Лоуренса отправили в Мондидье, в больницу; Фромантен довез Адамберга и Солимана до самого грузовика.
— Если канадец придет в себя, допрос завтра в пятнадцать ноль-ноль, — деловито проговорил Адамберг. — Поставьте в известность прокуратуру и как можно скорее предупредите Монвайяна из Виллар-де-Ланса, Эрмеля из Бур-ан-Бресса и Эмона из Белькура. Я сам позвоню Бревану в Пюижирон и попрошу его обыскать участок вокруг хижины Массара.
Фромантен молча кивнул. Он сделал знак своему сотруднику забрать мотоцикл Лоуренса и уехал.
— Черт возьми! — вскричал Солиман, провожая глазами полицейские машины. — А как же ногти? А волосы? А с ногтями что будем делать? — повернулся он к Адамбергу.
— Теперь с ногтями все понятно.
— Но это же были ногти Массара. И что нам теперь с ними делать? — не отставал Солиман.
— Да, это были ногти Массара, причем ногти отрезанные, — начал Адамберг и медленно зашагал по обочине дороги. — В хижине на горе Ванс Бреван не нашел ни одного ногтя в ванной комнате. И только после того, как Эрмелю пришло в голову обыскать спальню, были обнаружены фрагменты ногтей. Только их не отрезали, а отгрызли. Вот это меня и смутило, Солиман. С одной стороны, есть некто, пользующийся щипчиками, с другой — некто, грызущий ногти, причем в кровати. Это не мог быть один и тот же человек, понимаешь, Соль? Потом, когда мы разыскали его номер в гостинице и нашли там два ногтя и один волос, я решил, что мы люди везучие. Да, мы и вправду везучие. Глядя на карту, я понял, что убийства не случайны. Ногти заставили меня сомневаться в существовании Массара.
— Черт, но откуда же тогда взялись ногти? — воскликнул Солиман.
— Соль, Лоранс срезал их с мертвеца.
Солимана передернуло от отвращения.
— Он не сообразил, что Массар грызет ногти. Он даже не представлял себе, что такое бывает. Сам он такой чистоплотный, такой аккуратный. В этом и состояла первая ошибка канадца.
— А что, были и другие? — с любопытством спросил Солиман, не сводя глаз с комиссара.
— Да, и не одна. Свечи и убийства у подножия креста. С самого ли начала Лоранс знал о том, что Массар суеверен, или ему Камилла об этом рассказала позже, — это мне неизвестно. Но ему это явно понравилось, тем более что вас это тоже заинтересовало. Однако в Белькуре полицейские не дали ему разгуляться, и пришлось совершить убийство вдали от крестов и распятий. Суеверные люди так не поступают. Они упорствуют, следуя своим убеждениям, и действуют вопреки опасности, даже если риск велик. А этот просто-напросто прирезал Элуэна в поле. Что свидетельствует о том, что все эти кресты и распятия — чепуха. Как и свечи. И я вернулся к тому, с чего начал: Массар, вероятнее всего, — вовсе не Массар. Понимаешь, Соль, когда появилась гипотеза о Падуэлле, я уже был к ней готов. Я ее ждал.
— Но если бы не сходство с отцом, — с тревогой спросил Солиман, — разве ты его поймал бы? — И сам ответил: — Нет, не поймал бы никогда.
— Конечно, я бы его поймал. Только на это ушло бы больше времени.
— Каким образом?
— Я бы упорно изучал документы из досье на Серно, Деги и Элуэна и в конце концов нашел бы, что у них общего, — это женщина, Ариадна Жерман. Таким образом, я все равно вышел бы на Падуэлла. Сам он умер, но у него остался сын, который был свидетелем зверской расправы. Я бы стал его разыскивать, мне бы прислали фотографии. И я узнал бы в нем Лоранса.
— А если бы ты не проявил упорства?
— Я всегда проявляю упорство.
— А если бы ты не стал разыскивать сына?
— Я бы непременно стал его разыскивать.
— А если нет?
— А если нет, потребовалось бы еще больше времени. Кто хорошо знает волков? Лоранс. Кто первым заговорил об оборотне? Лоранс. Кто разыскивал Массара? Лоранс. Кто заявил о его исчезновении? Кто намекал на то, что Сюзанну убил именно Maccap? Лоранс. Мы все равно нашли бы его, Соль.
— А может, и нет, — упрямо пробормотал Солиман.
— Может, и нет. Но откуда ни возьмись появились волоски из шкуры волка. То их не было, и все недоумевали, то они внезапно появились. Кто был в курсе дела? Полиция и мы пятеро.
— Мне пора к Полуночнику. Надо ему все рассказать, — заявил Солиман.
— Нет, — остановил его Адамберг, схватив за руку. — Ты разбудишь Камиллу.
— А потом?
— Не знаю, как ей об этом сообщить. Подумай.
Солиман остановился как вкопанный.
— Вот черт! — прошептал он.
— Да, — согласился Адамберг.
Адамберг просидел до утра на краешке кровати, ожидая, когда проснется Камилла. Как только она оделась, он увел ее прогуляться и очень мягко, осторожно сообщил о том, что случилось. Камилла опустилась на траву, сложив ноги по-турецки, и долго сидела, вцепившись в голенища сапог и отрешенно уставившись в землю. Адамберг стоял рядом, положив руку ей на плечо, и ждал, когда пройдет первое потрясение. Он продолжал что-то тихо говорить, чтобы только не оставлять Камиллу наедине с ужасным открытием.
— Не понимаю, — чуть слышно пробормотала Камилла. — Я же ничего не видела, ни о чем не догадывалась. В нем не было ничего пугающего.
— Это правда, — согласился Адамберг. — В нем жили два человека: уверенный в себе, спокойный мужчина и ребенок с истерзанным сердцем. Лоранс и Стюарт. Рядом с тобой был только один из них. Тебе не стоит сожалеть о том, что ты его любила.
— Он убийца.
— Он ребенок с исковерканной душой.
— Он убил Сюзанну.
— Он ребенок, — твердо повторил Адамберг. — Отец не оставил ему ни малейшего шанса вырасти нормальным. Это правда. Попробуй посмотреть на все именно так.
Полуночник остолбенел, узнав, что убийца никак не может оказаться оборотнем. Что бесполезно распарывать Лоуренсу живот от шеи до самого паха, а страшный Массар уже шестнадцать дней как мертв. Правда далась старику с трудом, но, как ни странно, он немного успокоился, узнав о подлинных обстоятельствах гибели Сюзанны, которую просто убрали, как пешку. Прежде его мучило сознание того, что его не оказалось рядом, когда на Сюзанну напал волк. Однако выяснилось, что Сюзанна не была случайной жертвой. Ее заманили в ловушку, да так хитро, что даже Полуночник с его бдительностью не сумел бы ей помочь. Тем более что Лоуренс принял меры к устранению препятствия и только потом вызвал Сюзанну. Никто и ничто не могло бы ничего изменить. У Полуночника словно камень с души свалился.
— Парень, я ведь спас тебе жизнь, — напомнил он Адамбергу.
— Да, я у тебя в долгу, — подтвердил Адамберг.
— Ты со мной уже расплатился.
— Чем, вином?
— Нет, ты нашел убийцу Сюзанны. Но будь осторожен, парень, будь осторожен. Он едва тебя не прикончил, как и та рыжая девица.
Адамберг кивнул.
— Ты, парень, слишком много мечтаешь, — продолжал Полуночник. — Тебе не хватает бдительности. При твоей работе это никуда не годится. Вот меня недаром прозвали Полуночником. Я легкий на подъем, сил хоть отбавляй, глаз как у сокола.
— И что же ты видел, Полуночник?
— Я видел канадца. Он пошел за тобой, и по лицу его было видно, что он не желает тебе добра. Я же не слепой. Правда, я думал, это из-за малышки. Из-за малышки он мог разорвать тебя на куски. Я сразу понял.
— По каким признакам ты это понял?
— По походке.
— Где ты взял патроны?
— Я порылся в твоих вещах. Ведь когда ты стащил у меня патроны, ты сделал то же самое.
Ровно в пятнадцать часов Адамберг вошел в здание жандармерии. Лоуренс в наручниках сидел на краешке стула и невозмутимо разглядывал столпившихся вокруг него Фромантена, Эрмеля, Монвайяна, Эмона и четверых жандармов. Он внимательно наблюдал, как Адамберг обходит своих коллег, пожимая им руки.
— Только что звонил Бреван, — сообщил Эрмель, здороваясь с ним. — Знаете, дружище, они нашли Массара в восьми метрах от хижины: тело было зарыто на склоне горы. А вместе с ним — его дог, шмотки и альпинистское снаряжение. Ногти у него срезаны под мясо.
Адамберг поднял глаза на Лоуренса: тот не отрываясь, вопросительно смотрел на него.
— Как Камилла? — спросил Лоуренс.
— Она ни о чем не жалеет, — ответил Адамберг, хотя не был уверен, что говорит правду.
Теперь Лоуренс, казалось, окончательно успокоился.
— Хочу задать один вопрос, ответ на который знаешь только ты один, — обратился к нему Адамберг, подтащив стул и усевшись рядом. — Ты собирался еще кого-то убить или Элуэн был последним?
— Последним, — ответил Лоуренс с едва заметной улыбкой. — Со всеми покончено.
Адамберг кивнул; ему пришло в голову, что отныне Лоуренс будет всегда спокоен и уверен в себе.
Лоуренс отвечал на вопросы полицейских почти двадцать часов и ничего не пытался отрицать. Он был тих, ровен, сдержан и по-своему старался помочь следствию. Только попросил дать ему другой стул: тот, на который его усадили, показался ему слишком грязным. И вообще, заметил он, в здании жандармерии могло быть почище.
