Как сообразил уже Турецкий, судя по обстановке, детей у Слепневых не было. Да теперь и поздно уже заводить. Но для кого тогда возводилось это могучее строение? Нет, странные люди... А может, просто для престижа? Но ведь престиж, как таковой, может в одночасье кончиться, и что тогда? Впрочем, этот вопрос не требовал ответа, ибо, если бы он вообще вдруг возник, немедленно проявилась бы вся иллюзорная сущность этого ложного величия. Но об этом никто, видимо, не хотел здесь думать.
Цель у Турецкого была простая: объяснить судье, что называется, на пальцах, что после ознакомления с материалами дела об автоугонщиках он имеет все основания потребовать возвращения его для дальнейшего производства предварительного следствия. Вновь открывшиеся обстоятельства указывают на то, что предварительное расследование производилось с многочисленными нарушениями требований статьи 225-й Уголовно-процессуального кодекса РФ, и в ходе его совершенно не принимались во внимание имеющиеся факты преступной деятельности ряда ответственных государственных лиц.
Судья был искренно возмущен такой постановкой вопроса. Он заявил, что, по его твердому убеждению, если тут и есть вина следственных органов и суда, державшего это громкое дело под своим контролем, то заключается она в том, что они — суд и прокуратура — невольно пошли на поводу у недобросовестных лиц, которые оклеветали честных людей, известных предпринимателей. Это было, да, спорить трудно. Но ведь ошибаться может каждый, и слава богу, что ошибка была ими вовремя исправлена, а подозреваемым в несовершенных преступлениях были принесены извинения. К счастью, дело окончилось к всеобщему миру и пониманию. И вдруг такие чудовищные обвинения!
«Прекрасно, — сказал себе Турецкий, — что и требовалось доказать».
Он уже потерял интерес к Слепневу и на предложение Антона Захаровича отобедать в его доме, раз уж сложилась такая ситуация, ответил отказом. Но в ответ попросил о небольшой услуге — если это не составит труда, проводить его к прокурору Керимову. Ему сказали, что его дом находится где-то рядом.
Отказать гостю в такой малости Слепневу показалось неловким, и он согласился.
Дом прокурора, не менее величественный, чем особняк судьи, оказался не рядом, а чуть ли не на другом конце поселка. Решили, чтобы не идти пешком, доехать на машине, а Филя, которого Турецкий назвал Гургеном Самсоновичем, пообещал доставить судью домой. Просто показать, хотя Слепнев, видимо, уже подумывал, что ему было бы очень уместно поприсутствовать при разговоре Турецкого с Керимовым. Но... предложения от Александра Борисовича не последовало, а самому напрашиваться — это показалось судье несколько унизительным.
Турецкий вышел возле указанной калитки с точно такой же, как у судьи, кнопкой звонка и микрофоном для переговоров. А Филя, не разворачивая машину, почему- то предпочел двигаться на задней передаче. При этом он положил правую руку на спинку сиденья и, обернувшись, смотрел назад.
Маленький судья тоже попробовал вертеться на переднем сиденье машины, но это было ему неудобно. Поэтому, вероятно, он и не заметил, как под воротник его пиджака незаметно вошла и уютно устроилась там почти незаметная, маленькая булавочка с темной головкой. В технике такого рода Филипп был мастак, да к тому же он получил толковую консультацию от Коли Щербака, коллеги по агентству и специалиста по всякого рода подслушивающим устройствам, применяемым спецслужбами всего мира.
Остановившись у дома судьи, Филипп резво выскочил, обежал машину и помог выбраться Антону Захаровичу — и все это по-южному темпераментно и несколько бестолково, как и положено. Удобная позиция микрофона сомнений не вызывала. Оставалось только надеяться, что по выходе из дома судья Слепнев останется в том же пиджаке. Турецкий сказал потом Филе, что именно в нем он и видел судью — и у мэра, и даже на пикнике. А теперь и дома, — правда, он встречал нежданного и нежеланного гостя, но свой ритуал все же соблюл, облекся в пиджак из хорошего английского твида, сшитого наверняка по заказу. Где ж найти такие размеры?..
...Керимов старательно изображал неважное самочувствие. Но все же нашел в себе силы еще раз поблагодарить Александра Борисовича за то человеческое мужество, с которым он спасал его в ледяной воде. Турецкий кивал. Он слышал где-то в доме голоса, но прокурор, видимо, не горел желанием представить гостя своей семье. И Турецкий решил тоже не тревожить хозяина долгим своим присутствием и сразу объяснил причину визита. «Дело автомобилистов» подлежит отправить на доследование. И указание на этот счет он готов дать в любую минуту, имея на то санкции генерального прокурора и его заместителя по следствию.
Естественно, прокурор вяло удивился: какое отношение имеет данное уголовное дело, которое, как показали факты, было притянуто за уши, то есть основывалось на ложных показаниях людей, пожелавших свести чисто финансовые счеты со своими конкурентами? Это уже всем известно. Неужели появились какие-то немыслимые новые аргументы?
— Появились, — туманно ответил Александр Борисович, чем немедленно сильно насторожил Иннокентия Мурадовича.
Тот даже забыл о своем скверном самочувствии, напрягся. Но Турецкий и тут не собирался открывать карты. Он просто заявил, что завтра подъедет в прокуратуру, где они, в присутствии судьи Слепнева, окончательно обсудят этот животрепещущий вопрос и наверняка придут затем к единому и обязательно справедливому решению.
С тем он готов был уже и покинуть прокурора, но теперь тот захотел разузнать побольше. Он даже предложил отобедать чем бог послал. Ну бог им, как сказано было еще у классиков отечественной сатиры, возможно, послал многое, но Турецкого заинтересовал не этот мелкий вопрос. Обернувшись к провожающему его Керимову, он наивным тоном поинтересовался:
— Скажите мне, Иннокентий Мурадович, если не профессиональный секрет, конечно... Вот я смотрю, неплохо вы все тут живете. Был у Слепнева — отличный дом, особенно если раскинуть его на двоих... У вас тоже, гляжу, здорово все устроено. У Затырина не был, не знаю, но, вероятно, тоже нехило. Не говоря уже о мэре вашем. Нет, я понимаю, что на дворе — капитализм, значит, никакой социальной уравниловкой пахнуть и не должно. Да и в бумажник ваш никто не собирается заглядывать... за исключением ну разве что налоговых органов, перед которыми вы, уверен, абсолютно чисты. Но все же как вам всем удалось так красиво устроиться? Вопрос не из зависти, а так, из формального интереса. Не на зарплату же, верно? Да и взяток, я просто уверен, вы не берете. Из этических, полагаю, соображений. Так откуда все? Только не рассказывайте мне про наследство жены и прочие легенды.
Керимов, изображавший невыразимое словами возмущение, естественно, молчал.
— Вот и для меня это тоже загадка, — как бы подвел итог Александр Борисович. — Ладно, благодарю вас, Иннокентий Мурадович, за содержательную беседу. Завтра непременно встретимся, а сейчас я, с вашего разрешения, поеду работать дальше. Там 'у нас еще полсотни милиционеров очереди своей ждут.
Он сел в машину, кивнул Филиппу:
— У тебя все в порядке?
Тот нахально ухмыльнулся:
— Проверка уже была. Этот твой судья, Сан Борисыч, успел пободаться со своей супружницей. Как она вообще? Голос-то у нее генеральский.
— И не говори, вдвое его крупнее — по всем параметрам. Для меня всегда были загадкой такие пары.
— Ничего странного, говорят же — маленький, да удаленький. Там еще насчет золотника есть поговорка. Опять же некоторые в сучок растут. Много чего интересного, о чем мы, большие люди, и не догадываемся, а вот женщины иной раз по глазам видят. Вот где тайна!
Турецкий расхохотался.
— Ну так из-за чего они бодались все-таки?
— О-о! Это тебе надо обязательно потом послушать... Она упрекала его, что он тебя не уговорил посидеть у них за столом.
— Так это ж прекрасно! Значит, следуем дальше. Ты теперь пиши все, лишнее выбросим. Но, я думаю, уже сегодня вечером они все кинутся к мэру — за советами и указаниями. И опять же им поделиться надо своими впечатлениями. Ну впечатления их мне, как говорится, по... боку, а вот тема их разговоров «о главном» очень важна. Пиши, Филя... Виноват, Гурген Самсонович... А он тебя, случаем, не расколол?
— Не-а, я в таком стиле вел машину, что ему было явно не до меня.
— Артист! — смеялся Турецкий, примерно представляя себе, о чем сейчас напряженно думают судья с прокурором. И когда ж им еще и устраивать-то военный совет, если не сегодня!..
Можно сказать, они как в воду смотрели...
Где-то в районе девяти вечера, когда уже стемнело, Филипп позвонил Турецкому:
— Сан Борисыч, они съезжаются.
