версии. — Говорю же, он мстит всем, кто был случайно замешан в пропаже его сына! Лучше бы занялись поиском мальчишки, подумали, где он может прятать Стефана. И наверняка жену тоже. Она ведь уехала, не оставив ни адреса, ни телефона.
Кристоф поднялся со стола и направился к выходу.
— Дай мне поговорить с Турно, — бросил ему в спину Эмиль. — Я докажу, что он лжет.
— С ним уже говорили судебные психиатры.
— Кристоф, не будь упрямым ослом! Ты потом будешь жалеть. Дай поговорить с ним. Мое слово хоть что-то да значит здесь, в этом здании. Префект зачтет допрос.
Кристоф остановился в дверях.
— Ладно, идем, — наконец согласился он.
— Но только… начну не я.
— Эмиль, твой новый способ… — вскипел Кристоф. — Как я объясню префекту?
— Вера растопит Турно, она совершеннейшее чудо, развязывает языки людям только так! И потом… мне нужны скрины лица Турно.
— Для твоей сталкерской коллекции? Это, черт возьми, незаконно!
— Да разве не плевать! Время! Время! Нам нельзя терять время. Ты сам понимаешь, да? Я вижу это даже по твоему затылку, который ты обращаешь ко мне, чтобы скрыть взгляд. Турно ни при чем! Возможно, имеет воровское прошлое, но он — не серийный убийца. Говорит, что прирезал сына? На хера?! За то, что тот проломил голову Стефану? Мальчишка сам сказал такое отцу? Ага, сейчас, так он и признается, что убил товарища! Ему это мог рассказать только Жаккар, а тому — его сын. Что доказывает: он жив!
В итоге этих жарких препирательств Веру вновь наградили медалью-значком из веб-камеры, и она оказалась в маленькой комнатушке с серыми стенами и единственным столом, за которым сидел Турно, прикованный наручником к скобе на столешнице. За большим матовым зеркалом прятались комиссар Герши и Эмиль. Думала ли Вера, иногда залипая на детективные сериалы и видя в них подобные комнаты, что окажется в такой!
Вера села напротив Турно, представилась и сразу сообщила, что является не сотрудником Префектуры Полиции, а всего лишь детским психологом.
Турно был одет в черный деловой костюм с синей рубашкой, а поверх него линялый тренч с дырами в нескольких местах, порванный, видимо, во время погони. В тонких, чуть вьющихся светлых волосах проглядывала лысина. Впрочем, достаточно симпатичный, чуть смахивает на актера Венсана Переса, но лицо было измученным, усталым и обреченным, будто у человека, которому объявили, что жить ему осталось пару месяцев. Он сидел полубоком, одной рукой пристегнутый наручником к столу, а другой упирался в стол так, словно хотел оттолкнуть его от себя. В вытянутой руке чувствовалось напряжение, безымянный палец и мизинец дрожали.
— Мне ничего толком не объяснили, но пригласили выступить независимым экспертом. Могу я поговорить с вами об Адриене?
Вера сделала судорожный вдох. Турно отвернулся.
— Я знаю, что вы лишились сына, и у вас есть дочь, которая пережила то, что пришлось пережить мне… Быть может, вы видели меня в новостях?
Она следила за изменениями его лица и надеялась, что боди-камере ничего не мешает снимать. В комнате были штатные камеры, но Эмиль доверял только своей, у которой было более высокое разрешение. Турно сидел молча, чуть откинувшись на стуле, взгляд его был направлен куда-то вниз. Но когда Вера упомянула дочь, он дернул бровью.
— Она жива? С ней все в порядке? — решила закрепить эффект Вера.
Молчание, но едва заметное изменение выражения глаз. Вера надеялась, что камера запечатлеет это летучее доказательство того, что Турно беспокоится о дочери, и, возможно, она является предметом шантажа Жаккара. Ее уже начали искать. И пока не нашли, решили, что будут давить на мнимого подозреваемого через нее.
— Вы расскажете мне, что произошло?
Молчание. Неужели все напрасно? Надо, чтобы подозреваемый начал говорить хоть что-то, тогда Эмиль сможет определить, лжет ли он. Как же его расшевелить? Вера же не специалист по допросам, да и, вообще, она детский психолог. С чего Эмиль взял, что она подходящий человек? Чуть поразмыслив, Вера решила зайти с другой стороны.
— Расскажите, что произошло в тот день, когда мальчики вздумали пойти ночью на кладбище?
Опять молчание, но в лице Турно появилось новое выражение — совершенно отчетливое чувство отвращения.
— Ваш сын сознавался вам в чем-либо?
Отвращение сменилось гримасой боли.
— У вас есть дети? — выдавил через силу подозреваемый. Его подбородок дрожал, на висках проступили вены.
— Нет, но я детский психолог и…
— Вам когда-нибудь приходилось встречать ребенка, который камнем забил насмерть своего товарища?
Вера вздохнула и отвела глаза: ей было сложно смотреть на этого человека, скрученного в жгут от навалившихся на него неприятностей.
— Сама я такого не встречала, но у нас были случаи, когда один ребенок причинял вред другому. В особенности часто это происходит с подростками…
— Я никогда не воспитывал в нем преступника! — перебил ее Турно громким вскриком и не сдержал слез, полившихся из покрасневших, исстрадавшихся глаз. — У нас была собака, я взял щенка нарочно, чтобы привить Адриену любовь к животным… — Он замолчал, стиснул зубы и опять посмотрел в пол, делая невероятное усилие, чтобы перестать рыдать перед незнакомой женщиной. Вера кожей чувствовала, какой сложный букет чувств он испытывал — унижение, страх, боль потери. Смотреть было невозможно, она понадеялась, что камера снимает все и этого будет достаточно. Она опустила глаза, уткнувшись взглядом в неровности и царапины столешницы.
— Чтобы он не стал таким, как я, — вдруг выдавил сквозь сжатые зубы Турно совершенно изменившимся голосом, — не стал бандитом и убийцей. Я ведь… убил собственного сына. Хотите знать, как? Я вспорол ему живот! Этому отродью! Я его породил, и мне было решать, имеет ли он право жить после того, что совершил!
Он говорил так, будто бил ножом в истерзанное тело. Каждое слово — удар молота по наковальне.
Ошарашенная Вера отклонилась от стола и судорожно водила ладонями по столешнице. Он смотрел вниз, не было видно, куда именно повернуты зрачки. Но это так важно! Лишь бы только Эмиль смог хорошо разглядеть, как двигаются глаза подозреваемого.
— То есть все-таки Адриен ударил Стефана? — пролепетала Вера, просто чтобы сказать хоть что-то.
— Ударил? — Турно скривился, выплюнув это слово. — Не ударил, а забил, как животное. Я… я как услышал… сразу перед глазами сцена из «Повелителя мух». Кто бы мог подумать, что мой сын окажется таким дикарем.
— А почему он так поступил?
— Вы издеваетесь! — вспылил Турно, так сильно дернув рукой, что запястье под наручником покраснело. Он внезапно расхохотался, а потом хохот перешел в завывание раненого зверя. Он уронил лицо в нескованную ладонь. Вера сжалась, прекрасно понимая, что разговор
