У меня было несколько секунд, чтобы осознать, что среди тигров, когда они предлагают «пищу», они имеют в виду либо секс, либо плоть, либо оба этих аспекта сразу. Домино разрешил мне взять его жизнь. Черная тигрица поняла это, но она была солидарна со мной в этом вопросе. Как давно мы не видели себе подобного. Мы не хотели его есть. Мы хотели уберечь его. Мы хотели удержать его.
Вивиана направила новую волну силы в нас, но на сей раз черная тигрица и я были готовы. Мы обе были злы на нее. Злились, что она вмешивалась в это. Она не имела никакого права. Он был наш. Наш!
Злость превратилась в гнев, гнев был моим зверем, но у меня теперь было и другое ему применение. Гнев не способствовал моему перекидыванию в оборотня. Я призвала ту часть себя, которая была связана с вампирскими силами, которая была ardeur, и было мгновение, когда все могло бы кончиться сексом, но не секса я хотела. Я была зла и теперь могла удовлетворить свой гнев. Я попробовала на вкус гнев Домино ещё там, в казино. Я знала, он в нём есть. Все, что мне было нужно сделать, это направить свою ярость в него.
Я позволила гневу пролиться в него. Он закричал, запрокинув голову, и гнев в нем был настолько силен, настолько огромен. Его зверь начал подниматься от этого гнева. Я потянула его вниз в поцелуе и питалась через прикосновение его рта к моему, через крепкую, до синяков, хватку его рук на моих, через напряжении его тела рядом с моим. Я держала его, втягивала его гнев через его губы, его кожу, его тело. Я втягивала его ярость и позволяла ей слиться с той кипящей массой гнева, что была во мне.
Я питалась гневом Домино, и с этим гневом пришло понимание. Я ощутила отрывки того, что стало причиной его гнева. Я видела его ребенком, одинокого в чужой семье, плачущего. Я видела, как другие дети высмеивают его глаза и волосы. Я видела, как Вивиана спасла его, но даже тут он был недостаточно белым. Он был частью группы, и не был. Он был похож на других, но был другим. Всегда он оставался не совсем дома.
Он прекратил сопротивляться и, когда всё закончилось, просто плакал в моих объятиях. Я держала его, и черная тигрица устроилась поближе к поверхности, чтобы мы могли держать его вместе.
Я видела, что Бернардо стоит над нами, неуверенный, действительно ли со мной все в порядке. Я заговорила, отвечая на неуверенность на его лице.
— Я в порядке, Бернардо.
— Твои глаза, — заговорил он, — они светятся коричневым и черным, как у вампира.
Я поцеловала Домино в лоб и проверила правдивость его слов. Я могла попробовать пульс Домино, как леденец на языке. У меня было желание погрузить зубы в его плоть и увидеть, как кругом брызнет красная сладость. Нельзя быть живым вампиром, но я приблизилась к этому состоянию вплотную.
Я не просто ощутила кровь и пищу. Я ощутила других тигров. Не того, что лежал в моих объятиях. Я почувствовала их всех. Я повернула голову, и в тот миг, когда наши с Вивианой взгляды встретились, я ощутила, что она боится. Ее страх привлёк как вампира внутри меня, так и моих зверей. Страх означал пищу. Если тебя кто-то боится, ты можешь им управлять, или можешь просто его убить.
Я позвала Криспина ко мне. Не используя силу тигра, а так, как вампир призывает животное своего зова.
— Криспин, подойди ко мне.
Вивиана попыталась удержать его рукой.
— Отпусти его, или я проверю, скольких тигров смогу призвать сегодня.
— Ты не посмеешь украсть животное зова другого Мастера вампиров.
— Ты имеешь в виду, как ты только что не пыталась украсть человека-слугу другого Мастера вампиров. — Я села, и Домино обвился вокруг меня абсолютно покорно, совершенно довольный.
Она не отпускала его, так что я потянулась к ней своей силой, как вампир. Вампир, который мог призывать тигров. Она отпустила Криспина, и прижала руку, будто его кожа обожгла её.
Сила Вивианы пролилась, но не к нам. Рик встал рядом с ней, и открылась дальняя дверь, в которую вошло множество белых тигров, чтобы встать подле своей королевы. Но меня это не волновало. Криспин взял мою руку. Я сидела там, его рука была в моей, Домино обвил мою талию руками; и это было почти великолепно, как обернуться в любимый плед в конце долгого рабочего дня. Я знала, что ardeur мог вызывать дружбу, а не только влюбленность. В этот момент это было даже чем-то большим. Это было чувство принадлежности, ощущение родного дома.
Тут я почувствовала отличающуюся энергию в этом море белой тигриной силы. Я почувствовала нечто новое. Нечто уникальное. Я не знала, что это было, пока голубой тигр не вышел из тени внутри меня и не двинулся вперед.
Тигрица во мне была действительно голубой с темными полосами цвета настоящего кобальта, почти черными, но не совсем. Она была истинно голубого окраса, и она учуяла нечто, что принадлежало ей.
Парень вышел вперёд с растерянным взглядом на юном лице, потому что он был юн. Достаточно молод, для того, чтобы вынудить меня выплыть на поверхность сознания. Достаточно молод, для того, чтобы я поняла, что то, что я сделала только что с Домино, может сломить этого парня.
Я уставилась на парня с короткими темно-синими волосами, прекрасно соответствующими образу тигрицы во мне. Я смотрела ему в глаза, которые переливались двумя оттенками синего, будто глаза Криспина скрестили с глазами Жан-Клода, и знала, что он был тигром моего зова.
— Сколько тебе лет? — Спросила я.
— Шестнадцать, — ответил он.
— Вот дерьмо, — не сдержалась я.
В моём наушнике раздался голос Эдуарда:
— У нас тут сын Макса, Виктор, вместе со своими телохранителями. Мы пропустим Виктора, но охрану придержим.
— С нами тут еще полдюжины тигров. Они вышли из дальних комнат, — сказал Бернардо.
— С каждой минутой всё интересней, — бросил Эдуард, и сарказм был слышен даже через наушник, четко и ясно.
Синяя тигрица во мне подползла к поверхности моего тела. Я видела образ ее морды прямо перед собой, стремящейся подобраться поближе, чтобы обнюхать меня.
Двери открылись, и высокий широкоплечий мужчина в дорогом, сшитом на заказ костюме, вошел внутрь. Его белые волосы были подстрижены очень коротко, одной из тех стрижек, которые выглядят так, словно подстрижен каждый отдельно взятый волосок. На нём были очки с бледно-желтыми стеклами. Они были недостаточно темными, чтобы хоть на самую малость противостоять дурацкому солнцу Лас-Вегаса. Пытался ли он сойти за человека? Если идея была в этом, то ему стоило приглушить ауру энергии, которая исходила от него.
Омовение этой энергии заставило голубую тигрицу зарычать на него. Я повалилась бы вперед, если бы Домино и Криспин не поймали меня.
— Ты собираешься вызвать ее зверя, мама, — сказал он, продолжая идти к нам. Голубой тигрице это не понравилось. В отличие от белой. Черная была рада тому, что мы обнимали Домино. Голубая тигрица попыталась обернуться к мальчику. Белой понравился Виктор. Черная была довольна. Это было похоже на трех соседок в одной комнате внутри меня, и всем им нравились разные парни.
— Ты не имеешь никакого права вмешиваться, — отрезала Вивиана.
— Отец предупреждал тебя не делать этого, — сказал он и подошел к нам. Он встал на колени в этом темном костюме, его глаза были скрыты очками, но никакое цветное стекло не могло скрыть лившейся от него силы. Сила была настолько велика, что белая тигрица точно знала, что мы найдем за этими очками.
Я встала на колени. Криспину пришлось отпустить мою руку, но он коснулся моего плеча. Домино скользнул ниже вдоль моего тела, как не желающая сползать одежда. Мои руки потянулись к очкам.
Виктор поймал меня за руки. Он смотрел мне в лицо, будто пытался разглядеть меня насквозь. Он поднял мои руки к своему лицу и вдохнул аромат моей кожи.
— Невозможно.
— Я говорила тебе, Виктор, она содержит их всех, — сказала Вивиана.
Он поднял голову от моей кожи. Я могла ясно видеть его глаза, но прозрачные жёлтые линзы скрывали от меня то, что я хотела разглядеть. Мой голос прозвучал как чужой в моей голове, когда я попросила:
— Сними их.
— Что? — Обескуражено спросил он.
— Сними их. — Повторила я.
— Зачем? — Спросил он и отпустил мои руки.
Я покачала головой, потому что не была уверена, и затем ответила:
— Я должна увидеть твои глаза.
— Зачем? — Снова спросил он.
Я потянулась вверх, и на этот раз он не остановил меня. Я коснулась тонкой оправы его очков и потянула их аккуратно вниз, пока не увидела светло-голубые глаза тигра. Они были более глубокого голубого оттенка, чем глаза Криспина, но всё равно того цвета и оттенка, которые не спутаешь с человеческими, за исключением тех случаев, когда специально пытаешься не замечать этого отличия.
Я стояла перед ним на коленях, с его очками в руках, и смотрела ему в глаза. Но это были не просто глаза, они были признаком того, что было нужно моей тигрице. В нём была сила. Я не понимала до сего момента, насколько слаб был любой другой вертигр, которого я касалась прежде.
