на которой горкой лежали толстые, румяные оладьи.
– Пей и ешь. Да, я там бывал, разумеется, годовую стажировку проходил. Пришлось ради этого даже в институте в академку уйти. Но оно того стоило. Опыта набрался бесценного, друзей приобрел. Так что все к лучшему.
– А почему вернулся?
Антон вдруг засмеялся. Необидно, но все равно, как над маленькой.
– А мне нравится тут жить. У меня свой дом в Сестрорецке, работа, позволяющая делать все, что я люблю, при этом без необходимости сидеть по десять часов в душном офисе, родители, друзья… Да и вообще, я же тебе говорил, что ждал тебя. Если бы я остался в Америке, то как бы мы с тобой снова встретились?
Против такого аргумента трудно поспорить. Действительно, никак. Лика сделала глоток кофе и взяла оладушек, откусила кусочек, снова хлебнула кофе. Божественно!
Последнее слово она сказала вслух, как последнее время делала часто.
– Договорились, – ответил Антон.
– О чем? – не поняла Лика.
– О том, что, когда ты переедешь из своего города в Сестрорецк, уволишься с работы, устроишься в фирму моего отца и начнешь новую жизнь, у тебя каждый день будут на завтрак пышные оладьи, вкусный кофе, ну, и что ты еще любишь. Я обещаю.
Кажется, ей только что сделал предложение мальчик, которого она помнила сидящим на горшке. Мужчина на восемь лет младше. Человек, которого она начала узнавать заново пять дней назад. Или обещание каждое утро кормить ее завтраком не равнозначно предложению выйти замуж? Последний вопрос ей, к счастью, удалось удержать при себе, а то бы вышло совсем неудобно.
– Какие у нас планы? – спросила Лика поспешно, скрывая смущение.
– А что ты предлагаешь?
– Я бы хотела съездить в больницу и проведать Викентия, раз он пришел в себя. Я чувствую себя немного виноватой, он получил предназначавшуюся мне отраву, а это нечестно.
– Хвала богам, что это именно так, – в сердцах сказал Антон. – Страшно представить, что было бы, если бы эту воду выпила ты. Хорошо, мы съездим в больницу, а потом?
Лика повернулась к Владу.
– Есть какие-то идеи? Что мы должны сделать, пока вы тут сидите как мышь под веником?
– Идеи есть. – Панфилов предпочел не обижаться. – Я долго думал, как именно я могу доказать свою невиновность. Я действительно всю ночь был дома один. Никто не сможет это ни подтвердить, ни опровергнуть. Есть только один способ доказать, что ни я, ни моя машина не появлялись на Пляжной улице той ночью. Это камеры на частных домах.
– Да. Мне эта мысль пришла в голову, как только я узнала о том, что нашли тело Кати, – сообщила Лика с удовлетворением. – И я тогда сразу сказала капитану Спиридонову, что в округе немало новых современных домов, владельцы которых позаботились о безопасности. То есть камер действительно много. Спиридонов заверил меня, что полицейские этим занимаются. Обходят дома с просьбой показать записи видеонаблюдения, на которые могла попасть машина убийцы, которую он подогнал, чтобы вывезти тело. Антоша, ты можешь аккуратно выяснить у своего друга, что именно им удалось установить?
– Спрошу, – кивнул Антон. – Он, правда, не в восторге от моего интереса к следствию, но, к счастью, у меня есть кое-что, что ему нужно. Так что, думаю, сговоримся.
– Если камеры есть, то при минимальном везении нам удастся доказать, что моей машины там не было. При максимальном – полиция найдет машину убийцы.
– Я бы на вашем месте особо не надеялся, что камеры помогут, – мягко предупредил Антон.
– Почему?
– Потому что если убийца – вы, то вы могли приехать на любой другой машине, необязательно на своей. Если убийца – кто-то другой, то он точно не идиот и тоже был в состоянии провернуть трюк с машиной. Что еще? Где вы были во время нападения на Эльмиру Степановну?
Панфилов печально улыбнулся.
– Не надо ловить меня на такой очевидности, – сказал он. – Я не знаю, когда на нее напали, поэтому не могу сказать, где я был.
– Вчера в половине одиннадцатого утра. Вы уже сбежали из своего дома, оставив там браслет, и теоретически могли добраться до гостиницы.
– Я и добрался, – мрачно продолжил Влад и, заметив насторожившийся Ликин и Антонов взгляд, поспешно пояснил: – Нет, в гостинице я не был. Я понимал, что мне туда нельзя. Я ждал неподалеку, за калиткой, ведущей к пляжу. Стоял под деревом, ждал Ирину, я знал, что она этой дорогой домой пойдет.
– Зачем ждали?
– Чтобы предупредить. Позвонить-то я не мог. Я телефон дома оставил, чтобы меня по нему не вычислили. Пересменка в десять, спустя несколько минут я увидел Иру. Мы с ней договорились, что она поспит после смены, чтобы не вызвать подозрений у отца, а после обеда мы с ней встретимся в Среднем парке. Так мы и поступили. На назначенную встречу Ира пришла очень расстроенной и рассказала мне о происшествии в гостинице. Мы сходили в гости к одной ее школьной подружке, а потом свалились к вам на голову.
– Тогда у вас не было возможности напасть на Эльмиру Степановну, – сказала Лика. – На нее напали, когда Ирина уже ушла, а напарница была отправлена за лекарством.
– Да, но это при условии, что Ирина не была сообщницей, – буднично заметил Антон.
Панфилов сжал кулаки.
– Такое чувство, что выхода вообще нет. А так не может быть. Выход всегда есть. Это аксиома.
– Ладно, тогда будем надеяться на камеры. Пойду звонить Вадьке.
На лице Панфилова отразилась тревога.
– Я надеюсь, он сюда не заявится?
Антон усмехнулся.
– Вообще-то может. Мы действительно дружим, еще со школы. Да ладно, не журись, у нас так-то не принято заваливаться друг к другу в гости без предупреждения, так что в случае чего будете уходить, как писал Жванецкий, «огородами, к Котовскому».
На лице Панфилова читалось непонимание. Он этой фразы явно не знал, зато Лика засмеялась. Антон Таланов нравился ей все больше. Еще и чувство юмора у него отличное, и Жванецкого знает, что для нынешних двадцативосьмилетних мальчиков скорее исключение из правил.
Оставив Панфилова в доме одного, они сели в машину и отправились в больницу. По дороге Антон позвонил капитану Спиридонову.
– Слушай, помнишь, ты просил меня об одной штуке? Так вот я все сделал. Если ты не передумал, то уже сегодня вечером можешь получить свой керамбит. Да ладно, не стоит благодарности. Точнее, стоит. Взамен поделись со мной информацией по ходу расследования. Кто вымогатель? Я – вымогатель? Вадик, ты оскорбляешь меня, своего друга, в лучших чувствах. Мы же должны понимать, что происходит, раз уж оказались в эпицентре событий. Тем более что это ни на что не
