Никакого снега там, разумеется, не было. Город по-прежнему утопал в потоках низвергающейся с небес воды. Наверное, подумал он, так теперь будет всегда.
(Надо же…
Все это было лишь сегодня с утра…
А кажется, будто полторы жизни тому назад…)
Александра еще спала. Он сходил на кухню за сигаретами, а потом вернулся к окну и долго смотрел на мокрые крыши. Эта осень должна была кончиться, думал он. Потому что дальше так просто невыносимо. Слишком уж плохо все у него было каждой осенью. Слишком уж похожа была каждая новая осень на ту, когда для него все кончилось.
(У его жены была собака. Совсем маленькая: йоркширский терьер. Странное животное, единственное предназначение которого состояло в том, чтобы красиво (вместо подушки) валяться на диване. Когда вечерами они с женой тоже ложились на диван, он, бывало, чистил жене мандарины, а собака норовила выхватить дольку из рук.
Он никогда не слышал, чтобы собаки любили мандарины. Но ее собака очень их любила.
Потом, когда жена от него ушла, он еще долго находил какие-то связанные с собакой предметы. Погрызенный резиновый мячик. Вскрытую пачку корма. Странно: ни единой вещи, связанной с ушедшей женой, он не находил в их бывшей квартире ни разу. Зато вещей, принадлежавших собаке, находил довольно много.)
За окном понемногу светало. Он успел выкурить еще одну сигарету, а Александра успела проснуться, и из ванной теперь доносился плеск воды: каждое ее утро начиналось с душа. Его новая девушка была очень правильной и чистоплотной. А сам он – нет. Прислушиваясь к себе самому, иногда он слышал, как там, внутри, тикает часовая бомба. Рано или поздно она бабахнет и вдребезги разнесет его жизнь. Как уже разнесла в тот раз, с женой. И слушая это тиканье, он каждый раз думал о том, что, может быть, не стоит и пытаться что-то изменить. Зачем врать себе самому: никогда в жизни он не станет таким парнем, какой нужен этой высокой чистоплотной девушке. Скоро их отношения кончатся. Может быть, их не стоило и начинать.
Так спокойно, как с Александрой, ему не было еще ни с кем. После всего того кошмара, в который за последние месяцы превратилась его жизнь, он снова получил возможность перевести дух. Остановиться, хоть ненадолго протрезветь и попробовать сообразить, что дальше? Ему казалось, что впереди может обнаружиться какой-то просвет. Шанс какой-то другой жизни. Но он не обнаружился. Стоя перед забрызганным окном, он думал, что скоро уйдет и из этой квартиры тоже. Как уже ушел из квартиры, где жил с женой.
(Он ушел, и жизнь тогда кончилась.
Все, что было дальше, уже не то.
Когда через полгода он слегка пришел в себя, то обнаружил, что гноящиеся раны на вскрытых запястьях почти совсем зажили, а сам он работает в милиции.
Странное место работы для такого парня, как он. Но больше никуда его все равно не брали, а тут он мог спокойно пить свой алкоголь и ждать, что, может быть, придет момент, когда он окажется в состоянии попробовать начать жизнь заново.
Еще раз.
Уже без нее.)
С кухни послышался ее голос:
– Кофе пить будешь?
Он раздавил в пепельнице едва прикуренную сигарету и сказал, что да, будет. Прежде чем отойти от окна, еще раз посмотрел на мокрые крыши. Из ее квартиры их было видно до самой площади Восстания.
С этой историей (думал он всего лишь сегодня с утра) пора завязывать. Недаром же ночью ему приснилось, будто осень кончилась и за окном лежит снег.
Майор повернул к нему голову и спросил:
– Тебе чего-нибудь жалко?
Вопрос был дурацкий, но Стогов понял, о чем это. Воздуха и электричества в лифте должно было хватить на три часа. А они сидели здесь уже почти два с половиной. Сперва им казалось, будто проблема не очень серьезна: их хватятся, их вытащат. Но чем дольше Стогов думал, тем яснее понимал: некому будет их искать. И вытаскивать некому. Рабочих в тоннеле нет, майор сам велел им убираться. Сказать коллегам, куда направляются, они не успели. А если кто-нибудь и проявит интерес, то капитан Осипов постарается, чтобы искать их именно здесь, именно на пятом подземном уровне недостроенного тоннеля под дном Невы, никто бы не стал.
Так что вопрос был очень верным. О чем и думать еще, как не о том, что именно ты не успел сделать в этой недлинной жизни.
– Ничего не жалко. Все было правильно. Все успел.
– А библиотеку Ивана Грозного так и не нашел…
– Да и хрен с ней.
Они еще помолчали. Стогов подумал, что последнее, чего бы ему хотелось, это выкурить сигарету. Да только кислорода в лифте осталось так немного, что не хватит даже на то, чтобы ее зажечь.
Наверное, им стоило четче договориться обо всем между собой. Да только что уж теперь об этом. Майор предпочитал, как обычно, ввязаться в драку, а там посмотрим. А Стогов в таких делах и вообще мало что понимал. Короче говоря, правильно среагировать они не успели. Как именно Анатолий сбил его с ног, Стогов так и не понял. Просто яркая вспышка в глазах, и он уже, неудобно завалившись, лежит на полу. Осипов провозился с майором чуть дольше, но результат был точно таким же.
Анатолий несколько раз ударил Стогова носком дорогого ботинка. Целился он в голову, но Стогов прикрывал голову руками, и ботинок попадал куда-то в плечо. После этого Анатолий ухватился за капюшон его куртки и рывком приподнял с пола. Внутри головы немного гудело. Чтобы не упасть, он оперся рукой о стену. Краем глаза было видно, как Осипов упирал дуло служебного пистолета майору ровно в лоб. Лицо у Осипова было злое и решительное. Стогов удивился: с этим парнем он выпил целое озеро крепкого алкоголя и еще большее количество алкоголя не очень крепкого… На протяжении нескольких последних месяцев ни с одним другим человеком он не проводил времени столько, сколько с ним. А теперь капитан стоял перед их общим милицейским начальником и упирал дуло пистолета тому в середину лба.
– Оба встали! Быстро!
Даже голос у Осипова был какой-то другой… не тот, что у Осипова прежнего.
– Вперед! В лифт! Я сказал, быстро!
Стогов с майором поднялись и зашли в подъехавший лифт. Столкнулись в дверях плечами, но все же зашли.
Прежде чем двери лифта закрылись, майор все-таки сказал:
– Зачем ты это делаешь? Рано или поздно я же выйду отсюда. И ты знаешь, что в эту секунду тебе лучше оказаться где-нибудь далеко.
– Ты никогда отсюда не выйдешь. Никто не выйдет. Через полчаса тоннель будет затоплен. А я окажусь, действительно, где-то очень далеко.
Двери лифта закрылись. Было слышно, как капитан Осипов и его брат Анатолий уходили по тоннелю куда-то влево. Стогов оперся спиной о стенку и сполз на пол. Голова болела. Из разбитого носа струйкой стекала кровь. Стогов похлюпал носом, и через некоторое время кровь идти перестала.
О том, что они братья, Стогов догадался еще вчера вечером. И тогда же позвонил капитану, чтобы рассказать всю историю от начала до конца. Все эти упоминания о состоятельном брате из Англии, который способен одолжить Осипову дорогую машину, все эти обмолвки Анатолия о его семье как-то сами собой сложились у него в голове во вполне внятную историю. Не очень реальную, выглядящую странной, – все-таки речь шла не о ком-нибудь, а об их общем коллеге, которого он знал чуть ли не лучше себя самого. Но зато эта история объясняла всю картину последних месяцев. И он набрал мобильный номер майора.
Сперва тот сказал, что Стогов сошел с ума. Разумеется, сказал – как еще он мог среагировать на столь бредовую версию? Потом немного подумал и добавил, что перезвонит через десять минут. А когда перезвонил, то говорил уже совсем другим тоном.
– Все сходится, – сказал он. – Правда, братья они не родные, а сводные. Судя по нашей базе, этот одноглазый Анатолий жил с папой в Лондоне, а Осипов с мамой у нас. Вот ведь сука.
Стогов молчал. Что он мог сказать?
– Ты думаешь, они с самого начала все спланировали?
– Вряд ли. Скорее уж, так совпало. Помните, как все началось? Из театра пропал карлик-актер. По ходу дела Осипов тогда узнал про сокровища. Не думаю, что он отнесся к истории всерьез. Скорее всего, сперва любопытства ради просто стал наводить справки. А когда выяснилось, что тайник расположен под дном Невы, а работами по прокладке тоннеля руководит его брат, глупо было не попробовать. Он и попробовал.
– Вот сука, – повторил майор.
Что конкретно теперь со всем этим делать, Стогов не понимал. Майор, судя по всему, тоже. План был понятен лишь в общих чертах. Спуститься в тоннель. Попробовать заставить их говорить. Кто бы мог подумать, что в результате оба они окажутся запертыми в клаустрофобически тесном лифте, а часы на мониторчике телефона станут показывать, что жизнь их кончится через несколько минут? Вернее, уже через несколько секунд.
