спасет время или чудо, — осторожничали швейцарские специалисты.
— Пожалуй, шансов на скорое выздоровление процентов тридцать, — вторили им психиатры Германии.
— Она может остаться невменяемой, — сочувственно пожимал Михееву руку приглашенный из Москвы специалист.
— А давайте домой… — попросила его мать Лены. — Я ее травками отпою. Родная природа с людьми чудеса творит…
Два месяца они прожили на маленькой дачке в пригороде Минска. Копались в огородике, распивали чаи на закате, парились в баньке. Он удил рыбу, она сидела рядом. Он складывал яблоки в ящики, она перебирала приготовленную солому. Он читал девочкам сказки, она кивала в такт словам. Он протягивал руку, она отдалялась…
И приходилось все начинать сначала.
Однако Анна Романовна, врач с сорокалетним стажем, знала, что делала. Травяные сборы постепенно возвращали ее дочь к жизни. А может, не только сборы. Знакомая с детства тропинка в лесу, старые фотографии на стенах, родные запахи и звуки. Детский смех. Детские слезы. Терпение. Вера. Надежда. Любовь…
Ненастным утром Михей проснулся от странного ощущения. Раскрыл глаза. Повернулся к двери. На пороге стояла Лена. Удивленный взгляд. Непостижимая синева, которую не смогла притушить даже вязкая серость за окном.
— Созрела… — шептала она, протягивая к нему руку.
Михей приподнялся, чтобы рассмотреть…
На ладони лежала веточка облепихи. Сизые листочки, оранжевые ягоды в мелких дождевых каплях.
— Осень… — виновато улыбнулась Лена.
Потом снова была клиника. На этот раз белорусская. Частые визиты. Испуганные девочки. Взволнованные бабушки. Мечущийся между Женевой и Минском Михей. Недовольные его новым графиком работодатели. Неожиданно явившаяся мама…
Бесконечный поток лиц. Замедленные жесты. Сдерживаемые эмоции. Полутона… полузвуки… Слабеющий пульс надежды.
И наконец:
— Она сможет. Наметилась позитивная динамика.
— Спасибо, доктор!
— Себя благодарите. Себя. И Бога… Да, вот еще что, женитесь на ней, молодой человек. Чем быстрее, тем лучше. Одиночество ей противопоказано.
— Да… — Михей захлебнулся резким конфликтом эмоций, — она меня к себе и близко не подпускает…
— А вы все равно женитесь…
В принципе, он был готов к этому шагу, не заметив, когда стал воспринимать Лену близким человеком. Дрожать над ней и над девочками. Стараться предупредить любое желание. Оградить от бед. Быть рядом…
Возможно, что-то надломилось в нем в тот далекий римский полдень, когда впервые обнаружил вместо знакомой тетушки очаровательную женщину. Или еще в Н*, когда посмеялся над собой в желании обладать первой встречной…
До сих пор любовь не требовала осознания или просто не желала поддаваться. В любом случае чувство Михею досталось не из легких. Прорастало с болью, то просясь на волю, то исчезая в сумрачных глубинах души. Но ведь досталось!
Никто прежде не казался ему так дорог! Ни писаные красавицы, ни боевые подруги, ни труднодоступные интеллектуалки. Разве что мама. Но там связи родственные. Самая ценная ценность. А тут… Нечто, не вписывающееся в привычную аналитику. Странное. Неоднозначное. Вызывающее одновременно острейшее притяжение и не менее острый протест. Сомнение в правильности позиций: принять, защитить или отдать на откуп правосудию. Сжать женщину в объятиях или бежать без оглядки прочь…
Как опытный аналитик, он пробовал проанализировать ее роль в собственной жизни. Куда там! В лихолетье бед и ошибок, тревог и забот проще было принять дар судьбы. И нести его по жизни. Достойно и трепетно. Как и подобает нормальному мужику. Он и принял. И понес. Протискиваясь сквозь терновые заросли, преодолевая огненные реки и слизкие глинистые берега. По каменистым ухабам и опасным горным тропинкам. Через сотрясаемые гневом небес глубины и высоты. Туда, где свершаются чудеса и соединяются судьбы.
Долгие восемнадцать месяцев длилось это путешествие. И в один прекрасный день завершилось. На недоступной простым смертным высоте. В озарении дивного осеннего солнца, упорно не желающего выбираться из-за туч. Оранжевыми капельками облепиховых ягод на узких женских ладонях.
С тех пор осень стала его любимым временем года. Сам он — счастливейшим из несчастных. А мама обзавелась сразу двумя внучками. В настоящее время они с Анной Романовной применяли полузабытые профессиональные навыки в лечении Ольгушки и Анфисы. Самозабвенно витая в любимых медицинских облаках.
Михей с головой погрузился в тихие семейные радости и огорчения. Научился использовать по полной отпуск, выпрашивать у начальства отгулы. И купировать, отгоняя куда подальше, воспоминания о тех страшных мгновениях. Покачнувшееся тело над пропастью в семь этажей… Невидящие, полные отчаяния глаза… Себя, летящего навстречу судьбе… Вырывающего из цепких пальцев что-то очень важное и ценное… Укачивающего, скрывающего от любопытных взглядов работников отеля… Суровые лица врачей… Слепящая пульсация света на карете скорой… Уплывающая в никуда каталка… Запрещающая надпись на дверях реанимации…
Время и обретенное чувство лечили раны. Видения расплывались, становились короче, возникали реже. Рассыпались, потревоженные счастливыми детскими лицами, охами и ахами бабушек, манящим синим сиянием самых дорогих в мире глаз…
И бесценный подарок, еще один осколок счастья, полученный через год:
— У нас будет мальчик…
Мальчик! Сын! Сложившийся пазл… Счастье, тугим узлом связавшее их всех. И любовь, прошедшая сложнейшие испытания. Укрепившаяся в пути. Проросшая сотнями всходов. Острая. Яркая. Заслоняющая собой все и вся. Почти заслоняющая.
Прошлое пока не оставляло. Михею не сразу удалось смириться с новым Лениным пунктиком. Вчерашняя непримиримая мстительница задумала исправить возможные из своих ошибок. И занялась врачеванием нанесенных ран. Перевела деньги на лечение Роберта Никитовича. Вернула долг Матвея его тестю. Наняла лучших адвокатов Раку.
— Зачем, Лена? — возмутился тогда Михей. — Эти проходимцы получили по заслугам. Народ облегченно вздохнул, простившись с Жуком, Сапуном, Раком. В губернии грандиозные перемены. Борисик городской отдел возглавил! Каждую неделю звонит…
— Пойми, я не хочу лишать этих людей будущего.
— Лишать?! Да уж… их лишишь, как же! Такие из любого болота выплывут, не сомневайся. Почти не замаравшись. А урок всем впрок. В другой раз на чужой беде счастье строить поостерегутся.
— Понимаю. Но там и наша вина…
— Пустое! Разве могли вы представить, что такое случится?
— Они тоже не могли. Просто глупо пошутили…
— А суд? Это тоже была глупая шутка? Тебя вывернули наизнанку, спровоцировав на месть. Вот и аукнулось…
— Хорошо, а как же этот мальчик? Он-то ни в чем не виноват…
— Ты тем более… Он сам захотел. А когда наружу вся гадость вылезла, сорвался. Мальчик — скажешь тоже! Потасканный, лишенный стыда бездельник. На удивление живучий. Задал эскулапам задачку. Полгода на больничной койке, мелкий пакостник. Мать чуть с ума не сошла. Думаю, твоя стипендия поможет ему взяться за ум. Кто бы мог подумать, что отпрыск прожженного чиновника тяготеет к тонким наукам!
— У меня хорошие агенты…
— Согласен. И что? Вошел во вкус? Как ему аргентинский климат?
— Римма Николаевна говорит, что Артема хвалят. Нравится
