Потом, когда слуга исчез, повернулась к Виви:
- Тебе лучше уйти, дорогая. Я хотела тебе кое-что сказать... но это подождет. Поцелуй меня.
Виви поцеловала ее не один, а много раз, потом повернулась, чтобы уйти. Когда она проходила через холл, ей встретился Стеттон. Он почти бегом торопился на балкон и потому только на ходу кивнул ей.
Его бледное лицо и возбуждение вызвали любопытство Виви, но она ничего не сказала и неторопливо удалилась в свои комнаты.
Стеттон ступил на балкон. Здесь было сравнительно темно из-за тенистых деревьев, и, войдя из ярко освещенного дворца, он в первый момент ничего не разглядел.
Но услышал голос Алины:
- Сюда, Стеттон. Я здесь. В чем дело? Почему вы вернулись?
Он подошел к тому месту, где она стояла, облокотившись на перила, обнял и поцеловал ее. Она выдержала его объятие с плохо скрытым нетерпением и повторила:
- Почему вы вернулись?
- Я доехал до самого Парижа...
- Вы видели месье Кандале?
- Да.
- Его ответ?
- Благоприятный. Но... - Стеттон замялся, потом без подготовки сказал: - Алина, Василий Петрович жив.
Я видел его.
Лицо принцессы внезапно побледнело, так побледнело, что Стеттон заметил это даже в сумраке, царившем на балконе. Она схватила его за руку:
- Василий? Вы видели Василия? Где? Когда?
- В Париже. На вокзале Гар-дю-Нор.
- А он вас не видел?
- Видел и последовал за мной в Берлин. Там я от него избавился.
И он поведал обо всех событиях последних двух дней, начиная от беседы с Василием Петровичем в парижском кафе и заканчивая своим прибытием во дворец несколько минут тому назад. Принцесса стояла, изумленно глядя на него. Никогда еще он не видел Алину такой взволнованной, она была как натянутая струна.
- Дурак! - вскричала она, когда он закончил. - Вам вообще не следовало возвращаться в Маризи! Почему вы не остались в Париже и не написали мне оттуда? Почему вы не... Впрочем, хватит! - Ее голос был полон ярости и презрения. - Орел не ловит мух. Хотя следовало бы предполагать, что и муха неспособна поймать орла.
Стеттон не совсем понял это замечание, но и тона было достаточно. Он стал горячо уверять ее, что сделал лучшее из того, что было возможно; в конце концов, он не уехал в Америку и не оставил ее в опасности!
- Mon Dieu! Что за человек! - сказала Алина с еще большим презрением. - Вам лучше было бы уехать, чем привести его прямо ко мне.
- Я же говорил вам, я оторвался от него в Берлине! - закричал бедный Стеттон, ожидавший большей благодарности за свой героизм.
- Возможно, - с трудом сдерживаясь, сказала принцесса, - но вы вряд ли перехитрили Василия Петровича, мой дорогой Стеттон. Я не сомневаюсь, что он в Маризи... может быть, на улице... или в саду... сейчас.
Принцесса выглядела почти встревоженной, она вдруг подошла к окну, через которое на балкон из холла лился свет, и задернула портьеры, погрузив балкон в полную темноту. Потом вернулась к Стеттону и продолжила:
- Вы не знаете Василия Петровича. Он способен на все. Он единственный на свете, кого я боюсь. Вы хотели сделать как лучше - я знаю, - но при этом ввергли нас в опасность. Я пошлю завтра утром к Дюшесне, и пусть он обыщет весь город. Ох, если я когда-нибудь попаду ему в руки...
Глаза Алины блеснули так ярко, что Стеттон увидел это даже в темноте. После паузы она резко спросила:
- И все же, почему вы вернулись? Почему вы не уехали в Америку и не сообщили мне об этой встрече письмом?
Стеттон заикнулся насчет того, что он вернулся, дабы обсудить, что делать.
- Что делать? - вскричала принцесса. - Конечно, мы будем делать то, что решили!
Стеттон встрепенулся, а она, придвинувшись к нему, положила руку ему на плечо:
- Неужели вы думаете, Стеттон, что я позволю этому Василию развести нас с вами?
- Но он ваш муж!
- Ба! - Алина щелкнула пальцами. - Это означает только, что от него во что бы то ни стало следует избавиться. - Она придвинулась к молодому человеку еще ближе и положила ему на плечо вторую руку. - Из-за этого совсем не обязательно менять наши планы. Поезжайте в Америку - прямо завтра, - а к тому времени, когда вы вернетесь, Василия Петровича уже не будет.
Стеттон подивился ее спокойному тону. Тысячи раз он пытался внушить себе, что навлекает опасность на свою голову, и тысячи раз забывал обо всем на свете, увидев обещание в ее глазах и ощутив сладость ее поцелуев.
Она обвила руками его шею; она шептала ему на ухо слова любви. Он, охваченный безумием, крепко сжимал ее в объятиях, чувствуя, как у его груди бьется ее сердце.
- Алина, - шептал он, - вы знаете, я люблю вас... я люблю вас... я люблю вас...
Принцесса вдруг вздрогнула и быстро повернула голову.
- Что это? - тревожно прошептала она, но рук с шеи молодого человека не сняла.
- Что? Я ничего не слышал.
- То дерево... та ветка над балюстрадой... она шевельнулась...
- Это ветер.
- Но ветра нет. Стеттон, давайте уйдем. Признаюсь, мне страшно.
- Ба! Вы фантазируете. Ничего нет. - Он снова крепко обнял ее и прижался губами к ее губам. - Ну же, Алина... я ведь завтра уеду... будьте ко мне добры сегодня вечером! Я так люблю вас! А что касается Василия Петровича, то вы правы, мы не позволим ему лишить нас...
Предложение осталось незаконченным.
Стеттон вдруг ощутил, как его горло железной хваткой стиснули чьи-то пальцы, и в тот же момент увидел, как другая рука из-за его плеча протянулась к Алине.
Она с криком ужаса откинулась назад, увидев прямо перед собой человека с черной бородой и темными колючими глазами, которые ярко блестели даже в темноте, окутавшей балкон.
К несчастью, она оказалась недостаточно проворна; пальцы свободной руки бородатого сомкнулись вокруг ее горла, длинные и белые, и погрузились в плоть.
Все это происходило в абсолютном безмолвии. Человек с бородой возвышался над ними как башня, удерживая их на почтительном расстоянии от себя и друг от друга. Против его огромной силы они были словно дети.
Они хватали его за рукава одежды и старались вырваться на свободу; они отрывали его пальцы, которые еще крепче сжимались на их глотках; все было бесполезно.
- Мария, - послышался голос Василия Петровича, беспощадный и ужасный, - Мария, дьявол во плоти!
Посмотри на меня... посмотри мне в глаза. Что вы видите в них, Мария Николаевна? Это гнев божий!
Их борьба ослабевала. Чернобородый громко рассмеялся:
- Бросьте... Это бесполезно... Это рука судьбы на твоем горле... и на твоем, лживый пес. Я ждал... Я ждал...
Медленно, неуклонно он прижимал их к полу всем своим весом и силой... на колени... еще ниже... и вот они лежат, опрокинутые на спины на мраморных плитах, а пальцы все сжимаются...
Василий Петрович стоял между ними на коленях; его руки двигались вверх и вниз; был слышен глухой, вызывающий тошноту стук.
Два, три, четыре; затем, не отрывая рук от их тел, он наклонился очень близко сначала к лицу Стеттона, потом к лицу принцессы. Он долго вглядывался. И увидел, что они мертвы.
Тогда Василий Петрович поднялся на ноги и стоял так, глядя вниз на тело женщины.
- Мария, - пробормотал он и несколько раз повторил: - Мария... Мария.
Потом резко повернулся, подошел к балюстраде, одним махом взлетел на сук дерева, нависавший над балконом, и исчез в густой листве.
Послышался легкий треск сгибающихся под его тяжестью ветвей, потом, мгновением позже, звук приземления.
Сук мягко покачивался над мраморной балюстрадой.
Это движение становилось все медленнее и медленнее, пока даже листья не перестали трепетать, и все смолкло.
На балконе воцарились ночь и тишина.
Где-то на юге Франции - не так уж важно, где именно, может быть, в Ницце - на белом песке пляжа под огромным разноцветным зонтом сидели молодой человек и девушка.
На них были купальные костюмы, но при этом сухие.
Возможно, на пляж их привлекало нечто более интересное, чем купанье в Средиземном море. Они долго молчали, пристально глядя друг другу в глаза, и при этом крепко держались за руки.
Внезапно девушка заговорила:
- А еще... я верю... моя печаль делает полнее мое счастье. - Она спокойно улыбнулась. - Так что вы не должны ревновать.
Молодой человек посмотрел на нее. Вернее, посмотрел бы, если бы не был этим занят и раньше.
- Я ревную ко всему и ко всем, если это хоть чуть-чуть отвлекает ваши мысли от меня, - решительно заявил он.
- Нет. Я серьезно, - ответила девушка. - Вы не должны мне предлагать забыть Алину, и если я хочу говорить о ней, то только с вами и ни с кем больше. Как я могу забыть? Это было так ужасно!
Девушка закрыла лицо руками.
- Виви! Виви, дорогая! - Молодой человек попытался отвести ее руки. Вы не должны думать об этом... решительно не должны. Пожалуйста, дорогая.
Что касается Алины, я не стану просить вас забыть ее.
И я буду говорить с вами о ней столько, сколько вы сами захотите. Дорогая, но вы не должны... доктор этого не разрешает, к нему надо прислушаться. Ну, поговорим обо мне, - вы знаете, чего я хочу. Чтобы вы сказали...
