— Сан Борисыч, они съезжаются.
— «Гости съезжались на дачу...» — торжественно процитировал Александр Борисович.
— Какую дачу? — не понял Филя.
— Это Пушкин, невежда!
— А-а... Но у здешнего мэра, между прочим, чтоб ты знал, никакая не дача, а самый настоящий коттеджный замок, и расположен он рядом с твоей нынешней резиденцией. Ну с пансионатом в Заводском районе. Но подальше, на высоком речном берегу, — почти запел он, — я его тра-та-та не могу! Ну что, заезжаю — и двигаем туда?
— Только в том случае, Филя, если твой «клоп» не сработает. У тебя есть еще какая-нибудь хитрая техника?
— Все свое ношу с собой, командир. Даже с направленной антенной.
— Ну так, может, не стоит рисковать? Подъедем?
— Жду команды.
— Команда у меня одна, Филя...
И уже через полчаса, опередив гостей, экипаж Турецкого мягко въехал в густые, правда поредевшие по осени, заросли какого-то высокого кустарника возле крепостной стены, окружавшей мэрский замок, и затаился там. Филипп направил в нужную сторону антенну, установленную на крыше автомобиля, и включил передатчик, который должен был транслировать «высокое совещание».
В доме шли какие-то незначительные разговоры. Турецкий узнал один из голосов — он принадлежал мэру. Остальные были неизвестны. О деле не произносилось ни слова.
— Прибыли, командир, — доложил по-военному Филипп, вернувшийся от развилки, где асфальтовая дорога поворачивала к воротам усадьбы Гузикова. — Но мы едва избежали прокола: этот гад сменил пиджак. Так что, о чем они беседовали в машине между собой, остается пока неизвестным.
— Почему — пока?
— А потому что они наверняка все теперь повторят этому Гузке. Вот и узнаем, к чему пришли бойцы невидимого фронта.
— Какие они бойцы, Филя! Шелупонь одна... Я вот сегодня был действительно у бойцов...
— И как?
— Убедился, во всяком случае, только в одном. Их все эти заморочки местного значения фактически не интересуют. Они не одобряют действий городских властей, они, возможно, все про них знают. Но отсеивают для себя лишь то, что может соответствовать их собственной главной линии. А остальное... Вот, говорят, это безобразие, что они натворили. И что? И все.
— А в чем главное, сказали?
— Ну да, станут, как же! Главное у них, точнее, одно из главных, надо полагать, ближайшие губернаторские выборы. И они явно уже имеют своего кандидата, возможно согласованного наверху. Поэтому и не шибко волнуются за исход кампании.
— А нам хотят помочь?
— Не-а, как ты любишь говорить. Показали кое-что, но исключительно для общей информации. Хотя в конце меня предупредили, что эта фактура может неожиданно всплыть в качестве убийственного компромата. Но мы ж не собираемся здесь сидеть до их выборов! На хрен нам это нужно? Мы свое дело сделаем и уедем. Возьмем их за горло, создадим крепкую следовательскую бригаду, ну и пусть себе мотают. А я доложу наверх, и пусть уже там решают как хотят.
— Да, в общем-то делать тут особо нечего...
— И я уже так думаю... У Юрки-то что?
— О-о! Там материалов выше сельсовета. А ментовка сейчас напугана, но не до такой степени, чтобы потерять ориентацию. И как только они сообразят, от кого исходит для них основная опасность, тут и... Стоп! Внимание...
Из динамика донеслись громкие голоса.
— Ну что у вас опять, едрена мать?! — Это неприязненный голос мэра.
— По мелочам, Савелий Тарасович, мы вас не беспокоим... обычно. А сейчас начинает складываться непредсказуемая ситуация... — Это говорил прокурор.
— Вот, блин, все через задницу!.. Ну пошли поговорим... Вы как, аккуратно? Этого... как они говорят, «хвоста» не привезли?
— Да какой «хвост» в это время? Темно же...
— Ну рассказывайте.
— Давай сначала ты, Антоша, — сказал прокурор.
— Был у меня недавно, в середине дня, этот Турецкий. Я думаю, чего его нелегкая принесла? Оказалось, он по «автомобильному делу», — тонким голосом начал судья Слепнев.
— А на хрен оно ему? — сердито спросил мэр. — И вообще, какое отношение он имеет к этому давно закрытому балагану?
— Прекращенному производством, — подсказал прокурор.
— Да мне один... — мэр выругался.
— Значит, он нашел связь, — спокойно продолжил судья. Похоже, на него матерщина Гузикова не действовала. — Я думаю, это все в связи с домашним арестом Паши. Надо было бы, вообще, и его сюда.
— Ну да, а если они там своего кого поставили? И засекут? — забеспокоился прокурор.
— Я думаю, — авторитетным тоном сказал мэр, — что, если острой нужды в Паше не имеется, нет смысла его беспокоить. Пусть лучше подумает, что отвечать на их вопросы. Он тут позвонил, рассказал, так мне чуть хреново не стало! Что он там нес, на этом катере?! Соображать же надо, с кем разговариваешь и о каких вещах! Нет, зря мы его за собой тянули. Не способен он...
— Ну не сдавать же теперь! — заикнулся прокурор.
— Это еще как посмотреть. Кутузов вон даже Москву сдал, зато войну выиграл!
— Оно так, стратегия — великое дело. Да только Паша у нас не Москва.
— Тем более! — настаивал Савелий Тарасович. — Давай дальше, Антон, не отвлекайся на пустяки...
— Я думаю, они что-то определенно пронюхали про Витька.
— Да ну? А почему так думаешь? Это ж надо тогда немедленно Григорию Олеговичу, чтоб перекрыл — на своем уровне.
— Должна быть уверенность, а у меня только предположение.
— На чем основанное?
— На напористой наглости этого бывшего следака, попавшего, говорят не без стараний его бывшего шефа, в помощники генерального.
— А шеф у него кто был? Из этих, вроде Рашида?
— Нет, замгенерального по следствию. Меркулов такой. Он не меньше пяти генеральных прокуроров пересидел, его так запросто не умоешь. Я уж что мог, — со вздохом сказал судья, — узнал про этого Турка, будь он трижды, как говорится...
— А что, он сам такой безгрешный, что ли, что на него никакой управы нет? — возмутился мэр.
— Может, и есть, да только времени у нас нет, — встрял прокурор, чтобы не сбивать разговор в сторону. — Он, я говорил, и ко мне наведался. Чтобы продолжить разговор, начатый у Антона. Завтра, говорит, соберу вас и объявлю о возобновлении дела в связи со вновь открывшимися... вот так. А потом вдруг спросил: а на какие зарплаты вы, господа хорошие, домищи себе такие отгрохали? Намекнул, короче, что не за горами налоговая проверка. Ну я думаю, типа финансового мониторинга. И, мол, бабкино наследство к делу пришивать не стоит. Вот такой подлец, оказывается! А мы его... и так, и этак... угощали еще... принимали, блин.
— Ну он не особо-то и раскрылся, если помнишь, — возразил прокурору судья.
И после этого они начали строить планы, как подчинить себе строптивого помощника генпрокурора либо, если ничего не выйдет, избавиться от него.
Турецкий с Агеевым перестали вслух комментировать их беседу и стали только слушать, оставляя собственные вопросы и уточнения для прослушивания и обсуждения записи уже в полном составе группы.
Но одно любопытное предложение, последовавшее со стороны судьи, заставило их снова воспрянуть. Слепнев предложил — ни много ни мало — именно избавиться от Турка самым радикальным способом.
И это предложил коротышка, на которого плюнуть да растереть? Невероятно! Он и способ предложил. Сейчас в ИВС находятся с десяток бандитов, взятых после зачистки по подозрению в устройстве поджогов в городе и взрывов машин. Это все в общем-то и не подозрения, а железный факт. Можно договориться с Прапорщиком, которого москвичи допросили и оставили временно в покое — под подпиской о невыезде. Для Лехи подписка — пустой звук, а чего он наболтал генералу Грязнову, про то молчит, морда уголовная. Но все равно откроется. Так вот, Леха должен будет передать кому-нибудь из своих, кто парится на нарах, что тому есть хороший повод отмазаться.
— Ну отпустим мы его на вечерок-другой, пусть погуляет. А с водилой этого следака бывшего — у него их двое, оказывается, — запросто можно будет договориться. То есть узнать, где, когда, что и так далее. Водила и не дотумкает, когда и кто ему заложит бомбочку под кресло, а дальше — дело техники. Оно даже и лучше, если вместе со следаком и водила тот погибнет, доверия к факту больше. А братана — обратно на нары, как и не было ничего. И списать просто — месть уголовников, вот уж Леха тогда покрутится на горячей сковородке! Забыл, что ему западло с ментами общаться, — так мы напомним.
Самое поганое было не в том, что именно от судьи исходило это предложение. И даже не в том, что эта троица его, в сущности, уже приняла как альтернативу, при которой иной вариант и не получится, а в том, что они даже сами не заметили, как спокойно порешили жизнь человека, совершенно непричастного к их гнусным делам.
