Шарлотта хотела спросить Джессамин, зачем она сделала это. Все нужные слова уже выстроились в ее голове, но голос отказывался звучать.
— Вы даже не знали его, — сказала Джессамин сквозь зубы. — Как смели вы прийти сюда с цветами? Самозванка… Уходите.
Мысли вихрем закружились в голове у Шарлотты, бешеные и странные, словно вспышки яркого света. Она посмотрела на лилии на земле и вспомнила, как Эмили говорила, что Джессамин никогда ничего не отдавала, даже если ей это не было нужно. Если она прощалась с какими-то вещами, то приводила их в негодность, но никогда никому не отдавала. Эмили тогда говорила о платьях…
— Почему вы так расстроились из-за того, что я положила цветы на его могилу? — спросила Шарлотта так спокойно, как только смогла. — Он же мертв.
— Это не дает вам никаких прав, — лицо Джессамин побледнело, она, казалось, не замечала крупных капель дождя. — Вы не с Парагон-уок. Возвращайтесь в свое общество, каким бы оно ни было. Не пытайтесь пролезть к нам.
Все постепенно прояснялось, упорядочивалось и согласовывалось одно с другим. Почему нож? Почему Томас не нашел следов крови на дороге? Смущение Халлама, поведение Фулберта — все встало на свои места; даже любовные письма, которые хранил Халлам.
— Письма ведь были не от его жены, так? — спросила вслух Шарлотта. — Она не подписывала их, потому что она их не писала. Писали вы!
Брови Джессамин поднялись, образовав правильные дуги.
— О чем вы говорите, черт побери?
— Любовные письма, которые нашла полиция. Это были ваши письма! Вы и Халлам были любовниками! У вас, должно быть, имелся ключ от садовой калитки. Вот таким образом вы и ходили к нему. Вот как вы оказались там в тот день, когда Фулберт был убит… Конечно, никто вас не видел.
Губы Джессамин искривились.
— Абсурд какой-то. Зачем мне нужно было убивать Фулберта? Он был жалким маленьким негодяем, но за это не убивают.
— Халлам признался, что изнасиловал Фанни…
Джессамин вздрогнула, как от сильного удара. Это не осталось незамеченным Шарлоттой.
— Вы не могли вынести того, что Халлам захотел другую женщину, причем так сильно, что взял ее силой, самую невинную из всех, заурядную маленькую Фанни… — Сейчас Шарлотта ушла в область предположений, но она верила в то, что говорила. — Вы иссушили его своим собственничеством, желанием безраздельно обладать им, и когда он захотел оставить вас, вы вцепились в него — и тогда он ушел в пьянство. — Она глубоко вздохнула. — Конечно, он не помнит, что убил Фанни, и нож не был найден, и следов крови на дороге не было… Он не убивал ее. Это вы убили. Когда Фанни зашла в вашу гостиную и рассказала, что произошло, ваша ярость и ревность вырвались наружу. Как же так — вас отставили, предпочли вам эту пресную малютку, сестру вашего мужа! Вы взяли нож… возможно, нож из тарелки с фруктами, стоящей на краю стола… и убили ее, прямо там, в вашей собственной гостиной. Все ваше платье было покрыто кровью, но вы смогли объяснить это! А затем просто вымыли нож и положили назад к фруктам. Никто даже не посмотрел туда. Так просто… А когда Фулберт слишком хорошо разглядел вас своими проницательными глазами, вы избавились и от него. Может быть, он угрожал вам, и вы сказали ему, чтобы он шел к Халламу, если не боится. Вы знали, что можете пройти туда по тропинке, прибыть раньше и преподнести ему сюрприз. Знали ли вы, что Халлама не будет дома в этот день? Должно быть, знали… Как вы, должно быть, удивились, когда на следующий день никто не мог найти тела Фулберта! Вы догадались, что Халлам, наверное, спрятал его, и спокойно наблюдали, как он разрушается, мучимый страхом собственного безумия…
Лицо Джессамин было совершенно белым, как лилии на могиле. Обе женщины промокли насквозь под сильным дождем, их воздушные муслиновые платья прилипали к ним, становясь похожими на саваны.
— Вы очень умны, — медленно проговорила Джессамин. — Но вы не сможете доказать ничего из того, что говорили. Если вы начнете рассказывать это полиции, я просто заявлю, что вы ревнуете ко мне Поля Аларика. Вы не принадлежите к нашему обществу, — ее глаза сузились. — Вы не отсюда. Даже ваши платья переделаны из платьев Эмили! Вы пытаетесь проложить себе дорогу сюда. И говорите все эти гадости из желания отомстить, я поняла!
— Нет, полиция поверит мне, — Шарлотта почувствовала прилив энергии и гнева. — Видите ли, инспектор Питт — мой муж. Вы не знали этого? Кроме того, существуют любовные письма, написанные вашей рукой. И еще: очень трудно смыть с ножа всю кровь. Она собирается в маленьких, едва заметных трещинках — там, где ручка соединяется с лезвием. Они найдут ее. Если будут знать, где искать…
Лицо Джессамин разительно изменилось. Вдребезги разлетелось ее спокойствие, вылепленное из белого алебастра, и наружу хлынул поток ненависти. Джессамин подняла ножницы и бросилась с ними на Шарлотту, промахнувшись всего на несколько дюймов, поскольку ее нога поскользнулась на мокрой глине.
Шарлотта вновь почувствовала прилив энергии и побежала назад по траве и корням тисовых деревьев. Она бежала по кладбищу, мокрое платье прилипло к ногам. Она знала, что Джессамин преследует ее по пятам. Дождь лил теперь вовсю, собираясь в коричневые ручьи, бегущие по раскаленной почве. Шарлотта перепрыгивала через трещины в земле, ее ноги запутывались в цветах, она высвобождала их и запрыгивала на сырой мрамор могильных плит. Внезапно перед ней появился гипсовый ангел, и она непроизвольно вскрикнула, уклоняясь от него.
Только однажды Шарлотта обернулась назад и увидела, что Джессамин бежит всего в нескольких футах от нее. Ножницы в ее руке зловеще поблескивали.
Шарлотта была вся в синяках, ноги забрызганы грязью, руки болели от ударов о могильные камни. Неожиданно она упала. Джессамин оказалась почти над ней, но в последний момент Шарлотте удалось увернуться и вскочить на ноги. Она пыталась восстановить дыхание, подавляя рыдания. Ей бы только добежать до улицы, где кто-нибудь помог бы ей…
Шарлотта почти достигла своей цели — и снова обернулась, ища глазами Джессамин. Внезапно она уткнулась во что-то твердое, и чьи-то руки сомкнулись вокруг нее.
Шарлотта пронзительно вскрикнула. В ее воображении мелькнули острые ножницы, уже воткнувшиеся в нее, подобно ножу, настигшему Фанни и Фулберта. Она начала бить наугад ногами и кулаками.
— Прекратите!
Это был голос Аларика. Целую долгую секунду, не в силах вздохнуть, она не могла сообразить, кого ей больше бояться — его или ее.
— Шарлотта, — тихо сказал Поль. — Все кончено. Было крайне глупо приходить сюда одной, но сейчас все кончено. Все!
Шарлотта медленно повернулась и увидела свою преследовательницу, всю мокрую и заляпанную грязью. Джессамин уронила ножницы. Она не могла бороться с ними обоими — и уже не имела возможности скрыться.
— Перестаньте, — Аларик обнял Шарлотту. — Вы выглядите ужасно! Я думаю, что нужно вызвать полицию.
Шарлотта вымученно улыбнулась:
— Да, пошлите за полицией… Позовите Питта. Больше ничего не надо… позовите Питта!
Парагон-уок можно перевести как «совершенная аллея» или «образцовая аллея».
Дервиш — в мусульманских странах бродячий аскет, живущий милостыней.
Эдвард Коли Берн-Джонс (1833–1898), английский живописец и иллюстратор, близкий по духу к прерафаэлитам; один из наиболее видных представителей движения ремесел и искусств.
Обри Винсент Бердсли (1872–1898), английский художник-график, иллюстратор, декоратор, поэт; один из виднейших представителей английского эстетического движения 1890-х гг. В то время его искусство, полное утонченного эротизма, считалось крайне вызывающим.
