не встречалась, так что дело не в этом. Просто однажды она объявила о том, что собирается от меня уйти, незадолго до твоего появления. Ты бы ее видела – она была похожа на маленькую птичку, дрожащую и напуганную… Я попросил ее не торопиться, дать нашему браку еще один шанс. Ради Мии. – Он усмехается, затем снова вздыхает. – Но, подозреваю, все дело в том… В общем, скажем так: у меня есть определенные предпочтения. На самом деле это встречается не так уж и редко, как можно было бы предположить. Мне нравится причинять боль. Ханна это знала, но она оказалась такой же, как и Серена. Сначала они говорят, что рады попробовать что-нибудь новое. Находят это захватывающим. Но затем разворачиваются на сто восемьдесят градусов. Серена грозила подать на меня в суд. Ума не приложу, зачем я вообще на ней женился. Она никогда не смотрела на меня так, как смотрела Ханна. Серена была слишком честолюбивой, слишком эгоистичной. Мне пришлось бы заплатить огромную сумму наличными, чтобы заткнуть ей рот. И я не уверен, что она все равно молчала бы.
– И поэтому вы отправили ее в Лондон и теперь платите ей отступные. Я видела у вас в кабинете выписки по кредитным карточкам.
– Серена не в Лондоне. Я просто пользуюсь ее карточкой для покупок в интернете или когда бываю в Лондоне, чтобы поддерживать видимость того, будто она там.
Харви не спеша отпивает глоток, глядя мне в глаза. Есть в его усмешке нечто такое, отчего у меня учащается пульс, а внутренности превращаются в воду.
– Недалеко, – наконец говорит он.
«Я рада, что сделала то, что сделала».
О господи! Серена мертва. Я в этом уверена. Харви намеревался представить все так, будто к этому имела какое-то отношение Ханна, но затем передумал и решил втянуть в свою схему меня. Однако он, похоже, забыл про запись в дневнике. «Я рада, что сделала то, что сделала». Это было написано еще тогда, когда виновной должна была стать Ханна. Комната вокруг кружится, я близка к обмороку. Стою на четвереньках, опустив голову. Потому что теперь я знаю, без какой-либо тени сомнения, что не выйду отсюда живой. Как и Мия.
– Вы безумец!..
– Совершенно верно, Клэр. Точно подмечено. Чувствуется твое образование. – Харви хочет сказать еще что-то, но его перебивает звонок сотового. У меня перехватывает дыхание, и наши взгляды скрещиваются.
Харви выразительно поднимает палец.
– Если скажешь хоть слово… – Он не договаривает угрозу и отвечает на звонок. – Эрин, любовь моя!..
Глава 37
«Любовь моя»?
Харви вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я перевожу взгляд на стеклянные двери, ведущие на балкон. Можно было бы выйти туда, позвать на помощь… и что дальше? Мы слишком высоко. Но даже если мне и удастся привлечь чье-либо внимание, что тогда?
Я встаю у двери и слушаю.
– Знаю, это просто ужасно… Нет, я понятия не имел, что у Ханны проблемы с сердцем, и она, по-моему, об этом тоже не подозревала… Нет, не надо, Эрин, в этом нет необходимости, честное слово… Для меня было бы лучше, чтобы ты этого не делала… Ну разумеется, моя милая. Нет, пожалуйста, не надо… Ты же знаешь, и я тебя тоже люблю… Ну хорошо… И я тебя тоже… Дай мне полчаса… Хорошо, до встречи.
Когда Харви возвращается, я уже снова стою перед дверями на балкон. Слышу, как он ругается вполголоса:
– Твою мать!..
– Эрин тоже замешана в этом?
– Нет, разумеется.
– Нет, разумеется, – повторяю я. – Она знает, что вы бьете женщин? Убиваете их?
Спрашиваю – и тотчас же жалею о своих словах. Но Харви лишь улыбается, словно мы здесь заодно.
– Эрин будет здесь через полчаса, – говорит он. – Давай приведем тебя в порядок.
* * *
Я сижу в комнате Ханны перед туалетным столиком, смотрю на свое лицо в зеркало. На левой скуле большое багровое пятно. Нижняя губа рассечена; она распухла. Глаза заплыли, под ними темные мешки.
Харви сидит рядом со мной, повернув меня лицом к себе. Взяв банку с основой для макияжа, он тычет подбородком в монитор радионяни на туалетном столике.
– А ты очень любишь Мию, да? Повсюду таскаешь с собой эту штуковину… Сиди смирно.
Но я не могу. Харви так близко, что меня неудержимо трясет. Я не смогла бы остановиться, даже если б постаралась. Чувствую в его дыхании перегар бурбона. Маленькой губкой Харви начинает накладывать основу макияжа мне на лицо. Я вздрагиваю, но изо всех сил стараюсь сидеть неподвижно, дать ему возможность раскрасить мое лицо, потому что сейчас вся моя надежда на Эрин.
– Давно это у вас продолжается?
– Ну, уже какое-то время.
– Ханна говорила вам, что я после того званого вечера предостерегала ее насчет Эрин?
– Нет, но она рассказала Эрин, а та рассказала мне.
Харви кладет губку на стеклянную тарелочку и выбирает кисточку для косметики. Выдвигает ящики, перебирая то, что в них, и наконец находит пудру и накладывает ее мне на щеки. Затем выбирает помаду, бледно-розовую, и красит мне губы. В одном месте он вытирает у меня с лица помаду большим пальцем, и я закрываю глаза, стараясь сдержать тошнотворные позывы.
– Раньше на этом столике стояла фотография; это вы ее убрали? – Не знаю, с какой стати я спросила, поскольку ответ мне уже известен.
– Возможно.
Я не говорю ему, что нашла фото. Зачем? Харви лишь потребует, чтобы я его вернула, после чего перепрячет куда-нибудь в другое место.
– Ну вот, – говорит Харви, беря меня за подбородок и наслаждаясь своей работой. – Так сойдет. – И не успевает он договорить это, как раздается звонок в дверь.
Я жду, что Харви спустится вниз и откроет дверь, однако он встает и говорит:
– Проводи Эрин наверх в главную гостиную. Я буду за тобой следить, Клэр. Если ты скажешь что-нибудь, хоть слово, Мия умрет. Это тебе понятно? – Он бросает взгляд на радионяню.
Рядом с входной дверью с одной стороны узкая полоска толстого стекла. Эрин приложила ладони к лицу и смотрит в нее. Толстое стекло искажает ее лицо, словно она под водой. Затем снова звонит.
Когда я открываю дверь, Эрин лишь мельком бросает на меня взгляд. Она быстро поднимается по лестнице, и я следую за ней. Эрин бросается Харви на шею.
– Харви, как ты?
Мне хочется шепнуть ей на ухо предостережение: «Не надо, ты будешь следующей».
Харви обнимает ее за плечи и печально улыбается.
– Всё в порядке; спасибо за то, что пришла. Это просто ужасно…
Эрин оглядывается на меня, затем улыбается ему, словно показывая: она понимает, что это только ради меня, потому что, взглянем правде в глаза, ничего ужасного тут нет. Наоборот, все просто фантастически прекрасно. Если Ханна умрет, можно будет снимать презервативы.
Но,