— Не хочу изображать из себя кроткую невинную овечку. Не исключено, что я получу срок и от меня спрячут солнце. Но никому от этого легче не станет. Я не представляю угрозу для общества. Я просто хочу уехать из этих мест раз и навсегда. Пусть обо мне забудут, и я обо всех забуду. На юге Франции, в Ницце, есть неплохой ресторанчик. Он по праву и по документам принадлежит мне. Но все документы лежат в этом сейфе. Плюс целая папка с компроматом на меня — главный козырь Рубина при постоянном шантаже. Я устала и хочу уехать. Большего мне не надо.
— Хорошая идея. Счастье под солнцем вместо решетки. Я не кровожаден, Елочка. Вы меня уговорили. Почти. Расскажите мне, где Рубин прячет сына вашего мужа?
— И вы меня отпустите с документами?
— Не торгуйтесь, милочка, не тот случай.
— В клинике профессора Веймера. За огороженной колючей проволокой территории находится его лаборатория. Первый этаж — это зверинец. Он ставит опыты на крупных хищниках. Второй этаж — лаборатория. Третий — жилой. Егор приставил двух охранников профессору, они там же и живут. Мальчик тоже находится в одной из комнат третьего этажа. Территория охраняется волкодавами. Во втором доме живут лаборанты и врачи. Но, по сути, это казарма.
— Вы уверены, что мальчик по сей день там?
— Я утром разговаривала с ним по телефону. Но учтите: Веймер очень жестокий человек, хуже своих леопардов и львов. Будьте осторожны.
— Спасибо за заботу.
— Я ваша поклонница. С самого начала я за вас болею, как фанаты за свою команду. Но мне и в голову не приходило, что вы устоите на ногах в этой бойне.
Раздался щелчок. Кроме Хорька, его никто не слышал, но он уже знал, что сейф открыт. Карлуша приоткрыл дверцу и заглянул внутрь.
На нижней полке, поверх бумаг, лежали три толстые пачки стодолларовых купюр. Его обманули… Но, может, Журавлев и впрямь ничего не знает о деньгах? Впрочем, они его и не интересуют.
Хорек оглянулся. Вадим и красотка мирно и тихо разговаривают, словно голубки воркуют.
Он просунул руку в сейф, и одна за другой пачки перекочевали ему под рубашку. Чем черт не шутит, авось пронесет!
— Готово, Тигр! Операция завершена!
Карлуша сделал шаг в сторону и с видом фокусника распахнул дверцу. Журавлев резко встал и подошел к сейфу. Знакомого вида конверт лежал на верхней полке. Проверив содержимое, он убрал его в карман.
— И это все?! — возмутился Хорек. — Ради одной бумажки столько хлопот?
— Ради свободы, Карл Маркович. Ты ее заслужил!
Журавлев повернулся к женщине. Она сидела неподвижно, затаив дыхание. Сигарета в ее узких пальцах превратилась в пепельный стручок.
— Сейф в вашем распоряжении, госпожа Берзина. Могу вас подождать и отвезти на берег.
— Нам еще рано плыть с вами в одной лодке. Лучше будет, если вы вызовете мне катер с берега. И не забудьте вывести из строя рацию. Это благодаря ей в прошлый раз вам не дали уйти.
— Береженого Бог бережет! — подтвердил Хорек. — Прощайте, Елочка.
Журавлев и Угрюмый вернулись в каюту дежурного, где на полу корчился офицер в наручниках.
— Потерпи еще немного, приятель. Скоро ты станешь свободным как птица.
Журавлев вызвал катер с берега, и они ушли.
— Ты хочешь причалить у пирса? — спросил Хорек.
— На выход запретов нет. Войти трудно.
Так оно и получилось. Охранники проводили их обалделыми взглядами, когда они проходили через парапет белой сторожки. Они видели, как несколько часов назад отряд «собра» захватывал этого помятого небритого дылду. А он опять выходит из воды, словно их там тридцать три богатыря с дядькой Черномором.
Не обращая на обалдевших манекенов внимания, оба взломщика покинули пропускной пункт и выбрались на улицу.
— На сей раз я вышел сухим из воды! — свободно вздохнул Журавлев.
«Шкода» — целая и невредимая — стояла на своем месте.
Они сели в машину и тут же уехали. Вадим привез бывшего сокамерника на вокзал.
— Будем прощаться, Карл Маркович. Здесь наши дорожки расходятся. Залезай в товарняк и дуй подальше от этих мест. Пора тебе на покой.
— Моя воровская карьера кончилась на этом сейфе, Тигр. Стар уже. Сейчас я лишний раз смог в этом убедиться. Остались кое-какие сбережения, проживу.
— Ты же говорил, что гол как сокол?
— Ну, не совсем уж! Кое-что припасено на черный день. На скромную жизнь хватит. Свобода — превыше всего. Пятьдесят три — это не тридцать пять, — философски заключил Хорек.
— Удачи тебе, Карл Угрюмый.
— И тебе, Тигр. Ты настоящий боец!
Хорек вышел из машины и с блаженной улыбкой смотрел вслед ускользающим огням.
— Правильно живешь, парень! Подарил мне свободу и…
На повороте к морю стоял указатель «Проезд запрещен — строительные работы».
Лика остановилась. Дорога практически не освещалась. Ее никто не встречал. Ничего удивительного — Тихоня Веточкин мог и не дождаться. Но он успел дать девушке точные координаты. После того как секретарь прокурора выдал ей пистолет, Лика чувствовала себя значительно увереннее.
Девушка отогнала машину в сторону и оставила ее в тупике. Яркая луна хорошо освещала путь, что облегчало поиски. Крутая тропа вела к морю. Кругом стояли недостроенные особняки и возвышались горы строительного мусора. Черные тени от каменных коробок выглядели зловеще. Мертвый город вызывал неприятные ощущения, но Лика старалась не думать о бездушных камнях. Где-то здесь должны быть люди, и она верила, что найдет их целыми и невредимыми. Шелест слишком осторожен, Маша и ее приятель знали, на что шли. Веточкина она предупредила. Не могут же все разом попасть в капкан?!
Лика вышла к песчаному пляжу, заваленному бетонными плитами, кирпичом, железом, бочками с краской. Вдоль крутого откоса тянулась череда деревянных домиков с типовыми крылечками и заколоченными окнами. На дверях большинства из них висели замки. Некоторые так покосились, что заходить внутрь не решились бы даже местные бродяги.
Лика шла осторожно, стараясь прятаться за плитами. Найти нужную хижину не составляло труда. На каждой стоял номер, выведенный белой краской. Она прошла мимо номера ноль пятнадцать и пригнулась. Тот, что ей нужен, находился совсем рядом. Девушка притаилась. Она слышала только шум прибоя, который заглушал все остальные звуки. Дверь сараюшки была закрыта. Лика легла на влажный песок и поползла.
Метрах в пяти от хижины она заметила узкую полоску света под дверью. Ей показалось, что она слышит мужские голоса, но не была в этом уверена. Лика, подобралась ближе — и тут ей стало страшно: возле крыльца лежал Тихон Веточкин, уткнувшись лицом в песок. Она попыталась его перевернуть и испачкала руку в крови. Веточкин был мертв, ему прострелили грудь. Лика всхлипнула и стиснула зубы. Страх исчез, словно его стерли мокрой губкой с полированной поверхности. Его место заняла ярость.
Девушка достала пистолет, передернула затвор и осторожно поднялась по крыльцу к двери. Окна, как и везде, были забиты досками, и она ничего увидеть не могла, но теперь отчетливо слышала голоса. Хриплый бас рычал по-звериному.
— Говори, скотина, где конверт?! Я выпущу кишки твоей шлюхе, как и ее папаше! Слышишь?
Следом раздался женский крик. Лика сжала кулаки.
— Сначала я отрежу ей ухо, потом второе, следом язык, а потом выколю глаза!
— Угомонись, Паша, этот придурок потерял сознание.
— Возьми ведро и принеси воды из моря. Лика услышала грохот тяжелых ног.
Девушка не выдержала и дернула на себя дверь. Она не очень хорошо понимала, что делает, но по-другому поступить не могла. Лика едва не столкнулась с надвигавшейся на нее громадиной. На знакомство и выяснение отношений времени не осталось. Перед ней находился враг, и она действовала в соответствии с обстоятельствами.
Три выстрела подряд, и махина рухнул к ее ногам. Второй находился шагах в пяти с ножом в руках. Им-то он и запустил в девушку. Кинжал пролетел над ухом и, срезав прядь волос, вонзился в дверной косяк. Остальные пули полетели в метателя ножей. Сколько из них попало в цель, она не знала, но его отбросило назад, и он, ударившись о железную кровать, сполз на пол.
Посреди комнаты стоял стол, на нем лежало оружие. Люстра валялась на полу. Маша висела, как кукла, на веревочке с заломленными за спиной руками, трос был переброшен через крюк в потолке и закреплен к железной спинке кровати, на которой лежал приятель Шелеста, упрятавший Лику в ванную комнату. Судя по его позе, он тоже был мертв.
Шура Шелест сидел на стуле, прикрученный к нему скотчем, с разбитым лицом. Репортер находился без сознания, а Маша, в разрезанном платье с порезами на теле, стонала.
Лика с трудом выдернула нож из стены, подбежала к девушке и обрезала веревку. Та рухнула на пол и замолчала. Лика начала разрезать клейкую ленту за стулом, к которому приковали Шелеста. Путы ослабли, и Шелест повалился набок. Оставалось только содрать с него остатки скотча, но сделать этого она не успела. Сильная рука схватила ее за щиколотку ноги и дернула. Нож вылетел из рук, и Лика грохнулась на пол.
