локоть на стол. Пристроила точеный подбородок на ладошке. И смотрела на него так беспечно, даже весело, что он ей тут же поверил.
– Вот, к примеру, Леша твой всегда ночует дома? Прямо вот с семи вечера и до семи утра дома?
– Издеваешься! – Лиза мелодично рассмеялась. – Я и сама не всегда дома ночую. То с тобой, то у родителей, то у подруг. Иногда спим отдельно. Я наверху, в спальне. Он внизу, в кабинете.
– Другими словами, стребуй я с него алиби, ты не всегда смогла бы его подтвердить? Потому что не знаешь, где твой муж шарахается по ночам?
– Знаю. И смогу сказать точно. У меня глазок входной двери с встроенной видеокамерой. Он не знает. Установила тайно.
– Зачем? Не веришь ему? – изумился Женя, кивком поблагодарив официантку, что принесла им кофе.
– Не верю домработнице. Начала ловить ее на вранье. Говорит, приходила тогда-то и тогда-то, а на самом деле не была. Вот и пришлось страховаться.
– Камера куда транслирует записи?
– На телефон.
– Как долго хранятся?
– Два месяца. А что?
– Отлично… – Женя залпом выпил половину чашки теплого капучино. И назвал точную дату. – Давай посмотрим, выходил твой муж в ту памятную ночь из дома? И когда вернулся?
Лиза искала запись недолго. Просмотрела ее, нахмурилась.
– Уходил, скот! Мы в тот вечер с тобой встречались, точно помню. Вот я тут вышла на час раньше него. Потом он. Я в ту ночь, после нашего свидания, сразу поехала к родителям. Оттуда ему звонила. Он сказал, что дома. А сам вернулся под утро.
Женя думал бесконечно долго. Молочно-кофейная пенка испустила дух, кофе остыл окончательно. Он к нему больше и не притронулся. Рассеянно наблюдал, как Лиза с аппетитом поедает огромное пирожное.
– И ты не посмотрела записи прямо тогда? Не удосужилась узнать, где он и что он?
– Знаешь, может и смотрела. Но тут же забыла. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что он мне не интересен, Женечка. Уфф, вкусно. – Она отодвинула пустую вазочку на середину стола. – А что тебя так тревожит? Видела я запись, нет. Может, и видела, но не запомнила. Повторюсь, он мне неинтересен – Окунев этот. А что?
– А то, дорогая Лиза, что твой Окунев, кажется, становится интересен мне.
Леша нервно дернул ногой, сворачивая к автозаправке. Пробубнил заправщику, какой бензин, пошел к кассам. Долго не мог назвать номер колонки, раздражал очередь. Взял из рук кассирши заказанный черный кофе, вышел на улицу. Непокрытую голову тут же засыпало белыми хлопьями. Снегопад, никем не предсказанный, накрыл трассу в семь утра и продолжался уже три часа. Ровно столько он был в дороге. Лиза позвонила среди ночи и недовольным голосом велела возвращаться.
– Что-то случилось?
Леша протяжно зевнул в телефон, стараясь казаться беспечным. Но внутренности тут же остро заныли. И ныли до сих пор. Правда, боль перестала быть такой острой, как ночью. Но все же…
И главное, не в физических страданиях было дело. А в том, что их вызвало.
А вызвал боль страх! Такой отвратительный – липкий, с холодным потом и эхом последствий, о которых он не догадывался – знал.
– Случилось! Какой же ты дебил, Окунев! – повысила голос Лиза.
И наговорила ему такого, что его после разговора с ней даже вырвало.
Он понял: они все узнали, они до него добрались. И что теперь будет, одному Богу известно. Он ни за что не сможет оправдаться, хотя, по сути, ничего такого страшного не сделал и никого не убил.
Он просто очень много знал! Очень много чужих секретов. И использовал их как мог. И извлекал из этого выгоду.
Простят ли его? Карелин? Лиза? Дочь, когда вырастет?
Если честно, то в прощении первых двух он не особо нуждался. А вот дочка…
Если она, повзрослев, станет его презирать, он не вынесет. Он закончит в своей неухоженной квартире с заляпанным потолком, как и Пачкин. Он просто…
Ему было так жаль себя, так он ненавидел всех этих удачливых скотов, что проплакал остаток ночи, съежившись на гостиничной кровати.
Утром он сразу отправился в ресторан и плотно позавтракал. Когда еще сможет так вкусно поесть? В какой-то момент, кажется между кашей и омлетом, ему снова сделалось себя жалко. И он едва сглотнул твердый комок в горле. Но за десертом повеселел.
Он никого не убивал! Пусть не цепляются!
Да, да, когда-то он ввел следствие в заблуждение. Подставил невиновного. Но на кону стояло так много! И так этого многого хотелось Леше! И он послал свою совесть к чертовой матери. И сделал то, что сделал. И жил последние восемь лет в сытости и довольстве. Пусть и не в любви, о которой мечтал.
– Я дома! – громко крикнул Окунев, входя в дом. – Э-эй, семья! Где вы?
Он знал, что Лиза дома. Ее машина стояла у дома. И он с ней созванивался. И сейчас хотел изо всех сил изобразить беспечность. И даже нацепил у зеркала на лицо соответствующую улыбку. И с ней пошел в гостиную.
Но она тут же сползла – его фальшивая радость. В гостиной Лиза была не одна. Там расположились четверо.
Напротив входа, в любимом глубоком кресле Окунева, восседал его тесть – жирный, самодовольный, губастый.
По правую руку от него – на маленьком диванчике – Лиза. В темном платье. Прекрасная и строгая. Непривычно молчаливая.
У окна на стуле помещался Осипов. Кобура под мышкой. На морде растерянность.
А Карелин с бесстрастным видом сидел в углу. Совсем рядом у входа. Самая выгодная позиция, счел Леша, входя в гостиную уже без улыбки.
– У нас гости? – глядя на жену с надеждой на поддержку, спросил он.
– Это не гости, придурок, – проскрипел неприятным голосом тесть. – Это твои палачи. Садись пока на стул…
Тесть вытянул мощную руку, схватил стул, стоящий возле кресла. И запустил им в Окунева. Он еле успел увернуться.
– Почему пока? На стул! – с вызовом рассмеялся он, ловко поймав стул за ножку. – Это мой дом. У кого вопросы – взгляните на документы.
– Он построен на деньги фирмы моей дочери. – Толстое лицо тестя покраснело до неприличия. – Альфонс поганый!
– Не суть, на чьи деньги. Дом мой. И будете орать и оскорблять меня, выставлю вон.
Острый приступ желудочной боли, мучивший его с ночи, исчез как по волшебству. Леша ощутил силу. Может, потому, что ощутил в тесте растерянность и неуверенность в Лизе?
Ему это чувство понравилось. И он в сотый раз похвалил себя, что оформил дом на
