который плохо с нею обращался. Какой у Леи был выбор? Или сломаться, или закалиться. Вот она и обзавелась защитным панцирем. Но, уверяю вас, за этой жесткой оболочкой таится отзывчивое сердце.
- Ну уж вы скажете – отзывчивое, - рассмеялся Фандорин.
Ханан запальчиво воскликнул:
- А я вам докажу! Видите на мне эту шерстяную жилетку? Ее связала Лея собственными руками, когда я зимой кашлял. По-вашему, фурия так поступила бы? Вы слишком быстро составляете себе суждение о людях, сударь, и суждения ваши недобрые. Это нехорошо.
- Вы снова меня устыдили, господин Стефанович, - стушевался Фандорин. - Вы добрый и проницательный человек. Поэтому хочу спросить вас о том, о чем вы наверняка думаете весь день. Кто, по-вашему, убил хозяина дома? Кто из членов семьи, которую вы так хорошо знаете и понимаете, по своей природе способен на такое?
- Вы ошибаетесь, - сухо ответил Ханан.
- В чем?
- В том, что я об этом думаю. Нет, я об этом не думаю.
И отвернулся.
- П-почему?
- Потому что не желаю об этом думать. Я не позволяю себе об этом думать.
Фандорин несколько мгновений смотрел на повернутую спину Стефановича, ничего не говоря.
- …Что ж. Не будем больше отнимать у вас время. Вы нам очень п-помогли. Идемте, господин Бразинский.
За дверью я на него зашипел:
- Вы что?! Он явно что-то знает! По нему видно! Нужно было как следует его потрясти!
А Фандорин мне с загадочным видом:
- Стефанович уже рассказал всё, что нужно. Идемте. Дело раскрыто. Одно из звеньев действительно является не тем, чем казалось.
И ничего больше не сказал, представляете? Я шел за Фандориным, думая, что с удовольствием треснул бы его по голове. На моем месте вы чувствовали бы то же самое.
Он повел меня вниз, в магазин, а потом снова на Розовую половину, к мадам Горалик.
Постучали, вошли.
- Сударыня, - говорит мой так называемый помощник, - у нас хорошая новость. Убийство совершили не члены вашей семьи.
Здравствуйте, это еще что за новости, думаю. А кто же тогда убийца?
И Лея Горалик сказала то же самое:
- Здрасьте, а кто же угрохал этого поца? Вы кстати отдали цепочку толстухе – как ее, Касе? Где вы, говорите, она нашлась, цепочка?
- Я про это ничего вам не г-говорил. В любом случае Кася Шульман ни при чем. Убийца вашего супруга… - Он немножко помолчал. - ...Приказчик Стефанович.
- Что?! – закричала Лея. - Вы ошибаетесь! Либера убила Кася! Мой муж ее наверняка домогался, он был тот еще похабник, а у Каси крутой нрав и ручищи, как у грузчика. Ханан – убийца? Это просто смешно!
- И тем не менее Стефанович признался, - заявляет Фандорин к моему изумлению. - Скажу вам откровенно, на подозрении у меня были вы. Потому что Кася обронила цепочку в вашей комнате, и я подумал, не вы ли подсунули в руку мертвецу эту улику, чтобы направить следствие по ложному с-следу. Стоило мне поделиться этим соображением со Стефановичем, и он вдруг говорит: «Нет, Либера Горалика убил я. Можете сообщить в полицию, я от своих слов не откажусь».
- Он себя оговорил! – быстро сказала мадам Горалик. – Никого он не убивал!
Фандорин удивленно поднял брови.
- С какой же стати Стефановичу себя оговаривать? Полагаю, что приказчик растратил хозяйские деньги или что-то подобное. Либер начал это подозревать, и Стефанович убил его. Нечистый на руку приказчик, совершающий убийство из страха разоблачения, это довольно обычная история.
Тут Лея Горалик как вцепится ему в лацканы – у Фандорина даже прядь на лоб упала.
- Сами вы нечистый! Не смейте! – зарычала тигра. - Ханан лучший из людей! И он никого не убивал, я это точно знаю!
- Если можно, перестаньте меня т-трясти, - попросил Фандорин. - И откуда вы можете точно знать, убивал Стефанович или нет?
Она мертвенно побледнела.
- Потому что мужа прикончила я! И не жалею об этом! Давно надо было это сделать! Вчера ночью я спустилась в лавку, чтобы сказать ему: мое терпение кончилось, я ухожу, дай мне развод. Он стал допытываться, с кем я ему изменяю, наговорил мне гнусностей, а хуже всего, что он… Неважно! Я оттолкнула его. Он упал, но продолжал угрожать… неважно кому. И я схватила обеими руками то, что лежало на прилавке, размахнулась… Вы что, мне не верите? Так устройте мне очную ставку с Хананом! Я докажу, что он взял вину на себя, желая меня спасти. Он догадался, что это я убила Либера!
- Очная ставка не понадобится, - сказал Фандорин. - Я знал, что мужа убили вы. И был уверен, что вы сами с-сознаетесь.
Из Леи будто вышла вся сила.
- Ну так ведите меня в полицию, - прошептала она. – И пусть со мной будет что будет. Только оставьте в покое Ханана.
Фандорин повернулся к зеркалу, поправил растрепавшиеся волосы.
- Почему я должен вас куда-то вести? Это уж вы сами решайте, сдаваться вам полиции, чтобы облегчить свою участь, или убежать отсюда… с кем-нибудь. Мне только нужно было удостовериться, что я правильно разгадал загадку. Позвольте откланяться, мадам.
Я догнал его в коридоре.
- Ничего не понимаю… То есть я понимаю, почему вы не стали задерживать Лею, я бы тоже не стал. Но как, как вы ее раскусили?! И откуда знали, что она так легко сознается?
Он отвечает:
- Жилетка Стефановича.
- И что с той жилетки?
- Вы видели, как криво и неумело она связана? Женщина, подобная Лее Горалик, могла взяться за вязание, которым явно никогда не занималась, в одном-единственном случае. Если она любила Стефановича. Ханан тоже любит госпожу Горалик. Вы слышали, как он о ней говорил? И как замкнулся, когда я спросил, кто из членов семьи способен на убийство. Ну и, конечно, теперь п-понятно, что произошло ночью. Либер догадался, к кому уходит жена и стал угрожать местью – не ей, а Стефановичу. Помните, вы назвали Лею Горалик тигрицей? Лучше не нападать на того, кто тигрице дорог. Иллюзорное звено, мешавшее нашему расследованию, - наша уверенность, что убийство совершено из-за денег и завещания. Завещание здесь вообще ни при чем. Лягушка не прыгала в пруд, нам это только показалось.
