Ознакомительная версия.
Обстановка была дорогая, подобрана со вкусом. Стенка, диван-кровать с роскошным текинским ковром, на круглом столе – высокая хрустальная ваза с увядающими бордовыми гладиолусами.
Алла Петровна выглядела моложаво. Чему способствовала умело положенная косметика и скромная, но изящная прическа. От нее исходил тонкий запах дорогих духов. Руки – ухоженные, с темным, почти коричневым лаком на ногтях, что вполне гармонировало с черными волосами Авдониной.
– Ах, Эдичка, Эдичка,– вздохнула Авдонина, усаживая гостью в мягкое кресло.– Я всегда боялась этих мужских развлечений. Охота, ружья… Шаг до несчастного случая…
«Значит, она думает, что это был несчастный случай»,– подумала следователь и решила, что рассеивать это заблуждение пока не следует.
– Вы давно живете отдельно? – спросила Ольга Арчиловна.
– Лет десять… Эдичка всегда стремился к самостоятельности. Как защитился, подал заявление в кооператив. Институт строил в хорошем районе, в Черемушках. Тут недалеко…
– Хорошо зарабатывал?
– Сколько кандидат получает? Сейчас это небольшие деньги. Помогла ему… Можно сказать, на ноги он встал по-настоящему недавно. Собирался жениться. Но, сами знаете, какие сейчас женщины. Не так легко найти настоящую подругу жизни…
– Много у него было друзей?
– Эдичка любил общаться. Я и сама люблю, чтобы было с кем встретиться, в гости пригласить…
Дагурова решила осторожно узнать, сообщал ли Эдгар Евгеньевич что-нибудь о Марине Гай.
– Марина? – удивилась Алла Петровна.– Какая?
– Марина Гай, дочь директора заповедника Кедровый.
– Да-да, он, кажется, говорил, что у директора есть дочка. Если я не ошибаюсь, она еще учится в школе?
– Поступает в институт.
– Совсем, выходит, еще ребенок…
– А Федора Лукича знаете?
– Лично незнакома. У Эдички как-то останавливался. У них дела совместные…
– Какие? – не удержалась Дагурова.
– Сын меня не посвящал в это…
Их беседу прервал телефонный звонок. Когда Авдонина взяла трубку, лицо ее преобразилось: скорбь исчезла, появилось подобострастное, угодливое выражение.
– Конечно, конечно, Вера Семеновна, не беспокойтесь. Обязательно буду… Часа через два,– сказала она и, положив трубку, виновато посмотрела на Ольгу Арчиловну.– Жена министра, моя клиентка… Понимаете, иногда приглашают на дом.– Она развела руками:– Хочешь жить – умей вертеться. Не так ли?
Вместо ответа следователь спросила:
– У вас муж, кажется, был военный? В каком звании?
– Авдонин? – удивленно посмотрела на нее хозяйка.– Кто вам сказал? Евгений Пантелеевич – простой инженер… Когда-то мне казалось, птица высокого полета… Увы. Нет, способности у него есть, но ни грамма самолюбия. Вечно на нем все ездили… Двадцать лет его не видела. Встретились на похоронах Эдички. Такой же неудачник. Пришел хоронить сына в старом, потрепанном костюмчике…
«Вот тебе и адмирал,– вспомнила Дагурова разговор с Ураловым об отце Эдгара Евгеньевича.– Еще одна ложь. Зачем было Авдонину врать друзьям? Стыдился, что простой инженер? В потертом костюме?…»
– Они общались? Я имею в виду отца и сына…
– По-моему, нет. Чему он мог научить Эдичку?
– А у вас нет адреса бывшего мужа?
– Где-то записан телефон.– Алла Петровна стала рыться в ящике трельяжа.– Нет, не найду… В справочной скажут… Я сама нашла его так…
Из дальнейшего разговора Ольга Арчиловна поняла: мать и сын жили каждый самостоятельной жизнью и мало знали о делах друг друга. Дагурова задала Авдониной последний вопрос – об их последней встрече с сыном в день его отъезда в Кедровый.
– Заехал на такси… Я как раз собиралась отдохнуть на юге. Какие теперь развлечения,– рассказывала Алла Петровна, снова заметно погрустневшая.– Эдичка говорит: отдам тебе должок, пригодится на курорте. Он брал у меня в прошлом году тысячу рублей… Подъехали к сберкассе, рядом с его домом. Он снял с книжки пять тысяч, отдал мои… Мы простились…– Она всхлипнула, промокнула платочком глаза.– Навсегда… Если бы я знала! Даже не зашла к нему, к клиентке торопилась. Жена генерала… Эх, жизнь! Спешим, все куда-то спешим…– Она махнула рукой.
– А остальные? – осторожно поинтересовалась Дагурова.– Четыре тысячи… Не говорил, зачем снял?
– Кому-то должен был отдать в заповеднике. Так я поняла…
В переполненном московском автобусе, который шел к центру, Ольга Арчиловна поняла, что план, составленный на первый день пребывания в столице, просто-напросто невыполним: дорога, поездки отнимают львиную долю времени. До Главохоты РСФСР, которая находится в проезде Серова, она добиралась около часа.
Видимо, чтобы ни у кого не вызывал сомнения характер этого учреждения, на втором этаже здания посетителя встречал белый медведь. Вернее – чучело белого медведя. А в кабинете начальника отдела, куда направили Дагурову, висел на стене отлично выполненный трофей, правда не охотничий, а рыболовный – оскаленная голова щуки.
Леонид Павлович Саженев, хозяин кабинета, крепкий мужчина лет пятидесяти пяти, о трагической истории в Кедровом знал понаслышке и был озабочен появлением следователя.
Дагурова попросила поднять разрешения, выданные Авдонину на отстрел зверей в заповеднике, а заодно и отчеты института, как добытые звери были использованы.
Начальник отдела дал соответствующее распоряжение одному из сотрудников и, пока шли поиски, все пытался выяснить, какое это имеет отношение к случившемуся в Кедровом. Ольга Арчиловна уходила от ответа, старалась перевести разговор на другое, не намереваясь открывать карты.
Потихонечку разговорились. Саженев когда-то руководил крупным зверопромхозом в Восточной Сибири и те места, где теперь жила Дагурова, знал хорошо. Воспользовавшись этим обстоятельством, следователь спросила, много ли может добыть охотник шкурок за сезон.
– Охотник охотнику рознь,– усмехнулся начальник отдела.– Есть такие – ого-го! На шесть с лишком тысяч рублей сдают продукции… Был у меня один, чемпион, можно сказать. Средняя норма охотопользования на человека – двадцать тысяч гектаров. А он за сезон ухитрялся освоить сто двадцать! В условиях Восточной Сибири! Где от мороза деревья раскалываются.
– Вы хотите сказать, он прочесал на лыжах сто двадцать тысяч гектаров? – переспросила Дагурова. Она считала себя уже сибирячкой, и эта цифра показалась ей фантастической.
– Смекалистый мужик! Мотоцикл переделал в аэросани… А дедовским способом – на лыжах – ни в жизнь.
– Это другое дело… И сколько же шкурок он добывал за сезон?
– Точно я сейчас уже не помню… Соболей больше ста, белок, кажется, тридцать. Да еще норку, ондатру, зайцев… Этого товара, правда, поменьше, но ведь основное богатство – соболь!
Зашел сотрудник отдела. Все те разрешения, которые были зарегистрированы в заповеднике Кедровом у Гая, вернули в управление с подробными отчетами. В них говорилось, что шкурки отстрелянных животных были использованы для научных исследований на кафедре, где преподавал Авдонин.
– Последнее разрешение было выдано 24 июля этого года,– сказал сотрудник отдела.– На отстрел одного соболя и одной куницы… Пока не вернули…
«Значит, разрешение выдано за три дня до гибели Авдонина»,– подумала следователь.
– У нас все как в аптеке,– сказал начальник отдела, когда они снова остались с Дагуровой одни.
– Да, с разрешениями у вас как будто порядок,– задумчиво сказала Ольга Арчиловна.
Начальник отдела с беспокойством посмотрел на нее.
– Система продумана,– подтвердил он.– Вы хотите сказать, в Кедровом браконьерничают?
– Есть подозрение,– кивнула следователь, решившись чуть-чуть приоткрыть завесу.
– Ай-я-яй! – покачал головой Леонид Павлович.– Не дай бог до высокого начальства дойдет…
– Я же сказала – подозрения…
– Ну да,– искренне сокрушался начальник отдела.– Если прокуратура взялась… Вы шутить не любите. Еще представление в Совет Министров бабахнете. Так некстати, очень некстати…
– А когда нарушения были кстати?– заметила Дагурова. Она не могла понять, что кроется за беспокойством начальника отдела. Боязнь, что сор вынесут из избы? А может, и сам Саженев наезжал к Гаю, как другие гости? На первый обход…
– Что верно, то верно,– вздохнул хозяин кабинета.– Но уж больно у нас серьезно относятся к выступлениям газет о нарушениях в заповедниках…
– Лучше, по-моему, когда нарушения вскрываются и виновные наказываются. Верно?
– Согласен с вами. Но есть и оборотная сторона. Стране нужны новые заповедники, новые заказники! Много! А как только мы ставим вопрос об этом, нас упрекают, что в уже существующих не можем навести порядок… Вот такие дела, дорогой товарищ следователь. Журналисты хотят сделать доброе дело, а получается… Конечно, сплеча рубить легче.
Ознакомительная версия.
