— Так. Он бы все равно не успел проскочить.
— А мотоцикл успел бы?
— Думаю, да! Конечно. Я не специалист, но машина-то у него серьезная такая. Видно, что сильная машина.
— То есть он мог проскочить на «желтый», но тормознул возле вас, правильно?
— В общем, да.
— Что было потом?
— Потом он чуть вперед проехал, и я от него отвлеклась. Перед нами ведь джип стоял. Он массивный. Я не смотрела вперед. А дальше — взрыв.
— Может, вы видели еще что-то подозрительное? Уже после взрыва?
— Господь с вами! Что я могла видеть позже? Моего мужа ранили! Мне самой руку посекло. Машину нашу раскорежило. Кто за это ответит? — снова всхлипнула женщина.
— Хорошо, Ирина Петровна, на сегодня закончим. Распишитесь вот здесь. И не волнуйтесь. Все образуется. Возможно, мне придется еще раз вас побеспокоить. Работа у меня такая, — улыбнулся Субботин. — Если что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните по одному из этих телефонов, обязательно позвоните! Договорились?
Он протянул женщине визитку.
— Конечно, обязательно, — женщина поднялась. — Я могу идти?
— Разумеется.
— Это он, этот щэнок! Я все видэл! Гомахлебуло! — выругался темпераментный житель гор, владелец разбитого «доджа».
— Что вы видели? Спокойно, пожалуйста! — строго осадил свидетеля Субботин.
— Видэл, как этот щэнок, этот чучхиани, положил на крышу «вольвэшныка» сумку какую-то. И почти сразу рвануло! А все говорят, «кавказцы», «кавказская» мафия! У вас свой мафия столко, что хоть… ешь!
— Не выражайтесь! — прикрикнул Суботин. — Скажите, вы этим маршрутом часто ездите?
— Каждый дэнь! Каждый дэнь езжу! С работы домой, из дома на работу.
— Кем работаете?
— Частный прэдпринимател. Ларьки возле мэтро дэржу. А что, нэлзя?
— Ну почему нельзя? Если разрешительные документы в порядке, можно.
— У мэня в порядке!
Хорошо, хорошо, мы это проверим. Вы раньше на этой трассе не видели мотоциклистов?
Не видэл? — Кавказец наморщил лоб. — Зачэм не видэл! Вчера видэл! И позавчера видэл! Этот же модсл «Сузуки», Классный мотоцикл! Я все хочу своему парну купит, но пока нэ заработал на такой. А нот малчишка, наверно, сэбе такой красавец мотоцикл на трупах заработал, чучхиани!
Спокойно, гражданин Чантурия! После взрыва нм что-нибудь подозрительное видели?
Что видэл? Мой машина разбит, вот что видэл!
А красного цвета «девятка», она перед вами стоила, так?
Да, так.
Из нее никто не выходил?
Нэ выхрдил? — Чантурия вновь наморщил лоб. Вах! Как нэ выходил? Как раз мотоциклист проехал вперед, к светофору, мы все стояли, а мужик из красного «жигуля» выскочил к ларьку за сигаретами.
Как он выглядел? Вы его рассмотрели?
Нэт, зачем мне? Ну как? Качок такой. Стрижка короткая. Бычара. Лица нэ видэл, врать нэ буду.
Рост?
Что рост? Рост как рост. Высокий такой. Сто восемьдесят или даже выше.
Он в машину вернулся?
Какой вернулся?! Тут как раз и рвануло.
А после взрыва вы. его видели? Ну представьте, у мужика машину покорежило. Что же, он ее бросил на дороге?
Кавказец наморщил лоб.
Нэт, не вэрнулся! Точно. Я еще к его машине бросился.
— Зачем?
— Нэ знаю… В состоянии этого… эффекта.
— Аффекта, — машинально поправил Субботин.
— Ну да. Впереди пятерка стоял. Там мужик ранэный. Его женщин голосил как полуумный. Я и бросился к задней машине. Думал, нужно помощ какую оказыват, так чтобы бычара помог. А никого в машине нэ было.
Субботин связался по рации с напарником:
— Иван, допроси ларечницу из сигаретного киоска… — Дав вводную, он протянул Чантурия протокол допроса. — Ознакомьтесь, распишитесь. Если понадобится, мы вас еще вызовем. Вы никуда уезжать не собираетесь?
— Куда уезжат? Здэс бизнес, женщин любымый, ты что!
— Хорошо, распишитесь.
Продавщица из сигаретного ларька подтвердила тот факт, что за несколько секунд до взрыва высокий бритоголовый мужчина лет тридцати покупал у нее сигареты «Парламент». Расплатившись, мужчина завернул за ларек и исчез из поля зрения продавщицы. В этот момент и прогремел взрыв.
Женщину повезли на Петровку для составления фоторобота.
Маша шла домой, зябко ежась в тонком, продуваемом всеми ветрами осеннем пальтишке. Пальтишко сначала носила старшая сестра, затем оно перешло к Маше. А еще до старшей сестры пальто это носила другая девочка, из благополучной семьи. Вещи им часто отдавали соседи, которые не могли спокойно смотреть на свору вечно голодных, плохо одетых детишек Насти Разуваевой.
Разуваевы когда-то были обычной семьей обычного рабочего поселка, вернее, довольно крупного железнодорожного узла, где все мужчины работали на «железке», а женщины держали коз и кур, занимались огородом, кричали на детей и старели. Мужчины попивали и поколачивали домочадцев.
С раннего детства Маша знала, что уедет отсюда как можно скорее. Например, после восьмого класса можно уехать в областной центр и поступить там в педагогическое училище.
Но когда Маша училась в восьмом классе, отец, путевой обходчик, черной декабрьской ночью угодил под колеса скорого поезда. Как было сказано в медицинском заключении, «в состоянии тяжелого алкогольного опьянения». Мать взяла на себя его функции по части выпить и поколотить домочадцев. А на Машу и ее старшую сестру Нину были возложены все домашние обязанности, к которым, впрочем, добавились и хлопоты по уходу за младшими детьми, поскольку каждые год-два в доме появлялись новые братики и сестренки. Мать рожала от кого ни попадя, совершенно не заботясь о детях. Одни умирали, другие рождались… О педагогическом училище можно было забыть. Мать попросту не отпустила бы ее из дому. Да и горячо любимую Нинку не могла Маша бросить одну со всей этой сворой…
Нс сознание перевернулось, когда Маша заканчивала девятый класс, а сестра Нина, лучшая подруга и отчасти мать, уехала из поселка с каким-то чумовым археологом. Археологи работали у них целый месяц, возились с руинами древней церквушки. Они тоже были вечно пьяными, но веселыми, остроумными и так много знали… Нина с Машей пропадали у них каждую свободную минуту.
Минуты выпадали поздними вечерами, когда все дела по дому были переделаны, а у археологов горел костер, звучали под гитару чудесные песни, по кружкам разливалось вино. И один из них, бородатый, чернявый, похожий на цыгана, не сводил влюбленных глаз с Нинки. И все повторял, что такой красоты он не видел нигде— ни в Москве, ни в Париже. Но Маше и в голову не приходило, что это случайное знакомство, это беззаботное и ни к чему не обязывающее времяпрепровождение может закончиться словно финал волшебной сказки. Не для нее, для Нины. И еще она никак не думала, что Нинка сможет вот так запросто бросить ее и уехать неизвестно куда… Впрочем, почему неизвестно? Нина прислала письмо, в котором сообщала, что вышла замуж и уезжает с мужем в Германию. Ничего себе, сходили на вечерний костерок!
Маша, оставшаяся в доме за старшую (не принимать же в расчет вечно пьяную мать), поняла две вещи: нет ничего невозможного в этой жизни, следует только идти напролом к поставленной цели. И второе: каждый за себя! Только за себя!
Она взялась за учебу с каким-то бешеным остервенением. По сути, весь десятый класс она прожила в доме учительницы Раисы Михайловны, которая очень жалела способную девочку и изо всех сил натаскивала ее для поступления в институт. Окончив школу, Маша рванула в областной центр, не оглядываясь назад, на бессмысленно улыбающуюся вслед уходящему автобусу мать и ватагу братьев и сестер, поднявших рев на весь поселок.
Поступить на дневной не удалось— не добрала баллов. Но это и к лучшему. Зато прошла по конкурсу на заочный факультет Московского гуманитарного университета, устроилась на работу в детский сад, где нянечки всегда были в дефиците, а бесплатная еда — в избытке. Первый год она там и жила — в детском саду. И только потом сняла комнату, вернее, угол, у давних знакомых отца. К тому времени она была уже воспитательницей и подрабатывала уборщицей. Можно было выкроить на отдельный угол в чужом доме, но на свой собственный дом — нет, никак. Но это пока! Это временно! За пять лет, проведенных вдали от дома, она осознала, что: первое — красива, второе — умна, третье — достаточно образованна.
Оставалось познакомиться с принцем. Желательно иностранным. С этим было труднее. Хотя их городок, почти сплошь усеянный прелестными церквями, привлекал толпы туристов, пробиться в экскурсоводы все никак не удавалось. Слишком хлебное место, слишком много желающих. Что ж, может, ее ждет совсем другой успех?
Она подошла к двери подъезда, опасливо оглядываясь по сторонам. Как хорошо, что она назначила ему свидание возле арки, а не здесь. Теперь нужно быстро вбежать наверх, потому что он непременно пожалует сюда, не обнаружив ее в условленном месте.
