– На нас обоих, – уклончиво ответила Лена. – Здесь есть поблизости «Детский мир». Совсем рядом.
– А потом?
– Потом, Веня, мне надо домой. С Лизой сидит няня, я должна отпустить ее не позже половины второго.
Лена надеялась, что он останется ждать в машине и не войдет с ней в магазин. Но он вошел и не отходил от нее ни на минуту. Она выбирала ботинки для Лизы и как-то механически думала о том, что без примерки может ошибиться, пятнадцатый размер маловат, а шестнадцатый – велик. Ножка двухлетнего ребенка растет со страшной скоростью, за месяц на полразмера. У Лизы именно сейчас формируется походка, ботиночки не должны жать, но и сваливаться тоже не должны…
Она рассматривала одну пару обуви за другой так сосредоточенно, словно не было ничего на свете важнее детских ботинок.
Когда она направилась к кассе, он вытащил бумажник, но оказалось, что у него только доллары и кредитки. К счастью, в этом магазине по кредиткам расплачиваться нельзя было…
– Твой муж так мало получает? – спросил он, взяв у нее из рук легкую коробку.
– Почему?
– Потому, что ты покупаешь одежду для ребенка в таком вот магазине, – спокойно ответил он.
– Обычный магазин, – пожала она плечами, – в других, где принимают кредитки, продается все то же самое, но в пять раз дороже.
Пока они шли к машине, он держал ее за руку. На этот раз ей пришлось сесть на переднее сиденье, рядом с ним.
– Почему ты вышла замуж за милиционера? – спросил он по дороге.
– А чем милиционер хуже других?
– Ничем, – согласился он. – Ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?
– У нас нормальная семья… А ты любишь свою жену?
– А как ты думаешь? – усмехнулся он.
– Кто она у тебя? Я имею в виду – по специальности.
– Врач. Психиатр.
– Как ее зовут? – Регина.
– Наверное, очень сильная и властная женщина?
– Давай не будем сейчас о ней говорить, – попросил он, – давай поговорим о тебе. Я хочу знать, как ты жила эти четырнадцать лет, что с тобой происходило. Я хочу знать о тебе все.
– Хорошо, Веня, я расскажу тебе. Но не сразу. Четырнадцать лет – это очень много, это почти целая жизнь.
Они уже подъезжали к Лениному дому.
– Когда мы увидимся? – спросил он, останавливая машину у подъезда.
– Я позвоню тебе.
Он достал из кармана визитку и подчеркнул два из пяти номеров.
– Это сотовый и кабинетный. А я могу позвонить тебе? Что сказать, если твой муж возьмет трубку?
– Конечно, можешь, – улыбнулась она, – если мой муж возьмет трубку, ты просто поздороваешься и попросишь позвать меня к телефону.
Прежде чем выпустить из машины, он еще раз впился в нее своим жадным, болезненным поцелуем. Лена вдруг испугалась, что кто-нибудь из соседей пройдет мимо, заглянет в машину, нагло вставшую у самого подъезда, и узнает ее. «Измена – это как воровство, – думала она, целуясь с Волковым, – это хуже воровства… Хотя изменой здесь и не пахнет».
Влетев в подъезд, она бросилась вверх по лестнице, пробежала несколько пролетов и, остановившись на площадке между этажами, прижалась лбом к холодной кафельной стене. Она стояла так до тех пор, пока не услышала звук отъезжающей от подъезда машины. И только после этого, глубоко вздохнув, спокойно поднялась к двери своей квартиры.
– Я из уголовного розыска, – Мишаня Сичкин протянул охраннику свое удостоверение.
Тот изучал тщательно и молча. Наконец, не сказав ни слова, отступил и пропустил Мишаню в дверь.
Редакция журнала для мужчин с многозначительным названием «Дикий мед» занимала один этаж четырехэтажного панельного здания на окраине Москвы. Когда-то здесь был детский сад. Во дворе еще стояли качели, лесенки, сказочные домики.
– Здравствуйте, где я могу найти Ирину Сергеевну Москвину? – обратился Мишаня к размалеванной, стриженной почти наголо девице, которая сидела за компьютером в приемной.
– До конца коридора, направо, – ответила девица, не отрывая глаз от экрана.
– Ирка, следи за лицом! – гремел раскатистый бас из-за приоткрытой двери в конце коридора. – Голову держи, держи, я сказал! Улыбайся! Да не скалься ты, как дворняжка на кота! Ласковей, Ира, ласковей!
Мишаня осторожно заглянул в дверь. Посреди большой комнаты, ярко освещенной софитами, на полосатом матраце полулежала грудастая блондинка. На ней не было ничего, кроме распахнутого ефрейторского кителя с какими-то значками и медальками и фуражки, кокетливо надвинутой на одну бровь.
Спиной к двери у штатива с фотоаппаратом прыгал приземистый коротконогий мужик в черных джинсах.
– Вам кого, молодой человек? – спросила девица. Она первая заметила Мишаню и обратилась к нему так спокойно, словно была полностью одета.
– Извините, – Мишаня кашлянул, – я из уголовного розыска. Мне надо поговорить с Ириной Москвиной.
– Документик покажите, – обернулся к нему фотограф. Мишаня протянул удостоверение.
– Ирина Москвина – это я, – сообщила девица. Лениво поднявшись с матраца, она скинула с себя китель, сладко потянулась, разминая затекшие мышцы. Фуражка упала на пол, фотомодель пнула ее босой ногой и прямо так, в чем мать родила, направилась к Мишане, застывшему у двери.
– Чем обязана? – спросила она серьезным, официальным голосом. – Все, Жорик, гаси свет. Перекур. Ко мне, видишь, из милиции пришли.
– Ирина Сергеевна, я должен задать вам несколько вопросов, – промямлил Мишаня, не зная, куда девать глаза.
– – Задавайте, – разрешила красотка.
– Куда можно пройти, чтобы спокойно побеседовать? – спросил Мишаня, глядя в сторону. – И, простите, вы не могли бы одеться?
– Ах да! – спохватилась фотомодель. – Пардон, привычка.
Она исчезла за ширмой в углу комнаты и появилась через Минуту в белом махровом халате до пола.
– Пройдемте в соседний кабинет, – пригласила она Мишаню.
– Это надолго? – спросил коротконогий фотограф.
– Минут на двадцать, – пообещал Сичкин. Соседний кабинет оказался крошечной комнатой, уставленной ящиками с какой-то аппаратурой. В углу примостились журнальный столик и два кресла.
– Ирина Сергеевна, – начал Мишаня, усаживаясь, – вы были знакомы с певцом Юрием Азаровым?
– Вот оно что, вы насчет этого… Да, я была знакома с Юркой.
– Как давно и насколько близко?
– Нас Вероника Роговец познакомила, полгода назад.
– Вероника – ваша подруга?
– Да.
Ирина достала из кармана халата длинные коричневые сигареты «Мор» с ментолом, Мишаня вытащил свой «Ротманс», щелкнул зажигалкой, давая даме прикурить.
– Скажите, в последнее время у них с Азаровым не было каких-либо серьезных конфликтов, ссор?
– Я не люблю влезать в чужие дела, – пожала плечами Ирина.
В отличие от своей подруги и коллеги Вероники Роговец эта девица вела себя вполне естественно. Ей было совершенно все равно, какое она производит впечатление. На вопросы она отвечала вежливо и флегматично, не размахивая ресницами, не выпячивая нижнюю губу. Она просто сидела напротив, курила и спокойно глядела Сичкину в глаза.
– Я понимаю, – кивнул он, – и все-таки вы сами сказали, Вероника – ваша подруга. Наверняка она делилась с вами какими-нибудь проблемами.
– Да, Ника любит потрепаться. Она много чем делилась.
– Про ссоры с Азаровым рассказывала?
– Они серьезно не ссорились. Так, поцапаются иногда по мелочи. Знаете, Ника как газировка. Пены много, но оседает быстро.
– А вообще у нее есть проблемы в отношениях с мужчинами?
– У Ники? – Ирина засмеялась. – Да никаких у нее проблем. С чего вы взяли?
– Мне кажется, у женщины, которая постоянно прибегает к услугам психотерапевта, должны быть проблемы, – задумчиво пробормотал Мишаня.
– А, это вы про Градскую? – догадалась Ирина. – Я, честно говоря, тоже не понимаю, зачем Нике это понадобилось. Она прямо свихнулась на всякой мистической фигне, только и слышно: «карма», «астрал». Книжки стала читать.
– Кстати, с Градской вы знакомы?
– Мельком.
– Вам приходилось с ней общаться, разговаривать?
– Ну так, здрасьте – пока, – она равнодушно пожала плечами. – На тусовках разных иногда встречаемся, она меня то узнает, то мимо смотрит. Сами подумайте, кто я и кто она.
– Но ваша подруга общается с Градской довольно тесно, – напомнил Миша.
– Ника вышла совсем на другой уровень, – усмехнулась Ирина. – Простите, я плохо разбираюсь в шоу-бизнесе, возможно, я задам вам глупый и бестактный вопрос. Выход, как вы выразились, «на другой уровень» зависит от чего – от характера, везения, внешних данных?
– От дурости.
– То есть?
– Не понимаете? – Ирина устало вздохнула и выбила еще одну сигарету из пачки. – Чем выше уровень, тем короче жизнь. Как только поднимешься на пару ступенек выше, сразу шлеп – и труп. Хорошо, если не ты, а кто-то рядом. Но завтра уже ты…
