Но ведь Эмили не обычный человек. Эмили — маленькая волшебница. Она пишет стихи. Она поет песни. Странные, которые я никогда не слыхал. В них звучат голоса животных, которые здесь не живут. В них слышатся голоса людей, которые ни разу не произнесли имени святых.
Свадьба. Когда Эмили сказала мне про свадьбу, я едва не умер. Надо было сказать раньше, как сильно она мне нужна. Надо было раньше увезти ее от этих людей. Тогда она не встретилась бы с мистером Миллером. Мистер! Ненавижу его. Только потому, что он ученый, ходит в перчатках и морщится от трактирного духа (видал я однажды, как он зашел туда, пока кузнец перековывал его коня), — он не может быть лучше, чем я.
Она умерла. Жизнь кончена. Больше не для кого светить солнцу. Некому шелестеть деревьям и вереску. Все. Я только должен отомстить за ее смерть.
Знаю, кто виноват в том, что Эмили больше не поет свои песенки. Не называет меня рабом. Не подзывает к себе свою собаку. Бедный пес, для него лучше умереть, чем жить и тосковать по своей хозяйке…
Я убил собаку и понял, что поможет мне пережить еще хоть один день без Эмили. Когда я закопал Гектора и поднялся с колен, я уже точно знал, что сделаю это. Надо убить Роберта Миллера.
Свершилось. Месть была сладка. Впервые в жизни я убил человека — оказалось, не сложнее, чем убить лань или собаку. Но мне не стало легче. Впрочем, я и не хотел облегчения. Наверное, только смерть усмирит меня. Только благодаря смерти воссоединимся я и моя Эмили.
Да, теперь я могу говорить „моя“. Потому что она больше ничья. Никто не может предъявить права на нее — ни отец, ни сестры, ни уж этот дурак Миллер. Они убийцы, они, и никто больше. Я только солдат справедливости, воздал по заслугам, как истинный слуга Господа.
Я даже сделал больше — убил невинную тварь. Эту испорченную, избалованную собачонку, которая вечно путалась у ее подола. Надеюсь, Эмили теперь не скучно там, где она сейчас поет песни. Ей-то легче, чем мне…
Странно все это. В трактире рассказывали, что одна из дочек Барта ночью тайком села в дилижанс. С чего бы это невинному человеку бежать едва ли не на следующий день после похорон?»
— Это всё? — уточнил агент, когда Кассандра перестала читать.
— Нет. Здесь еще одна записка, но совсем на другой бумаге и почерком заметно изменившимся…
«„Малабар“ вышел из Портсмута первого ноября. Я думал, чем дальше уеду от Англии, тем дальше от меня будет Эмили. Но даже горячее солнце Кветы не выжгло из меня ее образ. Будь она проклята, стучали каблуки всей колонны генерала Старта. Будь проклята, шептал я запекшимися губами при переходе через Баланский перевал. Будь проклята, кричал я вместо „Да здравствует королева!“ в бойне при Майванде. Славные беркширцы так и не смогли заменить мне ее.
После всех этих лет скитаний, участия в войнах в других землях я вернулся сюда. Эмили зовет. Не в моей власти противиться этому. Стал лесничим, как и мой отец. Женился на хорошей девушке. Мэри из циркачей, но лучше многих нормальных.
Однажды жена рассказала мне, что много лет назад к ним в бродячий цирк прибилась девушка, по виду настоящая леди. Вела себя она очень странно, прятала лицо, будто скрывалась от кого-то, и при этом печальна была, будто знала, что обречена.
Потерянная душа, так звала ее Мэри. Она сама тогда была еще совсем малышка и часто развлекала эту несчастную, как могут радовать только невинные чистые души. Спустя много времени Мэри узнала имя этой женщины. Хозяин труппы называл ее леди Арабэлла.
Леди горько вздыхала и каждый день молилась, приглашая иногда девочку. Она со слезами говорила, что ее черная душа никогда не попадет в рай, где наверняка окажется это несчастное милое дитя (так она называла мою Мэри из-за бороды). Однажды она впала в бесноватое состояние от своего горя и стала говорить страшные вещи. Призналась, за что именно будет гореть в аду. За то, что сама, собственными руками, убила несчастную сестру.
Мэри рассказывала, что Арабэлла прижила ребеночка и, оставив его в цирке, спустя несколько лет исчезла. Бог да простит ей все прегрешения, как простил ее я.
Сын. Не думал, что это будет сын. Отчего-то надеялся, что будет дочка. Маленькая резвушка, как Эмили…»
Агент заперся с криминалистом в лаборатории. Они исследовали то, что нашли в камине лесничего. Доктор осмотрел труп Бурдэлена. Никаких следов насилия или признаков отравления. Кассандра, сжав губы, выслушала отчет. Эта маленькая мерзавка еще ответит за все. Отослав из участка Мофли и уставившись на портрет жениха с бородатой невестой, захваченный ею из дома лесничего, Кассандра грызла ногти.
— Кто бы мог подумать! Арабэлла — эта святоша. — Эмили с широко открытыми глазами сидела в углу.
Подпрыгнув в кресле, Кассандра бросилась запирать двери кабинета.
— Ты… — Она не могла подобрать слова, так выводила ее из себя Эмили. Указательным пальцем помахав перед лицом изумленной девочки, детектив, так и не найдя достойного эпитета, развернулась на каблуках и принялась бегать по кабинету.
— Но разве вы не удивились? Я была просто поражена, признаюсь. Родная сестра! — Эмили покачала головой. — Хорошо, что она оказалась невиновна в краже медальона. (Кстати, ни за что бы не подумала на Лидию!) Рада, что это не Арабэлла, согласитесь, столько недостатков в одном человеке уж слишком…
— Зачем ты убила лесничего?! — взорвалась Кассандра. — Я ведь приказала…
— Прошу прощения, но наши с вами отношения зиждутся исключительно на равноправии. Не думаю, что кто-то может кому-то приказывать.
— Верно, сделка. Совершенно точно! Мы договаривались, что я буду искать истину, а ты не будешь казнить всех подряд без всяких на то доказательств!
— Ах, вы про этого грубого, неотесанного и недалекого мужлана? Ну что же, успокойтесь. Это сделала не я.
— Ага. Наверное, архангел Михаил, — остановилась Кассандра, пристально вглядываясь в глаза девочки. — Специально для этого отложил свои важные святые дела и покарал за тебя, невинно убиенную. Угумс.
— Очень невежливо, смею заметить, — надулась та. — Хотя наказать Калеба было бы очень даже справедливо. Подумать только, он убил моего любимого песика!
— Эмили! — простонала Кассандра.
— Клянусь, это не я, — девочка, вздохнув, замолчала. Но, не выдержав, пробурчала: — Это же мой Гектор…
— Ты все только портишь…
— А вот и нет. Я как раз собиралась сказать вам имя того, кого кукольница видела последним… Но если некоторым кажется, что я только все порчу…
— Говори, твою мать! — просипела Кассандра задушенным голосом и, пересилив себя, добавила: — Пожалуйста, я имела ввиду.
— О, ни за что бы не догадались сами, — задыхаясь от восторга, начала Эмили, вполне удовлетворенная унижениями Кассандры. — Во-первых, я уже говорила, что это женщина. Во-вторых, родственница оборотня! Вот они, кровные узы. Всегда считала, что люди их склонны переоценивать. После того, что я узнала о собственной сестре…
— Эмили! — Кассандра на самом деле не представляла, чем она могла бы угрожать призраку. Но Эмили сама опомнилась:
— О, простите, опять отвлекаюсь. Итак. Бедная старушка выбралась в ночь полнолуния, или равноденствия, или что там у них считается священным, свершить свои ритуалы. Но место, которое она для этого выбрала, оказалось занято. Два человека снимали с третьего кожу. К счастью, третий был уже мертв, как мы с вами знаем. На следующее утро к ней в лавку пожаловал один из участников вчерашнего действа…
— Или говори имя, или убирайся отсюда к чертовой матери.
— Барабанная дробь! Как много я понахваталась от местных… Итак, имя победителя…
— Камилла, — закончила Кассандра. — Я знаю давным-давно. Даже агент Хиндерсом уже догадался на ее счет.
— О-о-о… Увы. Так и есть. Родная мать… — быстро оправилась от удивления мучительница. — Впрочем, насколько я понимаю, она бросила своего отпрыска еще лет десять тому назад. Убивать Камилле не впервые.
— Но она приехала только утром… — Кассандра потерла лоб. Вздохнув, все же вынуждена была признать: — Хотя вполне могла солгать.
— Что с успехом сделала. Приехала жестокосердная мать ночью. Как раз в тот момент, чтобы стать свидетельницей того, как братья Ходжесы застрелили Дика на пороге дома.
— Но… зачем уродовать тело убитого сына? — В голове не умещались такие факты. — Надеюсь, она не подозревала, что на самом деле убивает его.
— Увы, у нее, как у многих в этой деревне, есть своя тайна, которой она никак не хотела делиться ни с кем. Я тоже от души надеюсь, — согласилась девочка. Только что-то не позволило Кассандре поверить в ее искренность. — Наказать тех, кто стрелял в ее сына, она хотела. Очень. Поэтому прятать труп ей было совсем ни к чему. Итак, Камилла со старым знакомым, который встречал ее после долгой разлуки, решила, что полиция все же обязана найти тело Дика, но не должна узнать ее маленький секрет. Для этого и сняли кожу.
