Ознакомительная версия.
– Кто дежурил в эти дни в пультовой? – спросил он.
Охранники сверились с графиком работы.
– Николай Тригорский. Да он сейчас почти каждый день работает, потому что у нас сезон отпусков начался, подменяем друг друга. Он же зам по техническому оснащению, так что начальника службы охраны временно замещает.
Дитмар посмотрел на часы: после звонка Кати из Красногорска о задержании Тригорского прошло уже много времени. Оперативная группа МУРа и Елистратов давно уже там.
– А где его стол, рабочее место? – спросил он.
– Вы около него стоите, – охранники показали на кожаное кресло напротив экранов, на которое Дитмар иногда облокачивался, если вставал размять ноги.
– Тут тумба с ящиками. Откройте, пожалуйста.
– Николай Григорьевич ящики свои запирает на ключ.
– Это нормально?
– Естественно. Мало ли что, тут же у нас пультовая, а он зам по технике, коды может хранить на дисках, другую техническую информацию системы охраны.
Дитмар взял со стола отвертку и наклонился к тумбе под столом.
– Нет, нет, так дело не пойдет, это же незаконно, – запротестовали охранники. – Да он с нас потом шкуру спустит, мало ли что вы из МУРа.
– Тригорский сегодня ночью задержан в Красногорске в связи с нападением на сотрудника полиции, – Дитмару показалось, что так солиднее прозвучит, чем какой-то там приют для бродячих животных. – Утром у нас будет ордер на обыск, но я не собираюсь ждать до утра.
Он вставил отвертку в паз ящика и ударил по ней кулаком – вбок. Что-то треснуло, и замок лопнул.
В ящике в аккуратном порядке лежали компакт-диски. Их было немного.
На пяти фломастером написаны цифры, и охрана сказала, что это как раз и есть «блок системы безопасности». Шестой из дисков – без всяких надписей, с него и решили начать.
Едва лишь компьютер загрузил диск и открыл, Дитмар понял, что они обнаружили «потерянное время». Стертое из записи системы охраны это время, эти кадры были сохранены Тригорским-старшим, видимо, для себя.
Его сын… Ангел Майк…
– Это запись понедельника, когда комиссия во главе с Юдиной приехала в музей. Посетителей в этот день в музее нет, – сказал сотрудник технического управления. – Нет, вы только гляньте, что он вытворяет.
Как и в Египетском зале, Ангел Майк стоял наверху своей стремянки – только на этот раз в пустом Итальянском дворике возле мраморной копии знаменитой статуи Давида Микеланджело.
Он обнимал статую, как любовник обнимает обожаемый предмет вожделения, руки его скользили, блуждали по мраморному торсу, гладили мраморные бедра, ноги, ласкали мраморный пенис.
А затем прямо там, на стремянке, не страшась упасть, не боясь быть застигнутым смотрителем, продолжая лапать статую, Ангел Майк расстегнул ширинку и начал долго и яростно мастурбировать.
Худое тело его содрогалось, льняные волосы скрывали лицо. Он терзал себя и все никак, никак не мог кончить.
Лейтенант Дитмар ощутил, как к горлу его подкатывает тошнота.
Глава 39
Высокопоставленное лицо
Дитмар не покинул музей и утром, хотя уже валился с ног от усталости. Он пил энергетический тоник и крепкий кофе, но помогало это мало.
В двенадцать в музей из Красногорска приехала Катя, она и Анфиса вернулись в Москву в машине генерала Елистратова, вместе с ним.
Анфису отправили домой – спать. Спать без разговоров! Кате даже пришлось прикрикнуть на несговорчивую подругу, которая никак не хотела оставлять ее в музее одну.
Елистратов высадил Катю в Колымажном переулке у входа-выхода в музей.
И Катя двинулась на свой пост, едва шевелясь от усталости, от пережитого, от событий в Красногорске, от гари пожара, от ночных допросов – от всего, что произошло.
Едва шевелясь, медленно, как улитка, но так же, как улитка, упорно.
Шажок за шажком…
Дитмар позвонил ей на мобильный, едва она вошла в музей, и сказал, что ждет ее у кабинета куратора Вавич – по главной лестнице направо, через Античный зал, потом в служебную дверь и снова направо и в административный отдел.
Пока Катя доплелась, пока нашла кабинет в лабиринте Верхнего царства, Дитмар уже был там, о чем-то беседовал с Викторией Феофилактовной.
Зазвонил телефон.
– Никакой музыки по утрам до самой ночи музеев, – донесся до Кати раздраженный голос Виктории Феофилактовны. – В музее траур по нашему коллеге профессору Гайкину. Вы спрашивали меня, знали ли мы в музее, что у Гайкина была сестра? Нет, ни я, ни кто-либо из моих коллег об этом не знали. Даже Кристина, хотя их отношения выходили за рамки… Ну да это не мое дело.
Катя вошла и тихо поздоровалась.
– Милочка, вы совсем прозрачная, сядьте, отдохните, – Виктория Феофилактовна указала ей на павловский диван. – Так вот, он ни о своей сестре, ни о семье не говорил. Я знала лишь, что он сын бывшего члена правительства. И то не от него, а от нашего отдела кадров. Он работал у нас восемь лет, сначала даже не на штатной должности, потом помощником хранителя отдела древних рукописей. И только после своей поездки в Каирский музей и стажировки там и опубликованной за границей блестящей работы по переводу папирусов с Поучениями фараона Джосера было решено предоставить ему должность куратора отдела Древнего Востока. Мне все время твердят, что музею нужны свежие кадры, молодая кровь… М-да, кровь, вот мы ее и получили в избытке. Олег никогда о своей личной жизни, семье не говорил. Он все время занимался только работой, научной деятельностью. Все последние месяцы целиком посвящал себя «Проклятой коллекции». Я исчерпывающе ответила на ваш вопрос?
– Да, но я еще хотел… – Дитмар то ли от бессонницы, то ли от усталости запнулся, сделал отчаянный жест.
– Я посмотрела сейчас эту отвратительную пленку. Мальчишка – законченный извращенец. Его и отца я уволю из музея сразу же после Ночи музеев. Раньше не могу, Тригорский – высококлассный специалист по охранной системе, а вы видели, что у нас тут творилось, какой был грандиозный сбой. Если уволю сейчас и что-то случится подобное, мы без него не наладим систему и в такой срок специалиста такой квалификации не найдем. Провалить такое мероприятие, как Ночь музеев, я не могу… Поймите, после всех этих комиссий, убийств, кражи артефактов коллекции, проверок, после такого скандала я и так уже на волоске. После стольких лет службы музею на старости лет вылететь с позором… Нет, такого не будет.
– Мы все понимаем, – сказала Катя, – но Тригорский в настоящее время задержан.
– Ваш юноша, – Виктория Феофилактовна глянула на Дитмара, – мне это утром сообщил. Но я не думаю, что все так просто. Тригорский вечно хвалился, что у него полно знакомых в правоохранительных органах и в армии. Внесут залог, наймут адвоката, выпустят. Я сама лично буду ходатайствовать за мерзавца. Поймите, я люблю животных, и то, что он сделал, ужасно. Но сейчас он нужен музею, как никогда. После Ночи музеев я с удовольствием вышвырну его и его поганое отродье вон. А сейчас вот пишу ходатайство от имени музея выпустить его – не знаю, на поруки, что ли, как там у вас принято?
Катя и Дитмар молчали.
Виктория Феофилактовна выпрямилась в своем кресле.
– И не смейте меня осуждать. Вы еще слишком молоды, чтобы судить. Я действую во благо музея.
– Убийства, может, тоже во благо музея? – спросил Дитмар.
Собственно Катя не очень даже поняла, для чего он позвал ее в кабинет куратора. Может, просто не комфортно чувствовал себя с властной Викторией Феофилактовной наедине? По пути обратно в Нижнее царство Дитмар коротко рассказал ей про пленки – «потерянное время» и про результаты экспертизы, обнаружившей в крови Гайкина следы пентотала.
– Насчет пленок я сначала подумал, – сказала он, – что Тригорский изъял их потому, что там какой-то компромат – доказательства, что он сам или сынок его убийца либо вор музейный. Но оказалось все совсем в иной плоскости. А в какой, я даже себе уже толком не представляю. Как-то все совсем запуталось.
– Да уж, – согласилась Катя. – Но, возможно, Тригорский и есть наш убийца. Анфиса, например, на девяносто процентов в этом уверена. Насчет Елистратова не знаю.
– А вы сами что думаете? – спросил Дитмар.
– Если отвлечься от всего… От музея, от всех этих внутренних интриг, от «Проклятой коллекции», от красногорского маньяка, от кошек, мумий, что мы имеем? Лишь голые факты – какие? Сначала убили сестру, потом брата. По жизни они вроде давно не общались, имели шикарную неразделенную квартиру в правительственном доме – богатое наследство…
– Мы допрашивали домработницу Юдиной, так вот она тоже никогда не слышала, чтобы ее хозяйка упоминала о брате. Там и спросить больше не у кого – высокопоставленная семья, они очень закрытые люди были всегда. Родители мертвы, бывшая обслуга – водитель, охрана давно уже потеряли с ними всякие связи, потому что… В общем, сами понимаете, пока отец был министр, член правительства, все это клубилось, а потом, как умер – все… Хотя Елистратов по своим каналам пытается кое на кого выйти, кто знал эту семью близко. Звонил вчера в наше посольство в Вене.
Ознакомительная версия.
