Пришлось вставать, отпаивать его чаем и по новой объяснять, как я нашла бедного Марка.
Рон сидел на стуле и бездумно раскачивался из стороны в сторону. Он без передышки повторял: «Я буду следующим…»
– Да что с тобой, Рон, – уговаривала его я, – успокойся. Завтра пойдем к следователю и он разберется. И мы тут же уедем отсюда.
– Как же, он разберется! – закричал он. – Посадит нас всех, а настоящий убийца тем временем будет гулять на свободе!
На Рона тяжело было смотреть. Смерть приятеля так подкосила его, что он просто ничего не соображал.
Мы с Денисом тоже притихли. Убийца кружил вокруг нашей группы и кто знает, кого он выберет следующей жертвой. Надо было срочно уносить отсюда ноги. Но пока нас не допросят в управлении, уезжать было нельзя.
Денис тем временем крутил в руках сотовый телефон. Вдруг он спросил:
– Рон, тебе известны эти номера? – и показал на высвеченное окошко прибора.
Рон оторвал руки от головы и непонимающе взглянул на Дениса.
– Это телефон Марика, Валерия нашла его около тела…
– Ну-ка дай мне его, – Рон протянул руку, глянул и тут же ответил: Последний номер мне неизвестен, видимо какой-то местный. А вот предыдущий это телефон нашего ресторана, где мы с Марком работаем… работали.
– А кто мог звонить ему? – я решила включиться в беседу.
– Рафаэль, скорее всего.
– Кто это?
– Наш бармен, из ресторана «Малахит». Он часто звонил Марику.
-У них что – общие дела? – заинтересовался Денис.
– Нет, просто Марик встречался с Лилей, сестрой Рафаэля, а тому это не нравилось.
– Почему? – удивились мы оба.
Рон внимательно посмотрел на нас, взвешивая, говорить или нет и, наконец, решил, что мы достойны доверия. Он сказал:
– Есть несколько причин… Прежде всего, Лилия из семьи горских евреев, а они не любят, когда их девушки встречаются с ашкеназами. В их семьях до сих пор силен патриархат и женщины не имеют права на собственное мнение.
– Ты не преувеличиваешь? – спросила я – мой бывший муж Борис был грузинским евреем из Баку, но ничего подобного за ним я не замечала.
– Что ты! – возразил Рон. – Оказывается, они уже обручили Лилию с каким-то вдовцом на двадцать лет старше ее. Она его и не видела даже. А Марика встретила и полюбила, когда немного помогала брату в ресторане убирала, мыла посуду. Если бы вы знали, как он играл на гитаре – как бог!..
– Так зачем они были против?
– Мы работаем в ресторане по вечерам. А по утрам играли на Мидрахов это пешеходная улица в Тель-Авиве, где собираются музыканты, художники, керамисты и продают свои работы.
– Арбат… – заметила я.
– Что? – не понял Рон.
– Она говорит, что в Москве тоже есть подобная улица, – пояснил Денис мою короткую реплику.
– Ну хорошо, играли на Мидрахов, ну и что? – я ничего не понимала.
– А то, что однажды там проходил отец Лилии. Марк издали увидел его, громко поздоровался, но тот отшатнулся и прошел мимо, как будто мы были прокаженные. А вечером Лиля не пришла на работу. Рафаэль объяснил нам, что для их отца отдать дочь замуж за человека, который попрошайничает на улице… Лучше убить ее собственными руками. Вот такая история…
Рон вздохнул, видно было, что рассказав нам о Марке, он немного успокоился.
– Как вы приехали в кибуц? – спросила я, чтобы нарушить паузу.
– Случайно… Это все Марк. Он разговаривал с Рафаэлем, когда Йоси зашел в ресторан. Йоси и сказал, что едет через пару дней в кибуц.
– Так вы были знакомы раньше? – удивился Денис.
– Только шапочно. Йоси иногда обедал у нас, как-то привел с собой Тамару. И в тот день он предложил Рафаэлю поехать, так как у него в минибусе было два места. Рафаэль отказался – он Песах привык в семье встречать, а вот Марк быстро ухватился за эту идею, да еще меня уговорил.
– И все же я не понимаю, – сказал Денис, видимо размышляя вслух, – кому понадобилось убивать их обоих? Это же совершенно разные люди: один – богатый подрядчик, а другой – нищий музыкант.
– Марк – это Лизавета… – неожиданно сказал Рон.
– Кто?
– Раскольников убил Лизавету после старухи-процентщицы, только за то, что она его видела.
Я восхитилась. Здорово все-таки в израильских школах преподают русскую литературу. Вот, недавно, например, я шла по улице и услыхала, как один эфиопский подросток насвистывал «Половецкие пляски» Мусоргского. Придя домой, я тут же рассказала Дашке, какого образованного мальчика я встретила. На что моя дочь ответила со здоровым скептицизмом:
– Мамочка, эта музыка из последнего хита на MTV.
И все же израильтяне в большинстве своем знают, кто такие были Чехов, Достоевский и Толстой. А вот многие ли мои бывшие соотечественники знают имена Шмуэля Агнона (между прочим, нобелевского лауреата) или Амоса Оза?
– Согласен, – кивнул Денис, – другими словами, убийца убрал нежелательного свидетеля.
– А кто знал, что Марк что-либо видел? Убийца же не видел его, когда тот вышел с праздника.
– Нет, Валерия, я все-таки удивляюсь, глядя на тебя. Одна моя тетушка любила повторять: «Такой умный, аж дурной»…
Денис сказал это с такими комичными местечковыми интонациями, что мы с Роном невольно рассмеялись.
– А если серьезно, ты вспомни, сколько людей проходило за нашими спинами, когда Марк рассказывал об увиденном…
– Значит, кибуцники услышали и передали убийце, либо убийца проходил сзади нас, а мы ничего не видели! Если бы я только знала! – воскликнула я.
– Что же, выходит, убийца – кибуцник? – спросил Рон.
– Может быть, – согласился с ним Денис. – А может и нет…
– Почему?
– А почему не гость кибуца? Сколько их приехало на праздник? Не менее двух сотен. Маловероятно, чтобы это сделал кибуцник. Они живут в замкнутом мире и в большинстве случаев их интересуют лишь внутренние проблемы. А вот кто может поручиться, что один из туристов, имеющий что-либо к Йоси, не захотел расправиться с ним на чужой территории? Ведь гораздо проще приехать сюда под чужим именем, ведь никто не спрашивает номера удостоверения личности. Вызвать Йоси с праздника, убить, и спокойно вернуться на свое место. Без проблем!
Эта версия показалась мне убедительной. Узнать, что Йоси будет здесь, приехать, убить и уехать. А потом ищи-свищи его.
– Нет, не получается, – заявил Рон. – Если бы убийцей был кто-то из приезжих, он бы уехал из кибуца сразу же после совершения преступления. А он остается на следующий день и убивает Марка. Это точно кибуцник!
– А я думаю, – я решила встать на позицию Дениса, – что не такой он дурак, этот приезжий. Кого полиция будет искать в первую очередь? Того, кто утром не пришел на завтрак. А вот уехать после того, как станет известно об убийстве, да еще выразив свое возмущение, дескать «Мы отдыхать приехали, а тут такие вещи творятся!» можно безо всяких проблем. Скорей всего он так и сделал.
– Иди знай, сколько народу уже уехало, – печально произнес Рон.
И это было чистой правдой.
* * *
Утром мы с Денисом сидели на автобусной остановке. Автобус должен был придти через двенадцать минут, а пока мы разговаривали с дедулей в шортах по колено и в полотняной панаме. Деда звали Яков, было ему девяносто лет и ехал он в городскую поликлинику.
– Присаживайтесь барышня, – сказал он на чистом русском языке, совершенно без акцента. – Автобус вот-вот подойдет.
Усевшись рядом с занятным стариканом, я спросила:
– Вы кибуцник?
– Да, уже шестьдесят один год.
– Неужели? – восхитилась я, а Денис подошел поближе.
– Вы, наверное, были среди основателей этого кибуца?
– Да, – вздохнул старик, – знаете, что было здесь, когда мы пришли?
– Что?
– Болота. Сплошные болота, – старик смешно произнес слово «болота» с ударением на последнем слоге. – А нас – восемнадцать человек, из Москвы и из Питера. Нет, двое были из Варшавы. Мы купили эту землю у местного бедуинского шейха.
– А в Бунде состояли? – спросил Денис тоном: «В каком полку изволите служить?».
– Конечно, – кивнул Яков, – но потом решил, что мое место в Палестине. Я был завзятым сионистом. Твердо знал, что евреям незачем жить среди других народов. Место еврея – в своем государстве.
– Согласен, – Денис был невозмутим, – но в двадцатых годах и речи не могло быть о еврейском государстве. Ведь здесь была подмандатная британская территория.
– А мы ехали и ехали, – упрямо сказал старик. – Строили кибуцы, был энтузиазм и вера.
Подошел автобус. Старик показал карточку кибуцника и прошел вперед. Мы заплатили и уселись неподалеку от него.
– Все началось с чайников, – вдруг сказал он.
– Каких чайников? – спросила я.
– Приватных. Раньше у нас было все общее. И все были равны. Надо кому нибудь одеяло – пожалуйста, тебе дадут. Но если у тебя одно уже есть, то извини, второе получишь тогда, когда дадут всем. Это справедливо.
