– Ты и так это знала.
– Знала, знала, но это другое дело. Не в знании сила.
– Разве?
– Сила в словах! Сила в голосе! Сила в интонации! Этого нельзя знать. Это можно только слышать, ощущать колеблющийся воздух!..
– Как ты хорошо говоришь, Анна! Ты умнее всех придворных женщин.
– После твоих рассказов о дворе это сомнительная по хвала.
– Прости, но с другими я просто не знаком. Однако и среди остальных едва ли есть равные тебе.
– Хорошо, я буду умнейшей! Слушайте и повинуйтесь моему умнейшеству.
– Не только умнейшеству, но и красивейшеству! Ты прекрасней всех!
– Ваше сиятельство, вы теряете чувство меры!
– Я же не счетовод, чтобы измерять свои чувства. Ты прекрасней всех!
– А как же ваша жена? И та, другая…
– Ни с кем не хочу тебя сравнивать. Особенно не вспоминай при мне ту черную душу…
– Но эта черная душа принесла тебе сына…
– Она не принесла, а выкрала у меня сына. Лишила меня сына.
– Не будьте неблагодарным, ваше сиятельство. Смуглая леди заслуживает уважения хотя бы потому, что ты ей, а не мне посвящал эти чудные сонеты.
– Это была ошибка. Чудовищная ошибка!
– Мы с тобой так долго играли в эту ошибку… Так что, правда, не будь неблагодарным.
– Я благодарен прежде всего тебе, моя фея, моя волшебная помощница.
– Спасибо, но теперь я должна выйти замуж во имя тебя и практически за твое имя.
– Это правда… Ты выходишь за мою маску!
– И никто не будет знать, что я твоя жена.
– Нет, всё наоборот, никто не будет знать, что я – твой муж. Я надолго стану никем, если не навсегда. Имя для истории важнее того, чье это имя. Ты теперь понимаешь это.
– Я понимаю. Но есть еще один человек, который тоже теряет себя.
– Он будет твоим мужем. Другого ему не надо. А мне и этого не дано.
– Не скромничайте, ваше сиятельство! Вы прекрасно понимаете, что для вас это не главное… и что главное. Но вопрос сейчас не в этом…
– Вот как?
– Да! Главное то, что я беременна, а он будет венчаться со мной. Едва ли ему понравится первенец, рожденный не от него.
– А он не может подумать, что это…
– Что это он?
Граф едва заметно кивнул, отводя взгляд в сторону.
– Прости меня, Анна… Как это все подло! Я подлец, я мерзавец! Давай от всего этого откажемся. Обойдемся без этой сделки, без его имени.
– Да, но он-то теперь не обойдется без меня. Он ждет, и у него тоже есть воля, как ни странно. Сейчас она в моих руках, но как только я ее выпущу из рук… Я не знаю, что он сделает. Другого выхода у нас нет. Это будет ложь во спасение.
– И кого мы будем спасать?
– Всех нас. Всех троих.
– Да, я сказал: она – твоя, а ты – мой. Я должен отдать тебя…
– Не говори глупостей. Всё равно я стану его женой. Что изменится? На полгода раньше. И потом…
– Что потом?
Анна потупилась и замолчала.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду… Это будет не в первый раз.
Граф привлек ее к себе:
– Анна, ты столько раз жила моей жизнью, моими изменами. Неужели ты думаешь, что я не смогу? Ты не рабыня мне! Ты мое второе «я»! Свободное как ветер. Но нам уже пора… Я отвезу тебя домой. Лишь только коснусь твоих губ…
Александр очнулся и увидел, что кто-то уткнулся ему в плечо. Прямо на нем лицом вниз лежала какая-то женщина в дубленке. Александр приподнялся на левом локте и, стараясь осторожно выбраться из-под женщины, слегка потряс ее за плечо. Она не шевелилась. Сомов попытался что-то сказать, позвать на помощь, но не смог: язык не подчинялся, во рту пересохло, и он не слышал своего собственного голоса. Александр с трудом сдвинул с себя тело (а интуиция подсказывала, что это именно тело, а не живой человек, таким тяжелым оно было) и с еще большим трудом сел. Теперь он смог заглянуть в лицо, как оказалось, молодой девушки. Она не подавала никаких признаков жизни. Пола ее дубленки была разодрана в клочья, а края этой дыры пропитаны кровью. Получается, что эта девушка закрыла его собой и невольно спасла ему жизнь.
Что он здесь делает? Александр с трудом возвращался к реальности. А… вспомнил! Он собирался лететь во Франкфурт из Домодедово. Эдуард забронировал ему билет и велел поменять симку. Сначала он искал VIP-зал, потом купил сим-карту и вышел из палатки. Дальше был грохот… И больше он ничего не помнит.
Александр закрыл уши руками, он ничего не слышал, словно кто-то выключил звук. Он зажал нос и с закрытым ртом с силой попытался выпустить из себя воздух, как его учил инструктор по дайвингу. Это называлось «продуться». И тут его просто оглушило. Крики, стоны, объявления по громкоговорителю с призывом сохранять спокойствие.
Он попытался найти пульс у девушки, лежащей у него на коленях. Пульса не было. Ей уже ничем нельзя было помочь. Вокруг в дыму бегали какие-то люди, он стал махать руками, призывая на помощь. Наконец подошли двое с носилками. Он показал на девушку. Подошедшие молча погрузили тело на носилки и унесли.
Александр с трудом поднялся и как сомнамбула направился в сторону VIP-зала. Кто-то его окликал, кто-то задавал вопросы, даже пытались тянуть за рукав. Но он не мог ни остановиться, ни ответить, ни даже просто как-то среагировать. Он помнил только одно: нужно сесть на свой рейс и улететь во что бы то ни стало.
«Это невыносимо, нужно уехать отсюда во что бы то ни стало», – мечтал Уильям, которому уже полгода как исполнилось восемнадцать. В июне он последний раз пришел в школу. Теперь он владел латынью вполне прилично и мог бы даже претендовать на должность при коронере, а со временем и на саму должность коронера, но не хотел и думать об этом. Ему совсем не улыбалось повторить судьбу того самого коронера, господина Свифта, благодаря совету которого он овладел-таки латынью и знакомство с которым продлилось так недолго.
Не отсутствие работы его беспокоило, работы хватало. В последнее время отец доверял ему управление почти всем производством. Сам Джон Шакспер все чаще уезжал в Лондон. Что он там делал, доподлинно неизвестно, но говорят, его жизнь не отличалась добропорядочностью. Вероятно, играл в карты да кутил вовсю. Но теперь он был осмотрителен, тратил только заработанные деньги. Зарабатывал же, собственно, Уильям. Если бы не он, дело отца совсем бы развалилось. Так что работа была.
Однако Уиллу нужна была не работа, ему нужна была Анна. Время шло, а от разговоров о свадьбе Анна уходила. Летом она была ужасно занята, в сентябре тоже. «Чем, чем занята?» – не находил себе места Уилл. А может, не чем, а кем? Ужасные подозрения не давали Уиллу ни секунды покоя. Он просто умирал, пожираемый собственной ревностью. Обманщики! Граф еще называется! Обещал: ты – мой, она – твоя… Что все это значило? Где он? Где она? Он вообще неизвестно где и неизвестно кто, она и рядом и далеко…
Уильям Шакспер, предаваясь этим грустным размышлениям, гулял после работы по окраинам Стратфорда. Там, откуда вел самый короткий путь к дому Анны и где он надеялся увидеть ее повозку. Теперь она могла появиться и поздно вечером. После смерти отца Анна получила гораздо больше свободы в передвижениях, хотя забот по дому у нее по-прежнему хватало.
И надежды Уильяма были вознаграждены. Когда ноги сами понесли его в сторону дома Анны, позади он услышал топот копыт. Анна Хэтуэй возвращалась на своей повозке домой. Завидев Уильяма, она остановила лошадь возле него. Все остальное происходило словно не с ним, словно Уилл наблюдал за всем происходящим со стороны. Как во сне юноша взобрался на повозку, и они поехали за город. Он что-то говорил Анне, в чем-то ее упрекал, а она оправдывалась. Потом он стал ее целовать, а она не давалась и пыталась вырваться из его сильных, уже мужских объятий. Потом он повалил ее в повозку на сено и стал рвать на ней одежду, а Анна пыталась отбиваться, но все слабее и слабее. Потом он ее связал, так что она уже не могла даже пошевелиться. А потом его страсть, обида, подозрения, ревность, злость вылились на связанную Анну…
– Зачем ты это сделал?
– Молчи, прошу тебя.
– Зачем, зачем? Ах Уилл, Уилл, ты был такой хороший…
– Я устал быть хорошим. Чтобы быть хорошим, нужно быть полным идиотом. Вы уже… из меня… почти что… сделали полного идиота… Но всему есть предел…
– Зачем ты так говоришь? Никто не делал из тебя идиота. Тебе только помогали…
– Хороша помощь! Мы договорились, а я жду уже полгода.
– Всего полгода… Да и никто тебя же не обманывал. Хочешь жениться на мне – женись. А ты даже не посватался… совсем как ребенок… А вот так, свою грубую силу показать – это ты уже вырос.
– Я не полгода ждал, я три года ждал. Я не жил, я только ждал. А ты жила…
– Ну давай, Уилл, договаривай. Оскорби меня. Даже можешь меня ударить, меня, слабую женщину… да еще связанную… Теперь ты настоящий взрослый мужик, Уилл. Поздравляю с боевым крещением.
– А ты теперь беги, жалуйся своему графу.
– Уилл, я хотела быть тебе хорошей женой. Графу я не жена, мы не живем с ним. А с тобой я хотела жить, иметь детей, свой дом. Граф бы помог нам…
