Ознакомительная версия.
И опять горячая влага на лице. Приятная, нежная горячая влага.
Лизка… Кто еще может голосить подобным образом над ней и лить горючие слезы? Конечно, она…
– Перестань орать над ухом, наконец. – Эльмира поморщилась и капризно захныкала: – Ну каждый раз одно и то же: открой глаза да открой глаза. А я спать хочу! Тебе понятно?
– Понятно. – По голосу было слышно, что Лизка улыбается. – Что это ты взяла моду всякий раз в обморок валиться? Данила сказал – это потому, что ты беременная. Правда?
– Не знаю. Я уже ничего про себя не знаю. – Эмма открыла глаза и обвела комнату взглядом. – Как это… Как это я дома очутилась?
– Долгая история… Как ты? – Лизка сидела в ее халате на ее кровати у самой головы и нежно поглаживала ее по волосам. – Паразитка ты! С чего это начала стрелять в самом деле?! «Дядя Гена» только-только начал мне свои требования выдвигать, щадящие, между прочим, требования. А ты его оборвала на самой интересной ноте.
– На какой? – Эмма поерзала на кровати, приподнялась на локтях и подсунула себе под спину подушку. – Что хоть предлагал-то? Опять какую-нибудь гадость гнал про бриллианты? Дались они ему!
– Да, про них. Говорит, забирайте мужика, а мне камни отдавайте. Я ему: «Сдурел?! Откуда у меня камни?! Если брошь разворотила, то это ничего не значит. Это все из благих побуждений».
– Из каких это? – Эмма жадно шарила глазами по комнате. Господи, просто не верится, что все кончено и она дома. – Данила на кухне? Это он там громыхает кастрюлями?
– Он. Овсянку тебе варит. Говорит, полезно. Что до меня, то я ее не люблю. – Лизка бочком-бочком потеснила Эмму и пристроилась рядом с ней на подушке. – Я все посылала их тебе и посылала. Думала, что ты начнешь локтями шерудить. Дознаваться, выискивать. А ты вместо этого, дура несусветная, с балкона сигануть надумала! Как вспомню…
– А чего просто не рассказала?! Заморочила мне голову своими пакетами! Я дура, а она умная! Чего про Анну не рассказала?! Про все остальное?!
– Поверила бы ты мне после Зойки, как же! – Лизка принужденно засмеялась. – Сначала она, потом я… По пути, проторенному ею, мне идти не хотелось.
– И ты начала играть со мной в дурацкие игры с мистическим появлением пакетов в полночь, например… Ты это… Лизавета, точно, немного не в себе.
– Будешь тут в себе, как же! Анна как снег на голову свалилась с ребенком и с такими новостями! Потом она удумала Ленку пристрелить. Прибежала ко мне, трясется вся. Орет: «Я отомстила, я отомстила». А мне что делать?! Идти к тебе и начинать выкладывать все?!
– А почему нет? – поразилась Эмма, не переставая прислушиваться к звукам, идущим из кухни.
– Да потому что начать нужно было бы с признания в том, что твой отец и я были любовниками! Поверила бы ты мне после этого?! Послала бы куда подальше, начав орать, что я такая же дрянь, как и Зойка. Ладно, все в прошлом. Все утряслось. Правда, Валькину дачу жалко. – Лизка вздохнула с лицемерной печалью в голосе.
– А что с ней? – Эмма спрашивала уже по инерции, все больше и больше недоумевая, с кем может так оживленно разговаривать ее супруг.
– Так сгорела! Сколько людей погибло! – Лизка округлила глаза и снова фальшиво кудахтнула. – Ужас какой!
– Сколько же?
– Четверо. Свихнувшийся водитель перестрелял их всех, а потом, прежде чем пустить себе пулю в шею, поджег дом. Идиот! Кстати… Кстати, последняя пуля так удачно вошла…
Это, конечно же, было полным сумасшествием, но они оглушительно заржали. Обнялись, принявшись кататься по постели, сваливая на пол подушки и одеяло, и ржали без умолку до тех пор, пока дверь спальни не открылась и с порога не прозвучало:
– Ваша овсянка, миледи…
Дождь лил всю дорогу до парома. Этим паромом они должны были переправиться через реку в невозможно маленький населенный пункт. Такой маленький, что его не нашлось даже на районной карте. Да и сам паром представлял собой деревянную платформу размером четыре на четыре, прикованную к стальному тросу. И приводился он в движение каким-то непонятным механизмом, сработанным, наверное, еще Кулибиным.
– Ты все-таки убийца, Емельянов! – всякий раз, как ее начинало тошнить, вопила Эмма и цеплялась за его куртку. – Ты хочешь убить меня и своего неродившегося ребенка. Хорошо, что у меня хватило ума не брать с собой племянника! Я даже не простилась с ним как следует! Ребенок второй раз осиротеет. И все из-за твоей идиотской затеи повидаться с теткой. Как хорошо, что я в прошлый раз спрыгнула с поезда… Как же называлась эта станция?! Кажется… Кажется…
– Шаповалово, – промурлыкал куда-то в шею ее муж, нежно поглаживая ее по огромному животу. – Та станция носила и носит название Шаповалово. На всю оставшуюся жизнь запомню это название. Никогда бы не подумал… Эльмира… Ты у меня…
– Что? – Она снова, почувствовав приступ дурноты, передернулась и попыталась отойти от садиста-мужа в сторону. – Меня сейчас вырвет. Точно вырвет! Так что я у тебя?!
– Ты у меня настоящая боевая подруга, дорогая! Тебе я обязан жизнью. Если бы не ты, он бы кончил меня минут через пять после того, как продырявил бы голову твоей эксцентричной подруге. А ты… ты не струсила, не спасовала. Просто поразительно! До сих пор не пойму, что тобой двигало? Такая хрупкая, нежная, и вдруг четыре трупа.
– Молчи, дурак! – Эмма испуганно заозиралась, но поблизости никого не было. Все сидели, укрывшись от дождевой мглы в своих машинах. Кому было охота мокнуть в мелкой, омерзительно холодной мге. Эльмира понизила голос до шепота: – Как я могла позволить тебе бросить меня?! Позволить тебе не хлебнуть того счастья, что именуется отцовством? Банты на одеяльце и фотографии счастливых лиц у роддома – это идиллия. А я хочу, чтобы ты хлебнул будней. Суровых будней, заполненных изгаженными подгузниками и пеленками, понял, что такое бессонные ночи и прорезающиеся зубы… К тому же, дорогой муженек, имелся у меня к тебе и шкурный вопросец… Не могла я позволить тебе унести ответ на него с собой в могилу.
– И??? – Голос Данилы зажурчал еще слаще и объятия стали теснее.
– Как же это, милый, тебя угораздило умыкнуть у всех из-под носа эти камни?! Можешь представить мою реакцию, когда я достала из тайника и развернула тряпку, где был пистолет, а на пол посыпался алмазный дождь?! Чуть умом прямо там не двинулась. Ну, думаю, мой пострел везде поспел!
– А можешь представить себе мою реакцию, когда его шестерка вернулась в машину и сообщила, что тайник пуст и что там кругом полно крови?! Не был бы я столь убог в тот момент, наверное, зубами бы стал рвать их на части. Ну, а когда ты в обморок упала после своего подвига, кстати, очень удачно упала – прямо в мягкую клумбу… Лизка начала метаться и голосить, чуть весь поселок на уши не поставила. Тут то ли свои раны зализывать, то ли с вами, девки, разбираться. Полуживой был, но дополз к тебе. Смотрю – все в порядке с любимой моей, просто перенервничала или перегрелась на солнышке. И вот когда узрел на руке твоей глубокую царапину, то сразу все понял. Происхождение кровавых пятен на нашей кухне получило объяснение. Поторопилась, думаю, малышка тайник вскрыть. Забыла об осторожности, и результат – вот эта вот ранка. – Данила поймал ее ладонь и развернул тыльной стороной. Шрам на ней остался. Еле заметный. Маленький, но остался. Он поцеловал его. – Любимая моя… Любимая моя боевая подруга… Неужели ты могла подумать, что я променяю тебя на кого-то?..
– Да уж! – Эмма недовольно фыркнула и отняла свою ладонь у него. – Сначала Ленка. Как же слепо она тебе доверяла, черт возьми! Даже камни тебе отдала на сохранение! Или… или ты сам их отобрал у нее?
– Нет, что ты! Как можно?! – Голос его снова стал журчащим и обманчиво-искренним.
«Лжет, мерзавец», – подумалось Эльмире, но она промолчала. Все в прошлом. Все страшное и бесчестное теперь в прошлом. Вон и берег виден. И на нем крохотная фигурка его тетки, которая, кажется, полюбила ее уже заочно. И которая, не в пример покойной свекрови, не будет бояться ее аристократической внешности и манер пуще геенны огненной и не будет с ней агрессивна.
Только бы добраться до этого благословенного берега, только бы добраться. Преодолеть это отвратительное головокружение и вновь почувствовать твердую почву под ногами. В своей жизни они с Данилой ее наконец-то обрели.
Ознакомительная версия.
