Порядок такой, — усадил его на стул Ходаков почти силой.
— А повар наш почему из вашего кабинета выходил, а не отсюда? — Его нервозность пошла по нарастающей.
— Так он здесь уже побывал, — соврал Ходаков. — Подождите минутку. Сейчас я майора Фокина приглашу.
— Целого майора! — криво ухмыльнулся Трунов. — Могли бы и с вами протокол подчистить.
— По статусу не положено, — снова приврал Ходаков. — Я сейчас…
Он вышел, запер за собой дверь на ключ. Почти бегом бросился к кабинету.
— Товарищ майор, Трунов в допросной! — выкрикнул он, врываясь к себе. — Только что доставил. Ждет вас. Чтобы… чтобы поправить кое-какие неточности в протоколе первого допроса. Это моя для него версия.
— Понятно, — сердито глянул на него Фокин. — Вообще-то тебе за самодеятельность следовало влепить. Поехал один. Без машины. На метро. О чем думал, Ходаков? Трунов у нас сейчас главный подозреваемый, а ты…
— Главный?! — вытаращился капитан на Фокина. — С каких пор?
— С тех самых, как отсюда их повар вышел — Новиков Игорь Леонидович. Его показания в корне меняют дело. Но некогда мне лясы точить. Можешь понаблюдать за допросом из-за стекла. И Леонову за компанию позови. Программа все равно до вечера работать не будет. Мы даже с Рыковым отпечатки у этого менеджера, мать его, снять не можем.
— И что, отпустим?! Он же удерет! У него уже по всей квартире чемоданы!
— Не отпустим, капитан. Если допрос не приведет к нужному результату, задержим до выяснения. Ну, я пошел…
Вот как только майор Фокин сел напротив, Василий понял, что пропал. Они знают все или почти все. Знают…
— Вы все не так поняли, — обронил он, когда майор не успел даже рта открыть.
— Что именно? — глянул на него Фокин исподлобья.
Он перебирал бумаги в папке нарочито медленно, не суетясь и не ликуя, что вот наконец-то прорыв в деле, наконец-то подозреваемый под стражей.
— Все не так поняли. — Трунов приложил обе ладони ко лбу, вытер пот, облизал пересохшие губы. — Можно воды?
Фокин вопросительно глянул в сторону черного стеклянного прямоугольника. Через минуту вошел тот самый капитан, который обманом заманил Василия сюда. Принес маленькую пластиковую бутылочку с водой.
— Респект, капитан, — кисло улыбнулся ему Василий. — Надо же было все так обставить, что я сам себя за шиворот буквально в полицию притащил.
Он выпил половину воды, закрутил крышку, уставился на нее.
— Можете не стараться, — проговорил он, поймав взгляд майора на крышке. — Орудие убийства — это мой нож. Вообще-то он из моих личных запасов. Я держал у себя в кабинете несколько сервировочных комплектов. А также разделочные ножи. Повар, которого вы допрашивали, наверняка узнал этот нож. Он видел его у меня. Я ему его даже как-то одалживал, когда у его ножа рукоятка сломалась. Но потом он мне его вернул. Нож приметный, не узнать его сложно. На ручке буквы с моими инициалами. И на том ноже есть мои отпечатки.
— На котором ноже? Опишите его более детально. — Майор обернулся, глянул в угол за своей спиной. — Вы должны понимать, что все ваши показания фиксируются. Вы можете дождаться адвоката. У вас есть адвокат, Трунов? Если нет, мы можем предоставить вам общественного защитника. Потому что все, что вы скажете, будет…
— Использовано против меня. С адвокатом повременим. Сначала выслушайте, — перебил его Трунов, ухмыляясь. — Знаю. И повторяюсь. На том ноже, который вы, возможно, нашли и которым убили Орлова, есть и мои отпечатки.
— А еще чьи?
Фокин активно записывал все в протокол. Видеозапись, конечно, хорошо, но протокол допроса никто не отменял. И подпись под ним должна стоять. Подпись подозреваемого.
— Мои. Василиски Стрельцовой. И… убийцы.
Авторучка в руках Фокина замерла и тут же упала на бумагу.
— Так не пойдет, Трунов! Какого убийцы?! Вы и есть убийца!
— Нет. Все, что я сделал, это принес нож Василиске. Она попросила. Но она не убивала. Не смогла бы. Ручки слабенькие. Не вогнала бы она так мастерски нож Орлову в сердце.
— Вы в этом уверены?
Фокин откинулся на спинку стула. Записывать пока было нечего. Признательного, видимо, от Трунова сегодня не будет. Ну, ничего. Они его дожмут.
— Я не убивал Орлова, — с уверенностью произнес Трунов и тоже откинулся на спинку стула. — Да, я знал, кто это. Стрельцова мне все рассказала. Уже давно знал. Мы же с ней были знакомы. Жили когда-то в одном доме. Часто пересекались потом. Она заезжала ко мне в ресторан. Мы общались. Я иногда деньгами ей помогал. Она нам — клиентами.
— Это как?
— Знакомым своим настоятельно рекомендовала отмечать свои праздники у нас. Юбилеи они проводили. Корпоративные мероприятия. Никто не обижался. И Василиске я за это приплачивал. Неплохое подспорье в ее сиротстве. Она хорошая девочка — не сомневайтесь.
— Она откуда узнала, что Ивушкин и есть Орлов?
— От самого Орлова и узнала. Он же прохода ей не давал.
— В каком смысле?
— Домогался! Василиска — девочка красивая, только цены себе никогда не знала, потому что застенчивая очень. Орлов на нее сразу глаз положил. А когда узнал, чья она дочь…
— Чья?
— Того человека, которого Орлов взорвал вместо себя. — Трунов выглядел абсолютно спокойным, только частые капли пота, стекающие по вискам на щеки, выдавали его напряжение. — Ее отец имел дела с местными авторитетами. Приезжал сюда из Самары редко, но метко. Мать Василиски как-то спьяну проговорилась, что ее отец сбывал золото. Будто она сама как-то видела слитки в его сумках. Споткнулась о них в коридоре, ушибла ногу сильно. И решила заглянуть, что он за кирпичи привез. А там слитки. В общем, дела мутил нехилые ее папашка. С кем в Москве — не знаю. Может, и с Жорой тем же? А может, Орлов за его спиной сделки проворачивал? Теперь уже неизвестно. Орлову же не просто так вздумалось исчезнуть. И не просто так на роль себя — сгоревшего — он выбрал отца Стрельцовой.
— Думаете, что Орлов присвоил себе очередную партию золота и исчез?
— Запросто! И не только я так думаю. Василиска тоже потом прозрела. — Трунов печально улыбнулся. — Она ненавидела его люто!
— Ивушкина? То есть Орлова? — уточнил Фокин для протокола.
— Да.
— Зачем ей понадобился нож? — Фокин снова взялся за протокол. — Хотела убить своего начальника прямо в банкетном зале?
— Видимо. Может, просто попугать решила. Перехватила меня в фойе, трясется вся, плачет. Говорит, Орлов сказал, что после банкета они едут к нему и там все произойдет.
— В смысле, секс?
— В смысле, секс, — кивком подтвердил бывший ресторанный менеджер Трунов.
— И что вы сделали?
