— Детектив, его вызвали в суд не как свидетеля, а в качестве обвиняемого.
— Что?!
— Две недели назад он избил до полусмерти полицейского и был временно отстранен от службы.
— Матерь Божья! — в замешательстве пробормотала Хейзел. Внезапно у нее возникло желание что-нибудь разбить. — Все из-за этого проклятого Мейсона…
— Простите?
Она мгновенно взяла себя в руки.
— Севиньи прилетит в Торонто завтра утром. У моей секретарши узнаете номер рейса. Извините, сержант, но мы ничего не знали.
— Ну, наверное, он не горел желанием поделиться с вами этой информацией.
— Точно, не горел! — Краем глаза Хейзел заметила Мелани и обратилась к сержанту: — Вот моя секретарша. Мелани, это сержант Уорнсби, ответишь на все его вопросы.
— Извините, босс, на прямой линии констебль Нэвин, — сообщила секретарь.
— Бегу! — Хейзел повернулась к сержанту и снова пожала ему руку. — Извините, у нас здесь такие дела!
— Да уж вижу!
— Извините за недоразумение с Севиньи.
Сержант повернулся, чтобы уйти, но его остановил Уингейт:
— Погодите секундочку.
— Я вас слушаю.
— Мне просто интересно, — сказал Джеймс. — По поводу нападения, которое якобы совершил Севиньи.
— Он напал на полицейского, и я тому свидетель.
— А что тот полицейский, ну тот, на которого напали?
— А что тот полицейский?
— Похоже, он заслужил хорошую трепку, верно?
Хейзел не удержалась от довольной улыбки.
— Джеймс, отстань от сержанта — ему нужно в Торонто.
В конференц-зале три детектива собрались вокруг телефона с громкой связью. Хейзел нажала на кнопку приема звонка и сказала в микрофон:
— Детектив Хейзел Микаллеф на линии.
— Я уже на месте, — отозвался констебль Гарри Нэвин. Он как раз поворачивал на дорожку, ведущую к дому Тамары Лоуренс. — Вроде все спокойно.
— Констебль, как я понимаю, вы не знаете эту женщину? — спросил Рей Грин.
— Нет, сэр. Диспетчер Кевин сообщил только, что она врач.
Хейзел опять потянулась к микрофону.
— На вашем месте я бы расстегнула кобуру. Смотрите в оба.
— Так и сделаю, мэм! — Детективы услышали тихий шорох шагов по песку. Видимо, Нэвин подходил к дому. — Свет в окнах не горит…
— Который у вас час? — спросил Уингейт.
— Девять тридцать. На час позже, чем у вас. — Послышался стук в дверь, потом на некоторое время наступила тишина и стук повторился. — Не открывают!
— Вам нужно проникнуть внутрь, констебль, — посоветовала Хейзел.
— Извините, детектив, я не могу без особых на то причин вламываться в частное владение. Понимаю, вас предупредили об убийстве, но мне кажется, настало время рассказать об этом деле подробнее.
— У меня нет времени, чтобы ввести вас в курс расследования. Скажу одно: возникли чрезвычайное обстоятельства, и если в доме остался кто-то живой, нужно его немедленно спасать.
Детективы слышали свист холодного ноябрьского ветра в трубке, но Грин напряженно прислушивался к другим звукам.
— Вы, кажется, сказали, что женщина мертва.
Хейзел поколебалась с секунду и объяснила:
— Я расскажу, что знаю о Тамаре Лоуренс. Она смертельно больна. Возможно, она связалась с кем-то, кто обещал ей помочь — оборвать ее жизнь без мучений. Если она в доме и еще жива, значит, убийца пока сюда не добрался. Вот почему так важно, чтобы вы вошли в дом.
В трубке наступила тишина.
— Чтобы войти в дом, нужно освободить две руки, — отозвался Нэвин. — Я вам скоро перезвоню.
Он повесил трубку.
— Нужно вызвать подкрепление, — забеспокоился Грин. — Должен же быть еще один полицейский участок в пятнадцати минутах езды от этого места. У меня плохие предчувствия по поводу паренька. Идет в дом убитой с одним пистолетиком и сотовым телефоном!
— Дадим ему минуту, — предложила Хейзел. — Если он найдет Тамару, то вызовет подкрепление по рации раньше нас.
Две минуты тянулись как два часа, а когда наконец зазвонил телефон, все подпрыгнули от неожиданности. Хейзел ответила:
— Хейзел Микаллеф у телефона…
Она едва расслышала Нэвина, который, задыхаясь, словно ему не хватало воздуха, прошептал:
— Белая женщина! Лет сорок пять! Убита, я нашел труп…
— Нэвин! Нэвин, слушай меня…
— Да что там происходит? — спросил Грин, склоняясь над столом и пытаясь поймать взгляд Хейзел. — Переключи на громкую связь! Он нашел Тамару?
Она нажала на кнопку и положила трубку.
— Нэвин? Ты меня слышишь?
— Кровь, повсюду кровь!..
— Успокойся, слышишь…
— Вы вызвали подкрепление? — выкрикнул Уингейт.
— Я иду к машине, — сказал в ответ Нэвин, и они услышали, как хлопнула дверца патрульного автомобиля.
— Позвони сейчас же своему начальнику участка… Нэвин, ты слышишь меня?
— Мне надо уехать отсюда, — отозвался потрясенный констебль. Послышался шум заводимого двигателя, на миг перекрывший голос полицейского. — Одиннадцатый вызывает диспетчера!
В ответ на заднем плане послышался чей-то голос:
— Гарри? Что случилось?
— Кевин, я тут в Пиктоу, на Макки-роуд. Необходимо вызвать экспертов и подкрепление…
— Что случилось?
— Здесь убийство, жуткое… эй, а это что такое…
Удивление, прозвучавшее в голосе констебля, холодной волной обдало Хейзел.
— Бог мой, — не выдержала она. — Нэвин? Что там?
— Дорогу загородила какая-то машина! — Констебль нажал на гудок. — Эй, немедленно освободите проезд! — Он опять нажал на клаксон, а потом они услышали, как Нэвин открывает дверцу машины.
— Не выходи из машины! — закричал Грин.
— В машине никого нет, — ответил тот, — она пустая.
— Нэвин, — обратился к нему Грин, сжав рукой край стола, — убирайся оттуда сейчас же! Скорее садись в автомобиль и вали оттуда!
— Мне кажется… — сказал констебль, и связь прервалась.
— Констебль Нэвин? — переспросила Хейзел.
Телефонная связь оборвалась. Хейзел яростно нажимала на кнопки, но аппарат молчал.
— Бог мой… — прошептала она. — Убийца там! Там!
Отец Глендиннинг оттолкнул стул ногой, и тот с грохотом ударился о плиту. Он встал лицом к механическому мертвому рту, снова и снова повторявшему ужасные слова. Руки пастора побледнели, почти сливаясь с белыми манжетами.
— Вызывайте своего босса! — глухо выдавил он. — Немедленно.
21 ноября, воскресенье, 21:30
Кровь темными подтеками засыхала на груди и бедрах Саймона, словно он пропитался ею насквозь, совершая древний ритуал жертвоприношения. Саймон снял простыню с кровати, на которую его уложила в подвале хозяйка дома, разорвал постельное белье на полосы и обвязал обрубок пальца, однако кровь сочилась и через повязку. Он был не прочь избавиться и от чужой крови, которой оказался обязанным жизнью, однако скрепя сердце пришлось признать, что без нее сил на остаток пути не хватит. Вскоре кровотечение из пальца стало меньше.
Собирая свои вещи, Саймон заметил, что повсюду: на ступенях ведущей вверх лестницы, в коридорах дома Тамары — за ним тянется тонкий кровавый след.
Его преследовала невыносимая боль, переходящая в сладостный экстаз. Боль очищает его перед Всевышним, обращая вновь к свету Божьему, и ниспосылает надежду на милосердное прощение брата. Ведь Саймон протянул кровавую цепь до Пиктоу, а вот теперь опаздывает в Тринити-Бей. Однако, несмотря на полный крах миссии, он не имеет права на отчаяние. Надо двигаться вперед и только вперед!
В комнате Тамары Саймон переоделся, предварительно стерев кровь своими черными носками, потом сложил вещи в черный саквояж и закрепил склянки со снадобьями эластичной лентой. При виде разбитых флаконов на дне сумки жгучая боль пронзила левую руку и грудь, однако Саймон не мог себе позволить заняться ими сейчас. Все его мысли были поглощены трупом в подвале, который он уложил на кровать, будто жертву на алтарь. Саймон запомнил живое тепло ее рук и ног, оплетавших его, и внезапно подступивший холод смерти. Он почувствовал, как ее душа незримой тенью пересекла невидимую черту между двумя мирами и смешалась с другими тенями. Жаль, нет времени сотворить из ее бренного тела достойное изваяние. Странник просто изменил положение языка во рту и запечатлел в памяти тело во всем его великолепии.
Саймон огляделся. В последнее время он изменил обычной осторожности. Казалось, необходимость в ней уже отпала, но все равно он вымыл за собой чашку и поставил обратно в кухонный шкаф, а потом сходил в спальню и убрал постель. На втором этаже на первый взгляд царил порядок, который нарушала тонкая дорожка крови на полу. Оставив свет включенным, Саймон вышел во двор и направился к машине. На улице стояла непроглядная тьма — как-никак шел уже десятый час. До отправления парома оставалось два часа, а ехать до него все шесть. Однако он слепо верил, что Божья воля приведет его к цели, как вела до сего дня.
