– Это непростой вопрос.
– Пап, ну почему, когда мы говорим о Чарли, то тебе все ясно и понятно, а как только я начинаю разговор о Кэтлин, то все сразу же становится «непросто»?
Я задумался, а потом сказал:
– У меня нет другого ответа, кроме как сказать, что ты задала хороший вопрос.
– Ну конечно! Ведь я твоя дочь, в конце концов.
– В этом нет никакого сомнения, – согласился я. – Ладно, слушай…
И в течение нескольких следующих минут я рассказал ей о своих чувствах к Кэтлин и о том, как я останавливаюсь у нее каждый раз, когда бываю в Нью-Йорке. Я рассказал ей и об Эдди Доуз, и о том, как Кэтлин пытается удочерить ее. Когда я закончил, на другом конце линии установилась тишина.
– Ты меня слышала? – спросил я.
– А ты понимаешь, что первый раз в жизни говорил со мной как со взрослым человеком?
– А как же иначе? Ведь ты у меня уже девятиклассница.
– Так вот, постарайся не забывать об этом, когда начнешь беспокоиться обо мне с Чарли в следующий раз.
– Ага. Кстати, а что ты знаешь об этом пареньке?
Кимберли стала говорить что-то о том, что ему двадцать один год, но в это время мое внимание отвлек доктор Хеджпет, который, отодвинув штору, вошел в мою кабинку. Он нахмурился, увидев, что я говорю по мобильному в палате интенсивной терапии, однако вежливо ждал, пока я закончу разговор.
– Прости, Котенок. Что ты сейчас сказала?
– Я сказала: только не смей этого делать, папа. Не майся дурью и не вздумай устраивать проверку кредитной истории Чарли или его взаимоотношений с законом… Он хороший парень. Его отец – крупный адвокат.
– Адвокат? Лучше бы ты сказала мне, что встречаешься с Чарли Мэнсоном, чем с адвокатом.
– Да это не он, а его отец – адвокат, – вздохнула моя дочь. – Послушай, просто обещай мне, что не будешь устраивать ему никаких проверок.
– Обещаю.
– Ну, вот и хорошо, – сказала девочка. – А теперь иди и проведи время с Эдди. Судя по твоему рассказу, она просто прелесть. И вот еще что, папочка…
– Слушаю тебя, детка.
– Я за тебя счастлива. И очень тебя люблю.
– Я тоже люблю тебя, Котенок.
Я отключил телефон и взглянул на доктора Хеджпета.
– Как я и предполагал, у вас сердце настоящего льва, – произнес он.
Я кивнул.
– После теста вы не чувствуете никакой боли?
– Нет.
– А дискомфорт в желудке?
– Пока нет, – покачал я головой.
– Пищевое отравление может проявиться и через сорок восемь часов.
– А в среднем?
– Через шесть-восемь.
– Тогда у меня все еще впереди.
– Да, конечно. Но на тредмиле[16] мы вас здорово нагрузили, и вы это спокойно выдержали. Даже на ранней стадии отравления у вас должен был появиться какой-то дискомфорт. Поэтому это может быть и не пищевое отравление.
Малыш протянул мне листок бумаги с записанным на нем именем и номером телефона.
– Это что, мозгоправ?
– Это на случай, если вы захотите встретиться с врачом здесь, а не в вашем родном городе.
Я спрятал бумажку в карман и пожал ему руку.
– Вы молоды, доктор, но вы отличный врач.
Он подмигнул мне:
– Все так говорят.
– А ты знаешь что-нибудь об этом пареньке, Чарли Беке? У него еще отец известный адвокат в Дарнелле…
Я разговаривал по телефону с Салом Бонаделло, мафиозным боссом Среднего Запада, на которого я иногда работал.
– Я знаю людей, которые могут его знать, – ответил Сал.
Я обещал Кимберли не устраивать Чарли Беку никаких проверок, но не обещал ей, что не буду задавать вопросов.
– Обычно Кимберли вполне адекватно оценивает людей, но что-то в этом парне мне не нравится. С одной стороны, ему достаточно лет, чтобы легально покупать алкоголь…
– Дарнелл – городишко маленький. А люди, сам знаешь, любят посплетничать. Я, пожалуй – как это называится? – повожу жалом по округе.
Я вспомнил о том, как Сал обычно «водит своим жалом».
– Я бы не хотел устраивать из этого шоу, – объяснил я. – И мне бы очень не хотелось, чтобы Кимберли узнала, что эту информацию собираю именно я.
– Послушай, приятель, у меня у самого дочь. Все будет в ажуре.
– Спасибо, Сал.
– Так ты придешь ко мне на прием?
– Я не пропущу его ни за что на свете.
– Ты будешь со своей новой девахой? С той, что живет в Нью-Йорке?
– Мы сегодня идем с ней покупать платье для выхода, – ответил я.
– Одень ее как-нибудь посексуальнее, – попросил Сал.
– Да она и в мешке из-под муки будет выглядеть сексуально.
– Мешок для муки – это совсем неплохо. Только пусть он будет совсем маленьким.
– Буду иметь это в виду.
– А что насчет этой лисоватой блонды, которая на тебя работает?
– А что насчет нее?
– Она-то придет?
– На прием? Ни за что.
– Но ты ее пригласил?
– Конечно.
– Может быть, мне – как это называится? – пригласить ее лично?
Я представил себе Калли, одетую для светского выхода. Конечно, она была сногсшибательна, но…
– Она не очень любит общество, – заметил я.
– Ага. До тех пор, пока дело не касается убийства его членов.
– Вот именно, – подтвердил я.
– Если этот парень умудрился влипнуть в Дарнелле, штат Западная Вирджиния, в историю, то это могло произойти только в заведении, которое называется «Грэнтлайн Бар &Гриль».
– И что?
– А то, что я знаю там бармена, Медвежонка. Он мне должен кучу бабла.
– Понимаешь, я не готов, чтобы Чарли ломали ноги. По крайней мере, не сейчас.
– Я просто хочу сказать, что Медвежонок знает, что к чему. И если твоя детка была в этом баре, то он мне об этом скажет. А если она туда придет, то он за ней присмотрит.
– Кимберли всего шестнадцать. Она еще не ходит по барам, – заметил я.
– Дарнелл есть Дарнелл, – ответил Сал.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты там когда-нибудь бывал?
– Нет.
– Там совершенно нечего делать, кроме как пить, трахаться и колоться.
– Что ты сказал?
– Прости, не хотел тебя обидеть, – сказал Сал.
Я подумал о том, что он только что сказал, и о том, как родителям даже в голову не приходит, что их дети могут пойти по кривой дорожке.
– Слушай, звякни Медвежонку прямо сегодня, а? – попросил я.
– Уже набираю, – ответил гангстер. – Послушай, а ты знаешь этих карликов?
– Виктора и Хьюго?
– Точно.
– А что с ними такое?
– Да они тоже явятся ко мне на прием.
– Я уже об этом слыхал.
– Да нет, взаправду. Во плоти.
– Постараюсь об этом не думать, – произнес я. – А ты скажи своим ребятам, чтобы не вздумали над ними подшучивать. Они ребята непростые.
– Да, я всех уже предупредил. Только подумай, эти карлики завалили Джо Де Мео…
– Они предпочитают, чтобы их называли «маленькие люди», – просветил я Сала.
– А я предпочитаю большие конверты.
Сал имел в виду конверты с добровольными пожертвованиями, которые его лейтенанты и специальные гости должны были принести на прием.
– Я ведь всегда с тобой по-хорошему, – продолжил он. – Вот и сейчас, с этой твоей дочкой, – еще один пример. Благотворительность – как это называится? – начинается с тебя самого.
– То есть в данном случае – с тебя.
– Вот я о чем и травлю. Так что постарайся меня удивить, – сказал он, – удивить по-хорошему.
– Удивить тебя? – переспросил я. – Сал, да я поражу тебя!
– Большего мне и не надо, – донеслось из трубки.
Офис мисс Н. Крауч, дипломированного психиатра, располагался в Ньюарке, штат Нью-Джерси, на пересечении Саммер и Седьмой улицы, недалеко от федеральной трассы 280. Мисс Крауч делила свой офис с детским психологом по имени Агнес Баттл. Именно Агнес и выполняла работу работницы ресепшена, когда я вошел в помещение. Она указала мне на кабинет мисс Крауч, и я вошел.
Мисс Крауч встала и протянула мне руку. Мы представились друг другу, и она сделала неопределенный жест в сторону той части своего кабинета, где располагались различные кресла и диваны, сказав при этом:
– Прошу вас, располагайтесь.
Я быстро осмотрелся вокруг. Доминирующим цветом в офисе был насыщенный сливовый, и только одна, дальняя стена была выкрашена в светло-коричневый с легкими черными поперечными штрихами, так, что она напоминала пробку. На этой стене висело несколько профессиональных сертификатов, включая диплом Медицинской школы Питтсбургского университета. Все выглядело очень чисто и модерново, за исключением старинной деревянной вешалки, которая стояла в углу рядом с дверью.
Я уселся в роскошное кожаное кресло с высокой спинкой, больше похожее на трон.
– Доктор Хеджпет говорил что-то о возможной психосоматической боли? – начала мисс Н. Крауч.
Если бы Дарвин, мой официальный куратор, узнал, что я посещаю мозгоправа, он немедленно подослал бы ко мне наемного убийцу. Эта мысль не давала мне немедленно перейти к делу.
Она была одета в плиссированную юбку синего цвета и такой же жакет, который носила расстегнутым. Шелковая блузка была кремового цвета с круглым вырезом на шее. Она носила плетеную цепочку из белого золота, концы которой целомудренно прятались на середине ее груди.
