Дэвы Премал собирается – всего-то через неделю.
И Вахтанг себя повел – как в русском анекдоте, который Сильве очень нравился. Сначала все бухтел, что операция серьезная, восстановительный период трудный. Но когда девушка вручила ему конвертик с твердой валютой – подобрел, позволил матушке и йогу, и красное вино, и даже летом на море, только не загорать.
Ну, а раз все можно – надо мамуле в первую очередь личную жизнь организовать.
Джованни Сальваторе на Сильву тоже изрядное впечатление произвел. По сравнению с жирным, никчемным папашей вообще – полный контраст. И еще понравилось, что не кобель. Девушка, когда приходила к нему, специально принарядилась, пару провокационных взглядов позволила. Но итальянский дон взглянул в ответ равнодушно. И все про матушку (то бишь психолога и вокалотерапевта, нанятого посольством) расспрашивал.
Сильва наплела с три короба: ведущий специалист в России, уникальные разработки, огромная клиентура.
– А вы не знаете, она замужем? – вкрадчиво спросил итальянец.
– Синьора Богдана single and happy [47]. Но поклонников море.
Джованни приободрился:
– А телефон ее мне дадите?
– Мы не имеем права разглашать личные номера сотрудников, – внушительно отозвалась Сильва. – Но я могу передать, что вы просили с вами связаться. Когда сочтет возможным, позвонит.
Все их с мамой красивое вранье про итальянское посольство, уникального специалиста и его секретаршу, правда, едва прахом не пошло – в день операции. Богдану, уже обритую, катили к лифту, Сильва держала мать за руку и бежала рядом, а оживший после мантр и медитаций итальянец некстати высунулся из своей палаты.
По счастью, все отделение с упоением участвовало в их интриге. От процессии немедленно отделилась медсестра и загородила мощным туловом пациентку и ее дочь, а любопытного загнала обратно.
После операции тоже все вышло удачно. Богдану два дня держали в реанимации, а Джованни сочли достаточно окрепшим и перевели в европейский медицинский центр на долечивание в комфортных условиях.
Сильва с оптимизмом рисовала матери ближайшее будущее:
– Выпишешься, в себя придешь, паричок тебе купим один в один с твоей бывшей прической – и он даже не узнает ничего.
Но Богдана качала головой, вздыхала:
– Оптимистка ты.
Матерь, конечно, восстанавливалась тяжко. Тем более с ее принципами йогическими – лишней химии не пить. Обязательные таблетки (для сосудов и чтоб, не дай бог, эпилептические припадки не возникли) глотала. Но транквилизаторы – сразу в мусорку. Заявила:
– Я со своими нервами сама справлюсь.
Внешне держалась огурцом. Но Сильва видела: злится от собственной немощности. Волнуется, что денег не зарабатывает. По итальянцу тоскует.
«Как бы им свидание организовать?» – ломала голову дочь.
Но как разрулить предыдущую их ложь, придумать не успела. Джованни Сальваторе нашел их сам. Лично явился в недавно отремонтированный бывший доходный дом 1900 года постройки.
Богдана с Сильвой ужинали. На звонок в домофон отвечать не стали – гостей не ждали, а разносчики рекламы пусть сами как умеют в подъезд проникают. Но спустя минуту позвонили в дверь.
– Сиди, мам, я посмотрю, – сорвалась дочь.
Выглянула в глазок – розы. Огромный букетище.
Она отворила. Дон Сальваторе. Нарядный. Напряженный.
Увидел ее, усмехнулся:
– Госпожа секретарь из итальянского посольства? Что вы делаете в частной квартире?
Сильва не растерялась:
– Действовала исключительно в ваших интересах. Вы были больны, нестабильны. Могли разнервничаться. Надо же было как-то вас успокоить.
– Не люблю, когда врут, – поморщился он.
Мать услышала итальянский, тоже пришла в коридор и замерла. В домашнем костюмчике, парика нет – шрам скрывает косынка.
Дон Сальваторе тут же Сильву отодвинул – безо всякого почтения – и прошептал:
– Синьора Богдана…
А мать вцепилась, видно, для уверенности, в дверной косяк и твердо произнесла:
– Джованни, я все эти две недели переживала за наш обман. Простите меня за глупую сказку. Но и поймите. Я всего лишь женщина. Вся моя природа противилась тому, что вы узнаете неприглядную правду.
– Но вы не подумали обо мне! – вскричал гость. – Я ездил в посольство, в больницу и нигде не получал никакой информации. Я обзванивал центры вокалотерапии. Йога-клубы. Пытался через факультеты психологии вас найти!
Сильва буркнула:
– Сказали вам: специалист в ответственной командировке. Когда вернется – сама позвонит. Чего было дергаться?
– Я не мог ждать, – оборвал ее дон Сальваторе.
Он прошел через коридор и вручил Богдане букет.
Мать переживала – лицо пылает, глаза в пол.
Джованни сказал:
– Мне говорили: «Русская шарлатанка». Но я ни секунды не верил. Продолжал искать. Богдана, пожалуйста, больше никогда меня не обманывай. Не скрывай от меня правду, даже самую неприглядную.
– Прости, – прошептала она.
– Ну, и обнялись бы! – встряла Сильва.
Но мать шарахнулась. Джованни тоже не спешил проявлять свою страсть. Обиделся! Обманули его.
Сильва запальчиво произнесла:
– А по-моему, абсолютно логично. Женщина всегда встает раньше, умывается, красится, чистит зубы, а потом снова ложится в постель – чтобы явиться перед своим любимым красивой. Мама действовала, как настоящая леди.
И пробила-таки стену своим напором.
Итальянец, наконец, притянул Богдану к себе. Прошептал:
– Ты такая красивая! Без косметики и в этом миленьком платочке!
«Ну, больше я не нужна», – обрадовалась Сильва. И тихонько, бочком, сбежала в свою комнату. Пусть дальше сами отношения выясняют.
* * *
Забавно, когда мечта о принце сбывается в сорок три года. И насколько жаль тех лет, что прошли с нелюбимыми или в одиночестве.
Она всегда считала: замирание сердца от любви – банальность, штамп, выдумка. Но Джованни – действительно, оказался ее половинкой. Читал мысли, чувствовал настроение. Захотелось вкусненького – сразу с идеей:
– Чаю с сушеными манго?
Богдана только раздумывает, какой бы милый, старый фильм посмотреть, – Джованни уже «Крестного отца» загружает, один из ее любимых.
Голова разболится на дождь (после операции часто случалось) – сразу зовет погулять.
Она пристает:
– Два инвалида? У тебя тоже мигрень?
Он уверяет:
– Нет, на меня погода не действует.
– Откуда знаешь тогда?
Отвечает серьезно:
– Твои мысли читаю.
И научную базу подводит:
– Мы ведь не на Земле познакомились.
– А где?
– В небе. На перепутье. Я в ад направлялся. Бога молил, чтоб сдохнуть позволил. А ты ко мне навстречу снизошла. Из рая. Мы оба были за гранью. Поэтому слова нам не нужны.
Богдана пробовала алаверды – тоже его мысли читать, – но у нее не выходило. Да и Сильва призналась: Джованни у нее очень подробно о матери выспросил. В том числе о головных болях на дождь и про манго с «Крестным отцом».
Жаль, что не магия. Но все равно приятно, когда к тебе приглядываются. Прислушиваются. Выясняют, что тебе нравится. Ни Игнацио, ни Мирон, ни тем более Генка с
