Ознакомительная версия.
Она очень естественно и непринужденно позволит ему объяснить, как построена система теневых предприятий. Она спросит, видит ли он какие-либо опасности или недостатки этой системы, а потом дополнит текст объяснениями Рикарда Мармена насчет механизма отмывания денег. Это объяснение позволит связать весь материал воедино. Датчанин позволит персонифицировать эту реальность, хотя его личность останется за кадром газетной публикации.
Она словно услышала голос Андерса Шюмана: «Это вопрос техники описания».
Она вышла из номера, заперла дверь и направилась к лифтам.
Лотта захватила с собой еще больше принадлежностей, чем в прошлый раз: рюкзак с камерами и объективами, большую вспышку, штатив для камеры и еще один штатив для вспышки, большой круглый экран и еще какую-то сумку, о содержимом которой Анника могла только догадываться.
– Ты на самом деле думаешь, что все это тебе сегодня понадобится? – спросила Анника.
Лотта ничего не ответила и принялась целеустремленно носить свои вещи к машине – сначала рюкзак, потом сумки, штативы и, наконец, экран и таинственную сумку.
– Нам будут нужны совершенно заурядные снимки, – напомнила Анника. – Собственно, их должно быть четыре: панорама Гибралтара, вид на Мэйн-стрит, портрет адвоката и портрет девушки из Эстепоны.
Лотта, не говоря ни слова, села за руль и повернула ключ зажигания. Анника заняла место рядом с ней, положив сумку на колени. Она тотчас достала папку бумаг и стала читать записи, внося правку в текст. Она знала, что ее укачает, но будет еще хуже, если она пустится в разговоры.
Фотограф выехала на дорогу N340, а потом свернула направо, на платную дорогу. Она не проронила ни слова, пока они не проехали полпути до Эстепоны.
– Твоя вчерашняя выходка была совершенно недопустимой, – сказала она, продолжая глядеть на дорогу.
– Давай не будем выяснять отношения сейчас, на дороге, – урезонила ее Анника, не поднимая голову от бумаг.
Лотта схватилась за руль с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев.
Путь оказался короче, чем думала Анника. Они очень скоро оказались в Ла-Линее, пограничном испанском городке, откуда до Гибралтара было не больше получаса езды. Они проехали по четырехполосной дороге вдоль моря и скоро увидели величественный Гибралтарский утес, который – если верить Википедии – возвышался над морем на четыреста тридцать метров.
– Постарайся где-нибудь припарковаться, – сказала Анника. – Наверное, нам будет трудно проехать таможню на машине, к тому же неизвестно, пропустят ли нас, потому что автомобиль взят напрокат.
Лотта упрямо наклонила голову.
– Я собираюсь делать хорошие снимки, а для этого мне нужна хорошая аппаратура. Я не могу тащить ее на себе, а значит, повезу на машине.
– Для наших снимков совершенно не нужна студийная аппаратура, – не сдавалась Анника.
В этот момент Лотта затормозила. Стоявшие впереди машины составляли огромную очередь, начало которой было скрыто от глаз.
Анника вздохнула. Они стали ждать. Одну минуту, две, пять.
После этого Анника открыла дверь и вышла из машины.
– Пойду посмотрю, что там творится.
Здесь было намного прохладнее, чем в Марбелье. Море справа было уже Атлантикой, море за утесом – еще Средиземным, но ветер дул с Атлантики. Хорошо, что она надела джинсы и пиджак.
Она прошла около ста метров мимо череды машин, пока не добралась до начала очереди. Потом она вернулась. Лотта за это время продвинулась на четыре метра. Анника села в машину.
– Очередь жуткая, – сказала она. – Надо рассчитывать часа на два, не меньше.
– Ты совершенно не уважаешь меня как профессионального фотографа, – вновь продолжила выяснять отношения Лотта. – Ты велела мне делать никчемные снимки этой уродливой тюрьмы, хотя там можно было найти массу более драматических сюжетов.
Анника сглотнула.
– Да, возможно, – сказала она, – но именно эта уродливая тюрьма важна для нашей серии. Для нас не играет никакой роли то обстоятельство, что там живут женщины с козами и изборожденные морщинами испанские старухи, потому что мы здесь для того, чтобы писать о наркомафии и отмывании денег.
– Я говорю не о женщинах с морщинистыми лицами, я снимала их, потому что мне просто было нечего делать, пока я тебя ждала. Конечно, можно сфотографировать и тюрьму, но надо при этом учесть свет, надо работать с изображением. Будь то на восходе или на закате, надо видеть, как меняется цвет…
– Почему же ты этого не делаешь? – спросила Анника.
– Но ведь это ты решаешь! Это ты говоришь, когда мы отправляемся и куда мы едем. Ты обращаешься со мной как со своей секретаршей.
– Я мешала тебе проявить инициативу? Я хоть раз сказала «нет», когда ты что-то предлагала? Ты делала все, что хотела, всякий раз, когда открывала рот!
Лота смотрела на свои руки, изо всех сил стараясь подавить рыдания.
– Это не так легко. Я – всего лишь новичок, а ты – Анника Бенгтзон. Ты и в самом деле думаешь, что я осмелилась бы сказать, что, по-моему, нам надо делать?
Анника опешила:
– Что значит «ты – Анника Бенгтзон»? Что ты имеешь в виду?
– Все знают, как ты обращаешься со стажерами. Ты думаешь, мне очень хотелось ехать на эту работу, чтобы пробыть тут с тобой четыре дня?
Анника побросала все свои записи в сумку, открыла дверцу машины и вышла наружу.
– Куда ты? – крикнула Лотта из машины.
– Делай фотографии, какие захочешь. Я иду брать интервью у адвоката. Встретимся завтра утром в аэропорту.
Она захлопнула дверцу, вскинула сумку на плечо и зашагала к пункту пограничного контроля.
Для пришедших к таможне пешком никакой очереди не было. Анника показала паспорт и покинула испанскую территорию. Пройдя десять метров ничейной земли, она оказалась на британском контрольно-пропускном пункте.
Его здание напоминало станцию метро в пригороде Лондона. Низкий, сводчатый, как в туннеле, потолок, выложенный грубой шероховатой плиткой пол и бетонные оштукатуренные стены. Кое-где стояли чахлые комнатные растения, автоматы по продаже кока-колы и отвратительного британского шоколада. За столом сидел потный рыжий британец, который без всякого интереса посмотрел паспорт Анники, когда она прошла мимо его стола.
У выхода из туннеля она остановилась возле стенда с информацией для туристов и попросила карту города с отмеченным адресом на Сити-Милл-Лейн.
– Иди по взлетной полосе, – сказал ей дежурный и указал нужную дверь. – Потом свернешь налево, пройдешь подъемный мост и через ворота попадешь на Мэйн-стрит. Подойдя к «Плазе», снова свернешь налево. Сити-Милл-Лейн находится немного дальше, на склоне горы.
Анника поблагодарила, вышла из двери и оказалась в Великобритании, на авеню Уинстона Черчилля. Она поправила на плече ремень сумки и пошла по летному полю, протянувшемуся от Средиземного моря до Атлантического океана.
Здесь работала Вероника Сёдерстрём. Каждый день она проходила через эту таможню и шла по этой взлетно-посадочной полосе, чтобы дойти до работы. Или она ездила на машине? Неужели она каждый день выстаивала такие жуткие очереди, или у нее был способ ее обойти? К чему ей были эти мучения?
Были, должно быть, веские основания для того, чтобы она учредила свою контору именно в Гибралтаре.
Поток людей, шедших по полю, был довольно редким. С Атлантики дул холодный ветер. Анника зябко подняла плечи и сунула руки в рукава пиджака. Сердцебиение успокоилось. Она заставила себя забыть слова Лотты: «Ты думаешь, я хотела провести с тобой целых четыре дня?»
Она дрожала, как в лихорадке.
Прямо впереди стояло несколько некрасивых бетонных домов с бельем, сушившимся на балконах. Стоявшие у домов машины были старые и ржавые.
Да, наверное, здесь много денег, но это никак не отражается на облике города.
Центр города выглядел старше, был лучше ухожен и коммерциализирован. Вдоль главной улицы стояли гнутые парковые скамейки, на которых, правда, никто не сидел, фигурные фонарные столбы, урны и сотни беспошлинных туристических магазинчиков. Здесь теснились ювелирные лавки, магазины одежды, вина и сувениров, универмаги, пункты продаж мобильных телефонов и детских игрушек и – слава и хвала богу – магазин фототехники.
Анника вошла в один из них и купила приличную цифровую камеру с широкоугольным объективом и зумом, большую карту памяти и заряженный аккумулятор.
«Я смогу потом фотографировать детей, – подумала Анника. – Тем более что скоро мне выплатят страховку».
Она уселась на декоративную парковую скамейку перед магазином и прочитала написанную по-английски инструкцию. Как она и рассчитывала, камера оказалась несложной. Навести и нажать. Фотоаппарат сам наводил объектив на резкость, сам выбирал диафрагму и выдержку. Она затолкала фотоаппарат в сумку вместе с прочим хламом и пошла дальше.
Через десять минут она была на Сити-Милл-Лейн – узкой извилистой улочке, взбиравшейся вверх по западному склону утеса. Подъем оказался крутым, и Анника скоро запыхалась под тяжестью объемистой сумки. Место здесь было не таким шикарным, как главная улица, стало безлюдно. Пахло пылью и копченой колбасой.
Ознакомительная версия.
