Ознакомительная версия.
Командиры приготовились слушать.
– Повторяю, переговоры должны быть прекращены. И не кем иным, как вами. – Увидев, как все трое уже собрались возражать, он поднял вверх ладонь: – Тихо. Старших перебивать нехорошо – вас что, родители не учили? То, что идут переговоры, я и без вас знаю. И остановить их будет не так-то просто. Но у меня есть план. – Он сделал знак слугам, и они вышли из комнаты. – Есть только один способ с нашей стороны повлиять на переговоры. – Он обвел всех внимательным взглядом, и продолжал: – Нужно захватить заложников. Но не одного-двух, и даже не несколько десятков. Нужно захватить целый город.
– Как это? – не понял Вахит.
– Как, вы будете решать сами. Надо выбрать небольшой городок, с населением тысяч тридцать – сорок, посадить в «КАМАЗы» пару сотен бойцов, на блокпостах не скупиться на деньги – не мне вас учить. Жертв должно быть немного – иначе мы рискуем перегнуть палку. Но трупы должны быть, чтобы их показали по телевидению и вся Россия затряслась от страха. Город надо держать как можно дольше, дней пять-семь, чтобы успели доставить оружие.
– Я так понимаю, – сказал Вахит, – мы должны выдвигать какие-то требования?
– Конечно. Требования обычные: вывод федеральных войск, полная независимость, отделение от России. После такой акции переговоры будут немедленно прекращены.
– Но тогда, после того как мы выйдем из этого города, на нас же обрушится новый удар федеральных войск!
Ибрагим покачал головой.
– Нет, не обрушится. Потому что теперь их генералы будут осторожнее, так как в любое время захват заложников может повториться. Кроме того, мы получим передышку, за время которой Акпер доставит сюда и деньги и оружие. Пошли Аллах ему здоровья!
– Пошли Аллах… – повторили за ним командиры.
После того как Вахит, Гусейн и Абдулла ушли, старик некоторое время сидел за столом и рассеянно перебирал свои четки. Потом посмотрел на часы, натянул на голову свою каракулевую папаху и вышел из дома. Поминки все еще продолжались. Ибрагим вышел на задний двор, пересек большой фруктовый сад, прошел огородами и углубился в лес. Через несколько минут он оказался на большой поляне. Еще раз посмотрев на часы, он засунул в рот два пальца и с лихостью, не свойственной его почтенному возрасту, свистнул. Из леса тотчас же вышел высокий солдат в полевой форме. Впрочем, при ближайшем рассмотрении «солдат» оказался женщиной. Длинные светлые локоны, выбивающиеся из-под фуражки, сильно выдающаяся вперед грудь и довольно развязная походка. Старик сказал ей несколько слов и быстро отправился обратно.
Когда он скрылся из виду, женщина скинула с плеч небольшой рюкзак, открыла его и вытащила ситцевое платье в веселенький цветочек. Расстегнув многочисленные пуговицы и сняв с себя форму, десантную тельняшку, тяжелые ботинки, она осталась в одних колготках. Затем она подумала и скинула колготки тоже. Натянув на себя платье, выгодно облегающее ее формы, она подхватила свой рюкзак и быстро ушла в лес.
Единственной уликой таинственной встречи Ибрагима со светловолосой десантницей остались ослепительно белеющие на зеленой траве скомканные колготки…
Утром Грязнов улетел в Штаты. А окончательно оклемавшийся Турецкий наказал ему вернуться с золотыми медалями и занялся наконец собственным отравителем.
Полякова ему привели в тот же кабинет. Нельзя было сказать, что со спокойного по-прежнему эстонского бизнесмена за сутки, проведенные на Петровке, 38, сошел весь лоск. Но что-то действительно в нем изменилось. Несколько лихорадочный блеск глаз выдавал, по крайней мере, внутреннее волнение.
«Играет, что ли? – спросил себя Турецкий. – От ответа на этот простой вопрос зависит очень многое».
Он придвинул пачку сигарет, пепельницу и сказал:
– Пива уже не предлагаю. Проехали. – Сам Турецкий чувствовал себя так, как если бы накануне прилично перебрал.
– Я не курю, – решительно отказался Поляков, – бросил лет пять назад. Знаете, много раз пытался, и ничего не выходило. А тут как-то сидел на одной деловой встрече часов пять, курил, курил, и вдруг в глазах потемнело. И тут я почувствовал, что если сделаю еще хоть одну затяжку, просто свалюсь со стула. И с тех пор – как отрезало.
Турецкий, который собирался было закурить, посмотрел с сомнением на пачку «Кэмела» и убрал ее в стол.
– Александр Борисович, – церемонно сказал Поляков. – Я приношу свои извинения за то, что с вами сотворил, но, к несчастью, это была единственная возможность остаться здесь. Я, надеюсь, могу вас называть не гражданином следователем, а по имени-отчеству?
Турецкий кивнул. И тут же спросил, уже понимая, каков будет ответ:
– То есть вы хотите сказать, что специально вырубили меня, чтобы вас задержали?
– Именно, – подтвердил Поляков с удовольствием.
– Почему же вы так хотели спрятаться именно в тюрьме, от кого вам нужна защита?
– Спрятаться я уже вряд ли где смогу. Я теперь зомби, на мне клеймо. Я здесь отчасти затем, чтобы получить что-то вроде индульгенции…
– Это вы ошиблись адресом, в Ватикан надо было обращаться.
– Вы не понимаете. Чтобы получить индульгенцию и сразу же поделиться с вами этим большим человеческим счастьем.
– Действительно, не понимаю, – сознался Турецкий.
– Это опасное заявление для следователя, – улыбнулся Поляков.
– Объяснитесь, если возможно.
– А если нет?
– Тогда мне придется изымать ваши соображения самостоятельно, – начиная раздражаться, сказал Турецкий. – Такая уж работа. Слишком много разных дел связано с вашей неординарной персоной. Но давайте кончать этот абстрактный разговор. Я готов еще раз отведать клофелина, только бы разобраться в том, что вы наворотили.
– А скажите, Александр Борисович, что было в камере хранения, которую я вам назвал?
– Вы хотите сказать, что не знаете этого?
– Конечно, нет. Или, может быть, вы нашли там мои отпечатки пальцев? – насмешливо спросил Поляков. – А я-то гадаю, зачем с меня их тут снимали.
– Мы нашли их в другом месте, – спокойно заметил Турецкий.
– Да, я понимаю, в машине «скорой помощи». Ну так я от этого не отказываюсь.
– И может быть, не откажетесь от убийства санитара Менжеги?
– Не откажусь, – охотно согласился Поляков.
Турецкий не поверил своим ушам.
– Повторить? – усмехнулся Поляков, открывая идеальные зубы. – А лучше давайте все с начала. Лады, как вы говорите?
– Это я и хотел предложить. Итак, когда вы познакомились с Менжегой?
– Простите, я все же хотел бы узнать, что именно нашли в камере хранения?
«А что я теряю? – подумал Турецкий. – Тем более, скорей всего, Поляков и сам это знает».
И он сказал:
– Там были яуфы с пленкой.
– Что такое яуфы?
– Металлические коробки, в которых хранится кинопленка, – теряя терпение, объяснил Турецкий.
– То есть там было кино?
– Да.
Поляков хлопнул себя по лбу:
– Как же я не догадался. И какое же?
– Не знаю, я еще не смотрел.
– Я имею в виду – наше или иностранное?
– Да какая разница, в конце концов?!
– Может, и никакой, а может, и существенная. А вы разве не понимаете, откуда оно взялось, вы, следователь?! Вы же были недавно в Сочи!
И тут Турецкий поперхнулся. Действительно, как он мог забыть! В первый же день Трофимов рассказал ему, что из внеконкурсной программы фестиваля пропало тринадцать фильмов, и по этому поводу разразился приличный скандал. И вот они где выплыли. Да, кстати, ведь нашлись только два фильма, а где же остальные? Еще и это теперь добавилось, не говоря уже о каком-то мифическом Принце, о котором обмолвился Поляков.
– Откуда в таком случае вы знали про этот тайник? – недоверчиво спросил Турецкий.
– От Менжеги.
– Тогда я еще раз спрашиваю: когда вы с ним познакомились?
– Неделю назад. Он пришел в мою фирму в Таллине, представился как корреспондент какой-то местной русскоязычной газеты. Потом, естественно, выяснилось, что таковой вообще не существует. Самое странное, что он даже предварительно был записан на прием, причем якобы по моей просьбе. Очевидно, кто-то сумел поговорить с секретаршей моим голосом. А я тогда взял себе за правило не упускать ни единой возможности для общения со средствами массовой информации, потому что надо же было людям объяснить, что реально произошло. На «Ренате» ведь и русских пассажиров было много. Люди могли просто перестать плавать через Балтику.
– А вы считаете, без вас это было непонятно. Лучше бы сменили этот широковещательный тон, Поляков. Очнитесь, вы уже не на телевидении.
– А я туда не напрашивался. Меня просто подловили. Кто-то в гостинице узнал и позвонил на НТВ.
– В какой именно: в «Космосе», «Славянской», «Интуристе», «Измайловской»? Вы ведь меняли их в Москве каждый день, не правда ли?
– Ого, вы проследили почти весь мой путь. Я польщен таким вниманием.
– К сожалению, вам тогда повезло. Мои коллеги каждый раз опаздывали. А когда вы поменяли документы, они и вовсе вас потеряли.
Ознакомительная версия.
