ждал досье из Интерпола. Вопреки обыкновению, он ни разу не вышел прогуляться, а всю субботу провел в жандармерии, делая наброски в своем блокноте и чутко прислушиваясь к гудению факса. Рисовал он голову аджюдана Фромантена.
Без нескольких минут шесть он получил долгожданные материалы от некоего лейтенанта Лэнсона из департамента полиции города Остина, штат Техас. Адамберг торопливо схватил листки и стал читать их стоя, прислонившись к подоконнику в кабинете Фромантена.
История супружеской жизни и преступления Джона Н. Падуэлла, изложенная в документах, полностью совпадала с рассказом сестры Поля и Симона Элуэнов. Тот человек родился в Остине, занимался изготовлением и сборкой металлических конструкций. В возрасте двадцати шести лет женился на Ариадне Жерман; у них родился сын, Стюарт Д. Падуэлл. В браке они прожили одиннадцать лет, потом Падуэлл совершил преступление: он подверг пыткам, а затем убил выстрелом в сердце любовника своей жены. Был приговорен к двадцати годам тюремного заключения, затем выпущен по амнистии семь лет и три месяца назад, отсидев к тому времени восемнадцать лет. С тех пор никуда не выезжал с Североамериканского континента, проблем с законом за это время у него ни разу не возникало.
Адамберг долго и пристально рассматривал три фотографии убийцы, которые ему прислал американский коллега: анфас, в профиль слева, в профиль справа. Светловолосый мужчина с квадратным подбородком, взгляд почти бесцветных глаз решительный, тонкие, насмешливые губы придают лицу недоброе, упрямое выражение.
Умер Джон Падуэлл естественной смертью в Остине, штат Техас, чуть более полутора лет назад.
Адамберг покачал головой, свернул листки в трубочку и сунул их в карман пиджака.
— Есть что-нибудь интересное? — с любопытством спросил Фромантен, дождавшись, когда комиссар оторвется от бумаг.
— Тупик, — досадливо поморщившись, ответил Адамберг. — Этот тип умер в прошлом году.
— Жаль, — сочувственно вздохнул Фромантен, который ни секунды не верил в эту версию.
Адамберг пожал ему руку и вышел, шагая еще медленнее, чем обычно. Его временный посыльный, следуя за ним по пятам, проводил его до служебной машины. Прежде чем открыть дверцу, Адамберг извлек свернутые в трубочку листы бумаги, нашел фотографию Дж. Н. Падуэлла и еще раз внимательно ее рассмотрел. Потом снова убрал все в карман и устроился на переднем сиденье справа. Жандарм высадил его в пятидесяти метрах от фургона.
Он сразу заметил стоящий на обочине дороги черный мотоцикл. Потом увидел и Лоуренса у правого борта грузовика: тот разбирал кучу фотографий, лежавших у его ног. Адамберг ничуть не смутился, только почувствовал легкое сожаление оттого, что не сможет сегодня уснуть, обнимая Камиллу, и едва уловимый, мимолетный страх. Канадец был куда крупнее и сильнее его. Честно говоря, если бы он прислушался только к голосу рассудка, он без колебаний посоветовал бы Камилле выбрать Лоуренса. Но влечение к этой девушке и личный интерес не позволяли ему оставить Камиллу этому парню, созданному для приключений.
Камилла, слишком поспешно присев рядом с Лоуренсом, прилежно разглядывала фотографии меркантурских волков, разложенные на сухой траве. Лоуренс специально для Адамберга прокомментировал, что изображено на снимках, показал комиссару Маркуса, Электру, Сибелиуса, Прозерпину и, наконец, мертвого Августа. Канадец держался спокойно и доброжелательно, однако время от времени Адамберг ловил на себе его взгляд, вопрошавший «Что тебе здесь нужно?».
Пока Солиман накрывал ужин на деревянном ящике, Полуночник, сидя на табурете и положив ногу на перевернутый тазик, тихонько помешивал угли в костре. Лоуренс молча указал подбородком на лодыжку старика и вопросительно посмотрел на него.
— Он свалился со ступенек, — пояснил Солиман.
— Есть новости из Техаса, парень? — обратился старик к Адамбергу, чтобы не продолжать неприятный разговор.
— Да. Мне прислали из Остина его биографию.
— Биографию? — переспросил Полуночник.
— Ну, это когда описывают все события жизни по порядку, — объяснил Солиман.
— Ага. Я люблю ясность.
— Так вот, этот парень, похоже, отбегался. Падуэлл умер полтора года назад.
— Вот видишь, ты ошибся, — заметил Солиман.
— Да, ты мне уже это говорил.
Адамберг не захотел ночевать в машине, свернувшись калачиком: боялся повредить раненую руку. Он позвонил в жандармерию и попросил отвезти его в гостиницу в Мондидье. Он провел воскресенье в крохотной душной комнатке, слушая выпуски новостей, обсуждая по телефону дела Сабрины, перечитывая скопившиеся за неделю досье. Время от времени он брал фотографию Падуэлла и подолгу с любопытством и грустью изучал ее то на свету, то в тени. Он придирчиво всматривался в нее, поворачивая то так, то этак, и пытался понять, что скрывают эти пустые бесцветные глаза. Он трижды выходил прогуляться и посидеть вдали от людей, на заброшенных огородах — в одном из тех тихих уголков, без которых ему было никак не обойтись. Он рисовал Полуночника на табурете, положившего больную ногу на перевернутый тазик, и Полуночника, стоящего прямо и величественно, сдвинув шляпу на глаза. Рисовал голого по пояс Солимана, гибкого и стройного, поднявшего глаза к небу, в одной из тех горделивых поз, что он перенял у старого пастуха. Рисовал Камиллу, сидящую за рулем и не отрывающую глаз от дороги. Рисовал мотоцикл на обочине и возле него — голубоглазого Лоуренса, глядящего сурово и вопросительно.
