наконец выдавил Кружилин.
— Разве? А кража из архива?
— Какая кража? — наморщил лоб Кружилин.
Несколько секунд Кира изучала уровень удивления на его лице. Хорошо играет. Профессионал.
— Я говорю о краже рукописей. Дневников сестер Гиппиус. В девяносто седьмом.
Она ожидала, что Кружилин продолжит изображать недоумение, но он вдруг устало кивнул.
— Я был всего лишь покупателем.
— То есть кражу Потехину Владлену Алексеевичу вы не заказывали? А как узнали о том, что документы продаются? Случайно, наверное?
Кружилин потер лоб, как бы разглаживая морщины, но они снова собрались в изломанные линии.
— Почти. Я был знаком с Потехиным. Когда-то, начиная собирать материалы о Кружилиных, я обращался к нему за помощью в поиске материалов. Наверное, он понял, что может на этом заработать гораздо больше. Когда он принес фотографии документов, конечно, я был шокирован. Он спросил, готов ли я купить подлинники рукописей. Оказалось, что они уже у него. Представился удобный случай, он и вынес их из архива. Не сомневался, что я соглашусь заплатить любую сумму.
— А потом что было?
Кружилин усмехнулся, и морщины сразу разбежались в стороны.
— Вы спрашиваете насчет Потехина? Я не знаю, где он сейчас. Когда в архиве начался шум, он был уверен, что его подозревать не станут. Конечно, в общий список подозреваемых он попал, но не более. В результате похитителя не нашли, дело замяли. Но несколько человек уволили. Его в том числе. Он даже рад был, что так все случилось. Всем рассказывал, что пострадал ни за что, а потом уехал. Больше на связь не выходил. Умер, наверное. Ему уже тогда было далеко за.
Кире было отлично известно, что это не так, но говорить об этом она не стала.
— Кто видел дневниковые записи, кроме вас?
— Никто. Хвастаться ими я не собирался.
— Но ведь рукописи вы не уничтожили. Почему уверены, что их никто не видел?
Кружилин пожал плечами, но в глазах вдруг мелькнуло что-то, и Кира быстро сказала:
— Их видел ваш сын.
— Нет.
— Видел. Константин нашел записи, прочел, поверил в возможность метаморфозы и именно поэтому стал убивать. Все настолько очевидно, что нет смысла скрывать. Когда это случилось?
Он молчал. Кира нагнулась и заглянула прямо ему в глаза.
— Рассказывайте, Кружилин.
— Можно воды?
Кира скривила губы.
— Придется потерпеть. Рассказывайте.
— Я уже говорил, что к детям равнодушен. Когда Саша пришла за помощью…
— Какого рода помощь ей потребовалась?
— Она хотела вылечить сына. Я решил, что она все придумала, и отказал, но она хотела, чтобы я убедился собственными глазами: мальчик серьезно болен. Не знаю, почему, но я согласился на него посмотреть. Может показаться странным, но когда я его увидел, то… Костя очень похож на мою мать. Просто поразительно. Тогда ему было двенадцать, и в его детских чертах я увидел ее, как живую. Как живую…
Кружилин сглотнул.
— В этот миг я понял, что не брошу этого ребенка. Тем более что в его внешности не было ничего болезненного. Только когда мы стали общаться, я понял, что мальчик в самом деле болен. Он не ходил в школу, был на индивидуальном обучении.
Так вот почему она не обнаружила снимков с одноклассниками. Мальчик только числился в школе, а учился дома.
— Со сверстниками не общался, только с родными, а потом со мной, — продолжал Кружилин. — Саша показала его дипломы. Мальчик был одарен. Даже слишком. Ему было восемь, когда он начал писать свои первые программные коды. Но…
— Ему уже тогда ставили этот диагноз?
— Да. Все было очень серьезно, но мы надеялись. Я пытался его вылечить и думал, что частично удалось.
— Вы устроили сына на работу?
— Косте было четырнадцать, поэтому его оформили по документам матери.
— Когда он узнал про того Кружилина?
— Честное слово, не знаю. Он очень хитер. Шизофрения обостряет некоторые возможности человека.
— А вы когда узнали, что ваш сын убийца?
Кружилин глубоко вздохнул и сцепил пальцы рук.
— В июне две тысячи шестого. Увидел репортаж об убийствах и все понял.
— И что сделали?
— Все, что мог, чтобы защитить сына. Я спрятал его ото всех.
— Для этого вы тогда пропали на неделю?
— Да. На большее время я не мог. Костина мать тоже не могла быть с ним. Через нее мальчика легко могли найти. Ей было необходимо оставаться в Москве, чтобы ни у кого не вызвать подозрение. Я нашел надежную женщину, чтобы она ухаживала за ним. Костя… он ведь даже поесть забывает, когда увлечен.
Кира прищурилась. Он называет увлечениями убийства?
Кружилин, кажется, не заметил и продолжал с той же интонацией:
— Я поселил их недалеко от Кингисеппа. Создал Косте все условия для работы.
Для работы, значит? Неужели Кружилин в самом деле не понимает, что его сын — монстр?
— Чтобы сын ни в чем не нуждался, я работал, как каторжный, — продолжал рассказ о своем родительском усердии Кружилин.
— Но ведь мальчику был нужен врач.
— У него были лучшие врачи. Не здесь, конечно. Это было слишком опасно. Я регулярно отправлял его в Германию. Там, в частной клинике, Костя проходил курсы лечения.
— Что случилось в шестнадцатом?
— Он снова сорвался. Понимаете, десять лет после первого случая все было хорошо. Вроде. Мы даже стали надеяться… Повезло, что тогда я тоже был в Москве. Презентовал новую книгу на фестивале, собирался поехать к нему. И тут произошло… это.
— Вы не догадывались, что сын в Москве? Неужели сиделка не сообщила, что он исчез из-под надзора?
— Она… Костя что-то добавил в чай. Он же собирался вернуться через сутки. Эти сутки сиделка проспала. Потом пришлось «Скорую» вызывать. Приводить ее в чувство.
— Вы нашли сына в Кингисеппе или в Москве?
— Он был уже в пансионате, когда я приехал. Сидел на диване и пил компот из сухофруктов. У него был совершенно невинный вид.
Кружилин скривился, словно сдерживая рыдания, но справился с собой.
— Убийства в шестнадцатом году чем-то отличались?
— Нет. Он все сделал точно. Он вообще очень скрупулезно все делает.
— То есть вы не заметили, что в тот момент, когда убили третью девушку, грозы не было?
Кружилин поднес руку к подбородку и стал тереть, стараясь унять дрожь.
— Если вы думаете, что я был в состоянии анализировать…
Он все тер и тер подбородок.
— Когда я стал трясти его, заметил, что у него изрезаны ножом руки. Тогда я подумал, что это девушка пыталась сопротивляться… А потом понял: это он сам… наверное, не дождавшись…
— На теле жертвы крови Константина не было.
— Да-да, он сделал это уже дома. Не мог принять, что
