трассу.
— У «Пятерочки» свернем, — пообещал он, — пешком так дольше, но мы на машине. Вы понимаете, что я хочу у вас узнать?
Олеся кивнула и тут же покачала головой.
— Ума не приложу.
— А то, что вы покрываете преступницу, вам понятно? Не забыли, наверное, что одна такая убивала свидетелей совсем недавно. Вам же не хочется быть жертвой?
Женщина покачала головой.
— Представляете, как расстроится Федор Евсеевич? Он же один совсем останется на свете без поддержки. Тогда жена его сразу съест.
— У нас ничего нет.
— Весь Ветрогорск думает иначе, и народ на вашей стороне. А что мешает ему развестись? Боится старой сварливой жены? Пусть приходит ко мне за поддержкой. Я с ней разберусь.
Олеся вздохнула и кивнула. Федор Евсеевич собирался к лету от нее уйти.
— А что, разве сейчас в вашем доме не топят? — удивился участковый, поворачивая с трассы. — Короче, обещал — значит, помогу. Только и вы мне помогите. Как выглядела та женщина, которая садилась в «Бентли»?
— Она спешила, — тихо ответила Олеся, — и, судя по движениям, была на взводе. Она и дверцей стукнула, когда внутрь села.
— Вы успели за мгновение все разглядеть?
— Почему за мгновение? Я издалека ее заметила, и мы ехали медленно: Федор Евсеевич быстро не ездит, и тогда у нас скорость была километров сорок — не больше. Я на нее смотрела, и когда мы подъехали, она как раз в машину садилась. Села и хлопнула дверцей. У нее еще рука была перебинтована.
— А Федор Евсеевич говорил, что правая ладонь у нее была в белой пушистой варежке.
— Издали так действительно могло показаться, но вблизи я увидела, что ее ладонь перемотана, причем наскоро, так что один конец бинта болтался немного. А еще на ней была шубка выше колен, но юбки не было видно, и сапоги на тонком каблучке. Лица я не видела. Но если на ней была короткая юбка, то вряд ли ей больше тридцати или тридцати пяти.
— Ну не скажите, — возразил Николай, въезжая во двор дома, — некоторые дамы в наше время до глубокой старости носят мини, каблуки-шпильки и узенькие стринги, простите за интимные подробности.
— Это вы на жену Федора Евсеевича намекаете, — улыбнулась Олеся, — но ей всего пятьдесят, и она на пять лет старше Феди.
— Но вы все равно поспешите, — посоветовал Николай, — то есть быстрее принимайте решение. А сейчас вопросов к вам больше нет. Нужна будет помощь, обращайтесь: помогу с большой охотой.
Секретарша Тиркина вышла из машины и, перед тем как закрыть дверцу, заглянула в салон:
— Спасибо. Хоть кто-то за нас.
— Да за вас весь город, — сказал Францев, — уж мне поверьте: я настроение людей знаю.
— Да, — вспомнила Олеся, — шубка той женщины была в снегу, а снегопада в тот день не было.
Францев вошел в дом осторожно, потому что в доме было весело. Тихонько, чтобы не спугнуть радость, прикрыл за собой дверь, снял куртку и ботинки, слушая, как Лена с детьми поют:
И Чиполлино сказал ребятам:
О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!
Все помидоры, всю вражью стаю
Мы превратим в томатный сок.
И трехлетняя Руся тоже кричала от радости:
— Бея чай!
Увидев отца, дети бросились к нему. Николай взял их на руки и спросил:
— Что у вас нового?
— Всё! — громко выкрикнула Руся.
И это было правдой, потому что у детей каждый день всегда что-то новое.
— Степик сегодня пытался читать, — сообщила жена.
— И в чем проблема? — не удивился Францев. — Ведь он все буквы знает.
— Знает, но есть некоторые трудности: он, например, не смог прочитать такие простые и, можно сказать, родные слова «участковый инспектор».
— Это не беда, — не расстроился Францев, опуская детей на диван и усаживаясь рядом. — Скоро я научу его писать и заявления, и протоколы.
Он посмотрел на жену.
— Что-нибудь прояснилось с убийствами? — поинтересовалась Лена.
Францев кивнул, но ответил не сразу. Она ждала, а он пытался сформулировать.
— На стол накрывать? — спросила Лена.
Он задумался, посмотрел на потолок и поднялся.
— Надо еще кое-что выяснить, — сказал он, — но это ненадолго, это у нас в поселке. Полчаса максимум.
«Нива» повернула на Центральную улицу, и Францев увидел, что навстречу катит красный «Мерседес» Беаты Курицыной. Поморгал фарами и остановился. Вдова Оборванцева тоже притормозила. Николай вышел и подошел к «мерсу». Вдова смотрела на него, но окно все же медленно поползло вниз.
— Что же вы сами? — удивился участковый. — Позвонили бы мне, я бы для вас и в магазин, да и куда скажете. Есть курьерская служба, и в конце концов есть Валентин. Он бы с радостью.
— Его телефон не отвечает, — зло ответила Беата, — я даже на автобазу позвонила, и мне ответили, что он на работу сегодня не вышел.
— Завтра выйдет, в чем проблема? Кстати, у меня к вам вопросы. Дело в том, что от коллег, проводящих расследование этого страшного преступления… — Францев вздохнул, — этого ужасного преступления… Появились вопросы. Дело в том, что вашему мужу кто-то присылал эсэмэс-сообщения с грязными намеками, чуть ли не угрозами, с шантажом даже… Вы не знаете, кто мог так нагло и бесцеремонно вторгаться в его служебную и личную жизнь?
— Понятия не имею, — ответила Курицына со спокойным лицом. — Сеня мне ничего такого не рассказывал, наверное, чтобы не расстраивать меня. Но я точно знаю: недоброжелателей у него было очень много, огромное количество негодяев завидовали ему, распускали про него гнусные сплетни. Они не могли взять в толк, все эти мелкие людишки, почему, занимая такой ответственный пост, он не пользуется своим положением, остается таким же честным и кристально чистым человеком, каким был всю жизнь. Многие еще завидовали нашему семейному счастью, нашей любви, которую Сенечка пронес в своем сердце до самого конца, до своей трагической гибели.
— Мои соболезнования, — произнес Францев и отступил в сторону, давая проехать красному «Мерседесу».
Он вернулся в «Ниву» и продолжил свой путь. У ворот участка Дробышева остановил машину и вышел. Снял куртку и оставил ее в машине. Нажал кнопку переговорного устройства.
— Ну что вам еще надо? — спросил голос Елизаветы. — Я все, что знала, уже рассказала.
— Вы ответили на все заданные вам вопросы, но сейчас появились другие. Впустите!
Щелкнула задвижка. Николай зашел на территорию, и сразу к нему подскочила собачка, крутя хвостиком и подпрыгивая. Он наклонился и погладил ее, а когда выпрямился, увидел вышедшую на крыльцо Елизавету.
— Давайте здесь поговорим, — предложила она, — у меня в доме совсем не прибрано.
— Хорошо, — согласился
