Ознакомительная версия.
– Михаил Иванович Степанов, – произнес он и многозначительно кивнул головой.
Евгений приосанился.
– Я понял, я вас узнал, несколько раз мы виделись на совместных оперативках. А меня зовут Евгений.
– Хорошо, очень приятно, Евгений, – в этот момент постучали в дверь. – Это ко мне, – произнес Михаил Иванович и подошел к двери. Кто-то за дверью быстро передал ему сверток.
Затем, подойдя к Евгению, генерал раскрыл сверток, там была бутылка коньяка.
– У вас есть рюмки? – Михаил Иванович оглядел кабинет.
– Да, сейчас, – ответил Евгений. Он встал, достал из тумбы стола два хрустальных фужера на ножках и дрожащими руками поставил их на рабочий стол.
– Надо подлечиться, – Михаил Иванович разлил содержимое и один из фужеров протянул Евгению. – За личное знакомство!
– Что за коньяк? – спросил Евгений, усаживаясь на свое место.
– Армянский, четыре звезды.
– Да, неплохой, – похвалил Евгений, попробовав.
– Не хуже французского.
Михаил Иванович встал и подлил Евгению еще коньяку. В его действиях не было заискивания, в чужом кабинете он вел себя достаточно раскованно, а с Евгением по-свойски, будто знакомы они были не первый день.
– У меня к вам деликатный вопрос, – начал Михаил Иванович.
Этого момента Евгений ждал и не сомневался, о чем пойдет дальнейшая беседа.
– Я слушаю, – Евгений приободрился, коньяк явно пошел на пользу.
– Ваш отдел расследует дело Шишкина… мне бы хотелось сделать ряд напутствий лично вам, – конечно, если не сочтете это за наглость, – Михаил Иванович говорил неторопливо, с чувством ответной благодарности.
Генерал изложил свою версию конфликта авторитета Барсука с капитаном Шишкиным. По его словам, эта была самооборона, и застреленный – типичный авторитет-беспредельщик, и таким место в тюрьме. Как показалось Евгению, что-то общее мелькнуло между Степановым и героем культового фильма «Место встречи изменить нельзя» Глебом Жегловым, известным своей фразой: «Вор должен сидеть в тюрьме».
Но схожесть между двумя героями на этом и закончилась. Все-таки генерал Степанов был не настолько идейным, как Глеб Жеглов. Но говорил так же красноречиво:
– Александр Шишкин, рискуя своей свободой и честью, смог избавить наш мир от поганой нечисти. Одной мразью стало меньше!
И теперь, когда Барсук не сидит в тюрьме, а лежит в земле, уголовное дело в отношении благородного палача Шишкина, который, по словам Михаила Ивановича, посвятил всю свою жизнь борьбе с криминалом, стало делом чести для правоохранителей. Так генерал подошел к главному вопросу и спросил, может ли Евгений указать в показаниях, что на допросах Шишкин вел себя неадекватно. А там уж дело психиатров из диспансера.
Евгений замешкался, он не знал, что ответить. Отказать генералу или переложить всю ответственность за Шишкина на людей в белых халатах? В визите генерала был один плюс – перестала болеть голова, а поспособствовал этому коньяк или просьба генерала – непонятно. Евгений морально был не готов к столь неожиданной просьбе. Он поднял фужер, чтобы отпить коньяку, но тот оказался пустым, Михаил Иванович тут же привстал и налил очередные сто грамм напитка. Такому услужливому генералу отказать было невозможно. Когда еще в жизни старший по званию, легенда сыска будет вот так обхаживать тебя, простого следователя. Ответ пришел на ум самый безобидный и ни к чему не обязывающий:
– Все зависит, как решит Житомирский.
– С ним все решено, он послал меня к вам, сказал, что вы способный и понимающий человек, что все зависит от вас, от начальника первого отдела, – генерал лукаво улыбался. Да, уговаривать он умел.
– Да, – пробурчал Евгений. – В последнее время все успевают решить вопросы с моим начальником до разговора со мной.
– Это вы о чем?
– Да о своем… так….
– Ну, договорились мы с вами или нет?
– Вы думаете, у меня есть выбор, если за меня все решили? – со смешком произнес Евгений.
– Отлично! Я так и знал, что с вами можно иметь дело, всегда один шаг от дружбы до войны, как от любви до ненависти, – Михаил Иванович встал, подправил костюм и подошел к двери.
Последняя фраза дала повод Евгению для очередных размышлений, его лицо приняло озадаченный вид. Но, подняв глаза на уходящего генерала, он не удержался от вопроса и спросил:
– А вы хорошо знаете Баумистрова?
– Павла Сергеевича? Да, конечно, даже очень, мы друзья, – с важностью в голосе ответил генерал. – Ну и сегодня я приобрел еще одного друга, в вашем лице… я думаю, что мы встречаемся не в последний раз.
Генерал удалился, Евгений ощутил себя неудобно, что не встал и не проводил старшего по званию, как того требует устав. Но и генерал, кажется, не обиделся, ушел довольный, еще бы – он свой вопрос решил. Визит не показался Евгению странным, наоборот, он был приятно впечатлен Степанычем и, смакуя, промотал в памяти всю встречу от начала до конца. Но, разбирая финал, Евгений осекся: «Странно, он почему-то даже не спросил, почему я интересуюсь Баумистровым. И к тому же ответил прямо и без колебаний… Слишком уверен в себе этот генерал».
Как только перестала болеть голова, Евгений промотал про себя и вчерашнюю беседу с Вовчиком. Ему пришлось приложить усилия, чтобы в мельчайших подробностях вспомнить все моменты разговора с коллегой. В том, что все происходило за рюмкой спиртного, есть и позитивная сторона: был бы Вовчик трезв, он навряд ли рассказал бы о задержании Шульги.
То, что Степанов с Баумистровым вмешались в дело Воинова, подтверждает первую догадку: у серийного убийцы есть сообщники на свободе, как и предполагал ранее Евгений. Если генерал Степанов по настоянию Баумистрова пытался повесить на рецидивиста Шулыгина два первых убийства – видно, о третьем убийстве им было неизвестно – то, должно быть, они не знали о существовании Воинова? Или, все же зная об его намерениях, не помешали или вовсе заказали ему всех трех женщин под соусом серийного преступления, чтобы скрыть истинный мотив – убийство Екатерины Баумистровой?
Но зачем тогда они мучили рецидивиста, если знали, что Воинов в итоге должен сдаться? И кого они хотели прикрыть Шулыгиным, – Воинова или еще кого-то? Может, правда, они вовсе на тот момент ничего не знали о существовании Воинова и не имеют никакого отношения к убийствам, но зачем им тогда Шульга? Вопросы вертелись в голове, жужжали, как пчелы, их становилось все больше, Евгений, еще не до конца отошедший от похмелья, решил проветриться и выехал из офиса. Тут он решился на первый провокационный шаг в деле Воинова. Правда, его томили сомнения, что Вовчик если и не лжет, то на нетрезвую голову, вероятно, мог что-то напридумывать и напутать в истории с Шульгой. Поэтому он решил самолично наведаться к бывалому рецидивисту. Но зачем он предпринимает столь неоднозначный и рискованный шаг?
Жил Шульга неподалеку от Кировского ОВД, по улице Менделеева, в двухэтажных бараках дореволюционной постройки, чьи дворы выходили на Сергиевское кладбище – самый старый городской погост, где уже давно никого не хоронят, известный могилами солдат, погибших во Вторую мировую войну.
Евгений быстро нашел нужный барак. Поднялся на второй этаж, постучался в одну из трех дверей. На стук никто не откликнулся, тогда он несильно толкнул дверь, которая со скрипом отворилась. Евгений нырнул в тусклую прохожую, прошел мимо безлюдной кухни и подошел к двум закрытым комнатам. Из одной из них доносился плач грудного ребенка. За дверью другой комнаты стояла гробовая тишина. Туда он и постучался. Дверь отперли сразу. Перед ним стояла пожилая женщина в черных брюках и сером свитере. Она ничего не сказала, отвернулась, пошла внутрь комнаты. Евгений вошел и, как человек нетерпимый к неприятным запахам, зажал пальцами ноздри носа – пахло мочой. У стены под одеялом лежал мужчина с седыми волосами, впалыми щеками, дрожащими губами, но с мучительно горевшими глазами.
Женщина подставила стул, Евгений, тихо поблагодарив ее, опустился на него. Он нагнулся к лежащему мужчине и тихо спросил:
– Шулыгин?
– Шульга, – подправил лежащий мужчина.
– У меня к вам несколько вопросов.
Больной ничего не ответил и не спросил, кто он и откуда.
– Меня интересует Степаныч, генерал Степанов.
У лежащего забегали глаза, они стали ярче, губы задрожали пуще прежнего. Указательным пальцем руки он подозвал женщину, она незамедлительно подошла, он показал ей на дверь. Она безмолвно повиновалась и вышла из комнаты. Тем же жестом Шульга подозвал гостя, Евгений нагнулся. Один неприятный запах сменился на другой, вблизи умирающего тела бедный нос Евгения втягивал запах зловонного пота, предвестника мучительной смерти. Евгений не стал выказывать брезгливость и с достоинством терпел все неудобства.
– От тебя тащит перегаром, – глухим голосом произнес Шульга.
Ознакомительная версия.
