Саломея не одобрит.
Но что она вообще знает о чудовищах? Она рядом пройдет и не заметит, почувствует неладное, но уговорит себя, что ей показалось. Как тогда.
Он проснулся, когда заскрипела дверь или секундой раньше. Илья уже научился слушать тишину.
Дверь скользнула, пропуская призрака. Во всяком случае, спросонья Илья принял ее за призрака, но потом сообразил – призраков не существует. Зато существуют беспокойные девчонки, которым неймется даже ночью.
– Ты спишь? – спросила Саломея шепотом. Она остановилась на пороге, не решаясь войти в комнату. – Ты точно спишь?
– Уже нет.
– А можно к тебе?
Не дожидаясь разрешения, Саломея вошла. Она двигалась медленно. Выставив руки, прощупывала темноту, опасаясь налететь на острый угол стола или задеть стул.
– Ты почему не спишь? – Илья протянул руку и поймал рукав.
– Мне страшно. Там.
Она не пыталась вырваться и всхлипнула как-то тихо, жалко.
– Комната большая. И пустая очень. А еще тихо. У нас дома не бывает так тихо. У нас бабушка играет на рояле. И папа телик смотрит. Или просто разговаривают.
– Звукоизоляция плохая.
Спать расхотелось резко. Надо бы отвести ее в комнату. И запереть.
– Я боюсь темноты. Здесь. Дома – ничуть. А здесь…
– Нечего бояться.
Во всяком случае, не темноты. А отец Саломею не тронет. У него планы. У него на всё и вся планы, в том числе на Илью, Саломею, ее родителей, дом…
– Чудовищ ведь не существует, да? – Она смотрела на него, готовая поверить на слово. И Далматов нашел в темноте мокрую горячую ладошку, сжал и сказал:
– Конечно, не существует.
Она еще слишком мелкая, чтобы думать о чудовищах. Они есть. Поселяются в людях. Спят, просыпаясь сначала редко, и человек удивляется, как же он, такой хороший и добрый, сотворил подобное. Просит прощения. Клянется, что больше никогда…
Ложь.
Чудовище будет просыпаться всё чаще и чаще. И удивление пройдет. Извинения закончатся. Иссякнут бессмысленные обещания. Однажды человека вовсе не станет, только оболочка. А в оболочке – существо. Оно хитрое. Оно притворяется человеком, и никто не видит разницы. А те, которые видят, промолчат.
Им страшно.
– Пойдем, – Илья поднял девчонку, которая оказалась не такой легкой, и поставил на пол. – Тебе лучше вернуться.
– А если чудовище придет, что мне делать?
Туда – не придет. Оно ведь умное. Пока еще.
– Бежать. Прятаться.
Саломея потерла переносицу и добавила:
– Или убить.
Над этим вариантом Илья тоже думал. Но у него нет такого яда, который подействовал бы наверняка. Пока, во всяком случае.
Глава 3
Незнакомые знакомые
Эта сволочь запредельная все-таки сбежала.
Саломея проснулась, а его нет. Она почувствовала это раньше, чем открыла глаза и убедилась – Далматова действительно нет. И ботинок его. И револьвера. Зато есть чемоданчик и записка, прижатая крышкой:
«Ушли проверить одно место.
Веди себя хорошо. К вечеру вернемся. Д.»
– Очаровательно, – сказала Саломея, хотя ее никто не слышал. – К вечеру вернутся… Нет, ну за кого он меня принимает?
Записку она сложила и сунула в карман.
И дальше что? Сидеть? Ждать? Смотреть на часы, мысленно подталкивая стрелку вперед? И гадать, жив Далматов или уже получил пулю? А если получил, то… Саломея останется на острове одна? Но даже не в этом дело – неправильно уходить под пули одному. Нечестно!
И комната заперта. Саломея пнула дверь ногой, но та не шелохнулась.
Часы. Блокнот с записками. И ожидание.
Читай, перечитывай, гадай, что происходит на берегу. И попытайся не сойти с ума от бездействия. Верь, что Далматов вернется.
Время шло. Медленно. Секунда за секундой. Вдох за выдохом. И дышать становилось все больнее. Ребра давили на легкие или легкие давили на ребра, но воздух застревал внутри, вырываясь сиплым кашлем.
Она не выдержит. Не высидит.
Она не привыкла ждать. И Саломея поднялась, обошла комнату по периметру, простукивая стену. Звук получался глухой, плотный. Тайный ход не спешил себя обнаруживать, а дверь – открываться. Даже когда Саломея навалилась на нее всем своим весом, дверь не поддалась.
Остается окно. Промерзшее окно с решетчатыми рамами и толстыми стеклами, которые из-за льда становятся еще толще. Окно не открывается, но стекла можно выбить…
И дом промерзнет.
Но какие еще варианты? Саломея внимательно осмотрела раму, разбухшую и треснутую. Петли покрывал толстый слой ржавчины, которая оставалась на пальцах. И шурупы выглядели ненадежными.
Если попытаться снять раму… Надо только чем-нибудь подковырнуть шуруп.
Чем? Ногтями не получалось. А когда получилось, то оказалось – это очень больно, выковыривать шурупы. Нож? Ножницы? Хоть что-то… узкий скальпель из далматовского чемодана. Медицинская сталь и плоское лезвие, которое замечательно войдет в зазор. Конечно, скальпель будет испорчен, но Илья сам виноват – не надо было уходить одному.
Лезвие соскальзывало, норовя ужалить и без того израненные пальцы. Шурупы выползали медленно, со скрипом, выдирая белую щепу. И дом кряхтел от боли и раздражения.
Одна петля треснула и отделилась от косяка. Вторая… третья… Теперь хорошенько нажать. Или дернуть? Саломея взялась за ручку и потянула. Раздался сухой протяжный треск, и окно начало медленно оседать на Саломею.
Оно оказалось тяжелым. В дыру потянуло холодом. Ветер поспешил швырнуть горсть мелкого колючего снега. Саломея кое-как стянула раму на пол. Теоретически путь был открыт, но прежняя решимость куда-то испарилась. Только сумасшедшие покидают безопасное – пусть и относительно безопасное – убежище ради эфемерной цели.
А если дом заперт? Или Саломею поджидают внизу?
Она выглянула из проема – белый снег, цепочка следов, почти заметенная ветром, и край леса на горизонте. Поздно гадать. Решение принято. И, натянув еще один свитер, Саломея взобралась на подоконник. Земля выглядела далекой и неуютно твердой. Спуститься по водосточной трубе не выйдет, потому что водосточная труба отсутствует, равно как пожарная лестница, веревка или хоть что-то, за что можно уцепиться.
Саломея села на подоконник, вдохнула и на выдохе спрыгнула. Старый сугроб принял ее, резанув осколками наста по лицу и рукам. Пятки больно ударились в землю, но боль почти сразу отступила.
Ноги, кажется, целы. И руки тоже.
Получилось сесть и встать, сделать несколько шагов. Саломее везет. И дом открыт. А в сенях, положив пистолет на колено, сидел Родион.
– Привет, – сказал он. – Рад, что ты жива. А где остальные?
– Зою убили.
– Видел.
– И еще двоих. Юра. И Егор.
– Печально. – Родион не выглядел опечаленным. На нем был тот же старый свитер, что и при первой их встрече. В растянутой горловине виднелся клетчатый шарф. Лыжная куртка с сине-белым рисунком укрывала ноги.
– Далматов никого не трогал. – Саломея смотрела на пистолет, а он – на Саломею. Такое вот дежавю. – Это Вика. Или ее сестра.
– Понятно.
Родион махнул пистолетом в сторону кухни:
– Иди оденься. И пойдем гулять.
– Куда?
– Не знаю. Ты же куда-то собиралась. Вот туда и пойдем.
– Вместе?
– Вместе весело шагать по просторам. Слышала такую песенку?
Он остался ждать в сенях, и когда Саломея вернулась, застегивая на ходу куртку, оказалось, что Родион уже готов к выходу. Пистолет он убрал в карман, предупредив:
– Не глупи, рыженькая, и все у нас будет хорошо.
– Как ты думаешь, – спросила Саломея, поднимая воротник, – кто это? Вика или Анастасия?
– Таська. Ее все называли Таськой. На собачью кличку похоже, и ей не нравилось. Ей вообще многое не нравилось… Маленькая злобная тварь.
А его Викуша – ангел.
– Жена тебе изменяла. – Саломея шла впереди по заметенному следу. Говорить приходилось громко, и от натуги горло опять разболелось.
– Знаю.
– И все равно любишь?
– Конечно! – Родион догнал и пошел рядом. Пистолет в левом кармане, а Саломея держится правой стороны. У нее есть шанс убежать, но зачем? Вдвоем и вправду не так страшно, как одной. Да и не будет Родион в нее стрелять.
– Дело не в ней. Дело во мне. Ее измена – больно, да… Развестись? И что изменится для меня? Она уйдет. А я не хочу, чтобы она уходила. Мне без нее плохо. Я думал. Хотел его убить. Не пришлось. Удачное стечение обстоятельств. Ты знаешь, что она собиралась его бросить? Логичное завершение глупого романа. А он взялся Викушу шантажировать. Она страдала. Я страдал. Такое вот… равновесие.
В лесу следы стали глубже, четче. Снег здесь был чистым, разрисованным солнечными пятнами и тенями. Он скрипел под ногами в скучном ритме шагов.
– Но кому хорошо? И мы поговорили. Открыто. Давно следовало бы, но вот… Решили начать все заново. С чистого листа. А Викуша взяла и пропала. Теперь понимаешь?
– А если это все-таки она?
Родион остановился и вывернул голову, разглядывая синее близкое небо.
