Главный закон материального мира, думал Сашок, — Лень. Природа ленива. Под лежачий камень вода не течет. А камень обязательно предпочтет лежать. Как и человек. Стоять лучше, чем идти. Сидеть лучше, чем стоять. Лежать лучше, чем сидеть. Не жить легче, чем жить… Того, что может не случиться, не случится. Происходит только вынужденное, то, что не случиться не может. Но как в таком случае появилась жизнь? С какой такой стати, с какого перепуга? Ведь можно же было и не оживать и прекрасно себя чувствовать…
По ассоциации задумывался Сашок и о странной английской судьбе. С чего это вдруг эти не очень плодородные каменистые острова, задворки Европы, расположенные в стороне от основных торговых путей, стали самой могущественной державой, властительницей морей? Как так получилось, что задворки эти породили целую цивилизацию — англо-саксонскую, которая стала наследницей Римской империи?
В самом-то Риме к этим островам относились с некоторым презрением, Юлий Цезарь отзывался об их жителях крайне пренебрежительно. Нечего там было особенно ловить… Ни богатств природных, ни стратегической важности… ничего… И море со всех сторон.
Непонятно даже, так ли уж надо было их завоевывать. Но завоевали все-таки — дело принципа. К тому же Рим раздражало, что в Британии находили убежище лидеры антиримского сопротивления — вот, кстати, к каким седым временам восходит эта знаменитая английская традиция — укрывать у себя гонимых…
Сашок пришел вдруг к интуитивному убеждению, что как раз в море все и дело. Вот где таится разгадка, вот откуда пришла эта странная сила, эта странная мощь.
Вполне возможно, он вспоминает недавние из ряда вон выходящие события и удивительных людей… И еще ему кажется, что перед тем же древним камином, возможно, грелся когда-то принц, а потом и король Эдуард и его верная пассия Элис Кеппел. Причем королева Александра относилась к Элис как к родственнице. И он будто видит в огне их обеих. Обе красавицы, и вообще, при всех различиях, можно было заметить в них и некое сходство… Ну не сестры-близнецы, конечно, но все же присутствовало в их внешности что-то неуловимо, мучительно общее…
Огонь иногда действовал на него странно. Насидевшись перед тем колдовским камином, Сашок однажды учудил: пошел в соответствующий отдел универмага «Дебенэмз» и купил там за хорошие деньги — сорок фунтов без одного пенса — неотразимой формы и цвета зеленые женские трусики и принес их жене в подарок. И ждал с любопытством, как она будет реагировать. Размышляя, как все же уговорить ее их носить. С тем, чтобы потом, в соответствующий момент, их снять…
Но Аня-Маша реагировала плохо: побледнела, ее и без того узкие губы — единственный недостаток — сильно сжались, соединились в какую-то почти невидимую глазом кривую ниточку…
Ни слова не сказав, зашвырнула она их куда-то в глубину шкафа… «Давай я пойду их сдам», — виновато сказал Сашок. (Он вдруг понял, что поступил глупо.) Но Анна-Мария тихо сказала: «Не надо». И потом полтора дня с ним не разговаривала. А трусы, видимо, выбросила, по крайней мере, Сашок их потом в шкафу не обнаружил…
Но за исключением этого досадного эпизода, жили они с Аней-Машей припеваючи. Ходили по воскресеньям обедать к ее родителям. Теперь, когда Сашок стал владельцем «Сенчури билдинг паблишерз», он достаточно прилично зарабатывал, хватало на ежемесячные ипотечные выплаты, и на еду, и даже на некоторые развлечения.
О нет, он был теперь уже не тот Сашок, что раньше. Впрочем, Сашком его, нежно и ласково, называла только мама. И то только тогда, когда никто чужой не слышал. Ну и еще он сам пренебрежительно именовал себя так, особенно когда на себя сердился. «Что, дескать, ждать от такого вот… Сашка». Но остальные обращались к нему вполне уважительно: или по фамилии — «мистер Тутов», или, если позволяло близкое знакомство, — по полному имени. В крайнем случае Сашей звали. Ни в коем случае не Шурой! Ну а для Анны-Марии да для тещи с тестем в добрую минуту он — «Сашш». Нежное такое, вполне по-английски звучащее слово с мягким пришепетыванием в конце. Так что он уже и сам себя переименовал в благородного Александра.
И еще вот что он выяснил: оказывается, Анна-Мария вовсе не считает его таким уж чрезвычайно худым. Оказалось, что, как это ни удивительно, он ей представляется очень даже привлекательным мужчиной, а то, что фигура как у юноши, так это еще лучше. Об этом она сама ему как-то сказала после утренней страстной любви. Сказала тихо, пробормотала невнятно, глядя в сторону. Неважно: Сашок, он же Сашш, он же Александр прекрасно все расслышал. Оказалось, зря он переживал и воображал себе всякие ужасы — о том, что думает о нем его собственная жена!
В общем, жизнь налаживалась, и все реже просыпался он по утрам с мучительными вопросами в голове.
Однако впереди у них с Анной-Марией было еще немало головоломных проблем и захватывающих дух приключений.
