Нет нужды описывать «Асту» и дальше. Кто не читал книгу, по крайней мере могли ее видеть. Кто не видел саму книгу, мог видеть фотографию обложки в газетах и журналах или в витринах магазинов. Хотя Свонни не была особо дальновидной, у нее хватило здравого смысла настоять на особом пункте в контракте с издателями. Согласно этому пункту она получала эксклюзивное право использовать фотографию обложки, а также иллюстрации из книги на календарях, чайных обертках, баночках джема, постельном белье, перчатках, записных книжках, посуде и тому подобном.
Издатели, конечно, согласились. Вряд ли им приходило в голову, что книга разойдется тиражом больше двух тысяч экземпляров. Еще меньше они ожидали, что книга станет культовой. Она должна была появиться в октябре и разойтись к Рождеству.
Тем временем Свонни находилась в Копенгагене по приглашению Гюльдендэля, участвуя в рекламной кампании датского издания дневников. Она остановилась в респектабельном отеле «Нюхаун», бывшем магазине, в баре которого много лет назад, по рассказу Асты, ее пьяный родственник запустил пивную бутылку кому-то в голову, после чего провел ночь в полицейском участке.
Свонни хорошо провела время в Дании. Она писала, что чувствует себя как будто вернулась домой, хотя на самом деле не приезжала туда больше чем на три месяца — те три месяца, когда познакомилась с Торбеном. Потом они несколько раз ездили в Копенгаген, но задерживались там не дольше чем на две недели. Они практически не выезжали из города, а сейчас Свонни путешествовала по всей стране, от Орхуса до Оденсе и Хельсингёра. В рекламных отделах издательств ее, наверное, любили. Она была иностранкой, но говорила по-датски, понимала датчан, охотно ездила куда требовалось и делала все необходимое. Можно было без дубляжа или переводчика давать интервью с ней по телевидению, она не обходила вниманием ни одну датскую газету, даже самую незначительную.
Она навестила своих кузин, вернее кузин Торбена, так как сыновья ее двоюродной бабушки Фредерике умерли бездетными. Свонни провела выходные с племянницей Торбена и ее мужем в Роскильде, ходила в театр и оперу, посетила костелы Фридериксборга и Фреденсборга, дом Андерсена в Оденсе. В Копенгагене она сфотографировалась рядом с андерсоновской Русалочкой, и с тех пор именно эту фотографию печатали на задней обложке каждого издания дневников. На ней Свонни в твидовом костюме и маленькой фетровой шляпке, точно такой, какую носит королева, с неизменной дамской сумочкой через плечо. Из-за роста, великолепной осанки, красивых стройных ног в туфлях на высоком каблуке она выглядит намного моложе своих лет. И уж точно моложе того возраста, о котором вскоре будет рассказывать людям.
Письма, которые она прислала мне, были письмами счастливой женщины, довольной собой. Впрочем, я немного преувеличиваю. Женщины, которая учится быть довольной собой, открывающей в себе новые возможности. Думаю, она наконец осознала, что до сих пор всегда была чьей-то тенью. Сначала — Асты, затем — Торбена, и снова — Асты. Она уступала им во всем, была послушна, даже покорна. Любимая дочь, хорошая жена — ее личной жизнью управляли они. Вряд ли их можно назвать тиранами или деспотами, однако ее они держали в своего рода подчинении. Мать обращалась с ней как с ребенком. Муж вознес ее на пьедестал и поклонялся ей. Дал ей все, чего она желала, от нее не ждал ничего, только чтобы она там стояла, но никогда с ней не советовался и не спрашивал ее мнения. Даже свои вечера она должна была устраивать для развлечения его друзей и знакомых по дипломатической службе. Стала бы Свонни по своему желанию общаться с Осе Йоргенсен, профессором военно-морской истории?
Но теперь она делала все сама и для себя, по своей собственной воле. Потому, что ей так хотелось. Ее уважали, считались с ее мнением, добивались встреч. Свонни зарабатывала деньги, чего не делала с тех пор, как еще до замужества недолго была компаньонкой пожилой леди в Хайгейте, — ухаживала за цветами и выгуливала ее собачку.
Удивительно, что вся эта суета не была ей в тягость. Журналисты, бравшие у нее интервью после выхода в свет первого издания «Асты», постоянно задавали один и тот же вопрос — на протяжении долгих лет, — не был ли успех для нее неожиданным. Могла ли она представить, пусть в самых безумных мечтах, что такое случится?
— Прочитав первую страницу, я сразу поняла, что у меня в руках нечто особенное, — сказала она корреспонденту «Обсервер».
С «Сандэй Таймс» она была хитрее:
— Странно, с первого мгновения я знала, что это станет бестселлером. А некоторые издатели, которым я посылала рукопись, не сразу догадались. Ну, теперь-то они на своем опыте убедились, кто был прав, не так ли?
— Вы никогда не думали самостоятельно заняться издательским делом?
— Во времена моей молодости для женщин это было невозможно.
Молодые журналистки, которые брали у нее интервью, не хотели верить, что у Свонни нет высшего образования. Она же грамотная. И где она научилась читать по-датски? И тому подобное. Свонни отвечала на вопросы не задумываясь. Она рассказывала мне, что, когда ее в первый раз пригласили в Дании на радио, она очень волновалась, но когда интервью началось, и все пошло гладко, ей это понравилось. Затем ее спросили, сколько стоит книга, а она не знала. Перед ними на столе лежал экземпляр, Свонни взяла ее и посмотрела на обложку. Однако это оказался экземпляр издательского дома, и цена на нем не была указана.
— «Боюсь, что не знаю», вот что я ответила тогда. Но какой бы цена ни была, книга того стоит. Корреспондент рассмеялся, я тоже, и все прошло хорошо.
Свонни очень изменилась. Она стала профессионалом. Она работала над дневниками ежедневно, так как пятьдесят три дневника все еще не были изданы. Она часто совещалась с Маргрете Купер и обедала со своими издателями. Приобрела электронную пишущую машинку с запоминающим устройством. Раньше она читала хорошие романы и глянцевые журналы, а теперь перешла на дневники и мемуары знаменитых людей: Пеписа, «Письма Пастона», Фанни Бёрни, Килверта, Эвелин и «Дневник разочарованного».
Дважды в неделю к ней приходила секретарша, чтобы разобрать почту. Если весной 1979 года Свонни получала по два письма в неделю, то к концу того же года их доставляли уже по четыре в день. Сандра — так звали секретаршу — ввела сложную регистрационную систему специально для «Асты». Раздел для агентов Свонни — она пригласила в тот год агентов; раздел для кино- и телесценариев; раздел для иностранных издателей, причем отдельный — для американских; несколько — для писем читателей, иллюстраций и рисунков для оформления обложек, газетных и журнальных рецензий, пригласительных билетов и визитных карточек.
Свонни начали приглашать на открытые мероприятия, вручение призов, в жюри конкурсов, ей приходили приглашения на литературные вечера и диспуты, она читала лекции и проводила беседы. Но все это в будущем. А в 1979 году, когда «Аста» неплохо смотрелась в витринах книжных магазинов и постепенно поднималась в списке бестселлеров нехудожественной литературы, пока в апреле не взлетела на первое место, большинство приглашений было от газет и журналов с просьбами об интервью. Тогда, как мне кажется, она не отказывала никому. После долгих лет, когда ей редко удавалось поговорить о себе, она наслаждалась возможностью при каждом удобном случае рассказать, как нашла дневники, сразу же оценила их по достоинству, что она любит есть, пить, носить, куда ездит на отдых, что делает по вечерам, читает, смотрит по телевизору, кто ее любимый ведущий. И, конечно же, она рассказывала об Асте.
Ни один факт из тех «кратких биографических очерков» не указывал, что она может оказаться кем-то другим, а не дочерью, причем самой любимой дочерью, автора дневников. Долгое время по привычке она называла Асту по имени или, как в беседах со мной, «Mormor» или «твоя бабушка». Теперь же для газет и телевидения звучало только «моя мама». Большинство статей было о жизни семьи Вестербю: считалось, что интерес читателей к этому не угасает. Возможно, так и было, и Свонни охотно уступала всем, кто требовал от нее воспоминаний. В ее рассказах в изобилии встречались выражения «когда моя мама…», «когда мой отец…», «когда мои братья ходили туда-то и туда-то…», «когда моя сестра родилась…». После выхода второго тома дневников «Живая вещь в мертвой комнате» — он начинался с 1915 года — она рассказала в радиопередаче о кукольном домике, объяснив, что отец сделал его для ее сестры, потому что сама Свонни уже слишком большая для такой игрушки.
В результате этой передачи журнал «Женская собственность» прислал ко мне домой фотокорреспондентку, чтобы сделать серию снимков «Паданарама», который к тому времени находился у меня в мезонине. Она сфотографировала домик изнутри и снаружи, эти снимки поместили в журнале рядом с фотографией Свонни в синем твидовом костюме и синей фетровой шляпке и ее интервью, где она рассказала о жизни Асты во время Первой мировой войны, о смерти Моэнса-Джека на Сомме. Вернее, в госпитале Гавра через два дня после того, как дядя Гарри вынес его с поля боя.
